Пинг-понг жив
Шрифт:
Еще у Вацлава встречались чудные советы, скажем, не хаять чужую рожу, - женщин особенно касается. Многие тетки не преминут вякнуть за глаза про ближнюю и дальнюю, мол, страшна как смертный грех и прочее. А это лишнее. Я согласна с поляком обеими руками, есть в этих "оценщицах" мимолетная гнусь. Ваца же считал, что злопыхательство на почве чужих телесных изъянов - признак "неправильной" радости, нездоровых гормонов и, как следствие, повод подумать о вечном. Быть может, книжка напоминала смесь дзенских опусов и "Диагностики кармы", быть может, это графомания и бред, но мне нравилось. Кто сказал, что графомания и бред не должны нравиться?! И кто сказал, что полное отсутствие причинно-следственных связей в твоей голове не может привести тебя к верному финалу... иной раз достаточно квасить капусту на молодую Луну, и не квасить на убывающую и во время ежемесячных "трех дней Кондора" (Марс все думал однажды, какое бы название благозвучное отписать месячным...), иногда достаточно просто выполнять нелепые и малообъяснимые правила, чтобы преуспеть, ежу понятно. Одиноким женщинам - не заводить кошек, кошки отпугивают сожительские тенденции, ничего тут не попишешь. А собаки, напротив, способствуют беспорядочным контактам, хотя бы исходя из поздних прогулок. Впрочем, у всякого свой опыт, и свои монетки под пятки, и своя соломка там, где упадет. Мне, конечно, захотелось извергнуть свежую порцию вопросов, но некому, пустота, ночь вокруг, Ваца неприлично храпит, мне остались самые мучительные три часа до встречи с поездом, везущим посылочку.
Посылочки из родных краев приходят чаще всего, когда я в звенящем отчаянии. Пускай даже в гастрономическом - начинаю лопать гостинцы прямо на перроне. Вот и теперь я не в лучшем виде, но тенденция
Утром - и никогда больше я не получила комментариев. Утром было не до этого, а потом не сложилось. И книгу я больше в глаза никогда не видела, хотя, представьте себе, скучала по ней. Но потом такое началось. После того, как Марсик сбежал от смятенных попутчиков в Польше, он вернулся. Свежий, просветленный. Имел наглость дарить подарки! Маленький кипятильник и сигару, а Насте - брошку с бирюзой. Отлучку трактовал без пафоса: счел упущением, что не довелось спать на варшавских газонах, а места исторические, приятные, и поляки так близки нам, чем Марс был совершенно очарован. Удивительно, что Настя его топором не зарубила. Она почуяла проверку: стерпишь - будем жить дальше, а если проблемы - тогда извини. Штука в том, что она хотела жить дальше. Пусть и зыбко, и ненадежно. Но на Вацлава в тот момент она положиться не могла. А остаться одной было позором - с такими-то данными! Ее бы гипотетически обсмеяли гипотетические подруги. Никаких подруг не было, но ведь "над вымыслом слезами обольюсь". Многие обливаются. Одни в недоумении: я красоты неописуемой, а все одна, почему? Другие наоборот: вот я, голубка серенькая, ничего особенного, а мужики ко мне липнут, спасу нет. Тут не знаю, кому сочувствовать больше, а счастливым обычно дела нет до рожи, они другие. А вообще мелкая моя мещанская душонка плачет с поверженными, а от победителей нос воротит. Похоже, Настя на глазах меняла касту - из верховной в жалобную, да тут еще Марс подсобил. Не говоря уже о прочих женских постигших ее неприятностях (но, слава Господу, она быстро забеременела от Вацлава, тут вроде все поправилось, бабушкины страшилки не сбылись, а это всегда приятный стимул...). А Марсик оплошал с картиной. Оплошал еще отчим, выведя свою фамилию, а шустряку-"агенту" пришлось оплошать окончательно. Он не предполагал, что картину будет покупать русский. Заграничный русский, которому как ни странно интрига понравилась. В России его просто обязаны были обмануть, без мошенничества здешнее сафари бессмысленно, сценарий у ковбоя-перерожденца удался. Марс дивился: какая ж разница буржуину, чью картину он берет, раз она ему приглянулась, речь ведь не о подделках Рембрандта. Дурачина, ты, простофиля, а то как пойдет художник в гору, станет цениться, а "буржуин" и не прочухает, что сделал удачное вложение, чепуха получится. "Вот и славно, что все открылось, вот и чудненько", - Марс не нашел ничего лучшего, как заворковать, а то вдруг убьют сейчас же, привет, мол, от русской мафии из Нью-Йорка.
До чего же страхи наши нелепые. Мы тоже однажды затеяли с моим добрым приятелем немного выпить. Еще был кто-то, но мы самыми стойкими оказались, песни пели, рыбу среди ночи купили вкуснейшую с белой мякотью горячего копчения. Вроде ажур неколебимый. И вдруг ни с того ни сего мне друг мой показался опасным. Чокнутым. Сидит весь тощий, красный, и истории неприятные рассказывает. Как одна девушка, якобы, которая любит его до разрыва селезенки, живет теперь в глухой псковской деревне, одна в деревянном домике, зимой укутавшись в шалочку ходит к колодцу... Теперь вспоминаю эпизод - ну с грустинкой, но ведь не Хичкок! А тогда мне показалось, что именно Хичкок, ужас засасывающий, и взглядик у приятеля не мутнеет, как положено для нашей кондиции, а ясный, приветливый, понимающий даже, как у маньяка из черно-белого хрестоматийного "Психо" (в нем впервые обыграно убийство в ванне - налицо нездоровье мэтра Х., ну да шут бы с ним, со своим бы здоровьем разобраться). И я как забоюсь! Хоть к соседям стучи с воплем. Думаю, нет, к соседям не буду, пока он в туалет ходит - спрячусь. И залезаю под кровать в комнате. На ней остатки компании дрыхнут - какая-никакая, а защита. Тот облегчился, вышел и молча меня ищет. Молча! Был бы в своем уме - позвал бы меня, покричал. А то молчит. А потом спокойно доводит до сведения, выходи, мол, я знаю, где ты. Матка боска! Кошмар достиг критической массы и весь вытек. Устала я под кроватью. Не то чтобы тесно и грязно, но чуть поодаль от меня лежала засохшая кучка кошачего дерьма. Хоть и засохшая, а неприятно. Я и вылезла. И говорю ему, чтоб дул отсюда немедленно, а то... а то не знаю, что будет. Он медленно обулся и впрямь ушел. Послушался почему-то. Но мы и по сей день дружим, как ни в чем ни бывало, редко-редко, недоуменно вспоминая вечеринку с Хичкоком.
И Марсик залопотал, залопотал о судьбах художников, о Тулуз-Лотреке, который всегда к слову, и завел заморского господина к виновнику торжества. Чтобы убедился господин, что теперь уж без обмана. Отчим словно всю жизнь готовился к встрече, приободрился. Жилет вязаный напялил, кекс прошлогодний нарезал жирными ломтями - а ведь еще недавно болел по нисходящей. И тут у Марса волосы зашевелились - дедулька-то чересчур ожил и давай лепить горбатого про дочку-шалунишку с дружком, что балуются с его картинами, шутки ради выдают за свои, но что с них взять - молодежь... да, мол, мне и не жалко, лишь бы в люди показаться, а уж если и купят, так мне и так радость, а деньги с собой не унесешь - туда... Марс уже тыщу раз проклянул русскоязычие покупателя, но кто ж предположить мог, что настин батя - сущая бестия. Свернуть ему шею на глазах у гостя не представлялось возможным, соучастие, пусть даже пассивное, в насилии, наверное, противоречило его принципам. Хотя пока что все происходящее он воспринимал с ироничным воодушевлением. Ему нравилось. И отчим поймал настроение. Он и оправдывался перед Марсиком в том ключе: "Я специально. С картиной должна быть связана история, понимаешь? Легенда. Никто не пострадал, ведь, слышишь, марсианин?! Настюша тоже будет только рада и ничуть не расстроится, она умная девочка, поймет, что маленькая клевета ради большого блага. Уймись, давай выпьем за встречу". Выпили уже, сколько можно. Впервые Марсику не улыбалась перспектива дармового праздника. Все легко само собой завершилось. Шустрым оказался божий человечек. Его правда: разве повредит Насте разоблачение?! Чай не перед всем народом в исподнем выставили и секут по голым ляжкам. Всего лишь заокеанский мистер, который вот-вот отчалит в Новый свет, где относительно нас будет ходить вверх ногами, сплошное недоразумение в пределах ошибки, повод для маленькой досады. В конце концов пусть нечаянно, без благого умысла, но Марсик избавил подругу от бесплодной игры. Да может и ни к чему репетировать объяснения - не умная ли Настя девочка в самом деле, не утешилось ли ее самолюбие новым польским витком? Любить - любил, но долго у Марсика не получалось, заключение брака сродни переходу спортсмена в "профессионалы",
А как быть с теми, кому нечего прощать? Как Насте. И с теми, кому много прощается, а они не верят. И не любят вечно. Как Марсик. Если бы я с ними не имела чести, то можно было бы не тревожиться за человечество: совершенства нет, каждому прощается и каждый верит по мере сил. Но все оказывается сложнее. Жаль. На небе свой учет и контроль, такой же извилистый, как и земная бухгалтерия. Любая исключительность - риск, потому и кончили плохо оба не вошедших в "таргет-паству". Оба не каялись. ТАМ этого не любят. А здесь по-разному.
Но сначала событийный ряд долго скручивал "не вошедших" в бараний рог. Настя встретилась с разоблачением лицом к лицу. Кажется, вскользь, на закрытой вечеринке с художественным уклоном. Тогда как раз появилась мода на закрытость. И на некоторых художников. Настя решила блеснуть уже собственной кистью, имея на то основание (Ваца ее смущенно хвалил, конечно!) И тут ее застигает чей-то лукавый вопрос, дескать а это ваши картинки... или папочкины опять-с?
Откуда ветерок подул, до Анастасии доходило минут пять. До конца не дошло, ибо где ей предположить предшествовашую ее позору комедию положений, папочкино показательное выступление и марсово попустительство маленькой лжи. Но и в момент нелицеприятности этой Анастасия еще не перешла в лагерь Вацлава. Она еще долго после того готова была принять от Марса битье челом в пол и объяснительную и покаянную записки. Но их все не несли на серебрянном подносе, а Ваца задался целью догнать и перегнать. Он должен был перещеголять вероломного и единственного своего друга. Сколько можно было терпеть от него обидных катышков превосходства?
Я говорю Ваце, бог ты мой, ну что же Настя расстроилась, плюнула бы и растерла, тем более, если у нее получалось лучше, чем у родителя? На сем Вацик циклился, вдавался в детали экспрессионизмов и уминал в мою голову очевидное: что у Насти с отчимом абсолютно непересекающиеся манеры и сранивать их - кощунство. Настя, вернувшись после конфуза, держала истерику в улыбчивой уздечке и тоже не понимала, чего это она... какое ей дело...ну и пусть...и к лучшему...освободилась...на каверзный вопрос она со светской стойкостью ответила "нет". А мир начал обретать неприятно обусловленные формы: папенькина отстраненность, марсовы отлучки. Угрюмая служительница парка тормозит качели-лодочки: бухающие, шершавые толчки снизу - примерно в тех же ритме и тональности Настя понимала, что с обоими в сущности не живет. Ни с отчимом, ни с Марсиком. А с кем не живешь, они уже отрезанные ломтики. Вацлав в тот вечер остался единственным другом. Есть люди, обреченные на это амплуа. С теплой сердцевиной и померзшей листвой снаружи.
В сущности все - мои домыслы. Я понятия не имею, что в действительности чувствовал этот образец резьбы Господа по ребру Адама. Я совсем не Настя. Но я бы чувствовала, может быть, именно так. Я люблю прикинуть себя на чужое место под солнцем. Когда мне легко, я воплощаюсь в страждущего - на секундочку. От любой же паршивости сбегаю в автобусные сны о судьбоносных ангажементах. Заглядываю через плечо в книги. Там оказывается: "...в июле Марии Каллас позвонил директор Ла Скала и пригласил ее на роль...вместо заболевшей... но Мария Каллас уже могла себе позволить отказаться..." Вот и я сразу воображаю себя в недосягаемейшем состоянии, когда могу позволить отказаться. Я-то наяву ни от чего не отказываюсь. И самое странное даже тогда, когда могу себе позволить, хоть потенции мои куда как скромнее, чем у сиятельной М.К. Но где наша не пропадала, держу руку козырьком, вперед и только вперед - к неизвестной жизни, с которой совсем не умею управляться. Держу наготове свободный прибор для удачи, как говорил Марсик. Чтобы, как М.К., вовремя и правильно отказаться, дабы получить большее. Страницу вовремя перевернули и уведомили меня, что Каллас не просто из чванства нос воротила, она не желала чужих вакансий, она хотела получить только свою, только для нее. И получила. Вот что случилось дальше - я не в курсе. Но тоже помотало Величайшую. Как и всех величайших. Как и не величайших большей частью. Величие - это очень-очень длинные деньги, часто посмертные. Изредка короткие, но на них рассчитывать не стоит. Быстро и много может быть только однажды, - вот, собственно, и принцип "сингла". Меня-то нелегкая хранила от "перегрева", в любви особенно: всякий раз я готова была "бросить все" - и всякий раз часом-годом позже несказанно радовало меня симпатичное "все", к вящему удовольствию до сих пор присущее мне. Если приходится выбирать - Один Самый Что Ни На Есть и многообразные прочие - я не без колебаний, но склоняюсь к последним. У меня непрекращающийся и разрушительный роман с миром.
Засим дальнейшее. "Пытаясь проникнуть в эту тайну придешь только к тайне"... Это из Лао-Дзы. Я ведь познакомилась с Марсиком, когда по ошибке зашла не не в тот подъезд, и на подоконнике последнего этажа (я решила убедиться в ошибке досконально) неколебимо спал юнец, подложивший под сальную голову редкую даосскую книгу. Тогда, во всяком случае, редкую. И - тогда еще юнец, хотя для меня он являл собой умудренного завлекательным опытом старшего товарища в момент слияния дурной и правильной компаний. То есть в самый-самый зачин, когда булькает пафос "идти другим путем" и в ходу прочие нигилизмы. Марсик был из тех, из первых, которые как феи на крестинах принцесски: какие феи - так и поплывем. Нет, потом тоже случаются любимые персонажи, но вкус у вина будет уже совсем другой.