Пионер. Назад в СССР
Шрифт:
Все равно не смирюсь. Нельзя опускать руки. Иначе сдохну в этом теле, в этом времени, среди этих идиотов. Какая позорная кончина для меня. Если бы кто-то из моих врагов узнал, наверное тоже сдох бы. От смеха.
В конце концов, способности имелись у меня с рождения. Они не зависят от физических данных. Да, тело было другое. Согласен. Гораздо более приличное. Но это ведь дар, который существует в сознании, в моем мозгу. Псионика — это я. Именно я и никто другой. Неужели не сумею разбудить свои возможности снова? Да ну на хрен! Быть того не может.
Решил подождать до вечера, а потом опять
Вот дождусь, пока стемнеет, дебильные детишки лягут спать, пойду в лес и там уже с полной отдачей займусь собой. Мне нужно максимально сконцентрироваться. Запустить процесс. Надеюсь, после сегодняшней ночи, когда утро было крайне насыщенным, никого не понесет на подвиги с зубной пастой. Или вообще, на любые подвиги. Я уж и не знаю, что может прийти в голову пионерам. Тем более, еще этот концерт. Верне, сначала какая-то торжественная часть, а потом уже веселье и праздник. Глядишь, народ устанет, будет крепко спать. Они ведь должны уставать?
Ага… Щас!
Глава 10
Спустя некоторое время, я понял, либо способности псионика ушли безвозвратно, но эту версию мое сознание отказывалось принимать, либо нужны более подходящие условия. В любом случае, плюнув на всё, отправился обратно в корпус. Пока меня не кинулись искать. Внимания привлекать точно не нужно. И без того отличился с самого начала.
Оказалось, вернулся я вовремя. Репетиция номера закончилась и нас снова согнали всех вместе. Эта постоянная тяга к коллективизму меня нервировала сильно. Куда не плюнь, все надо вместе. Проснулись — вместе, завтрак — вместе. Хорошо хоть в туалет не всем составом ходим.
Елена Сергеевна, Прилизанный и Бегемот построили отряд перед корпусом. Нина Васильевна сняла даже свою отвратительную шляпу с искусственными цветами. Похоже, намечалось что-то серьёзное.
Нас тоже перед построением заставили нарядиться в белые рубашки. Сверху мы повязали все те же красные косынки. Я так понял, это — знак принадлежности пионерскому сообществу. Пацаны называли их галстуками. Хотя, по мне, косынки и есть. А вообще, штука удобная. Хочешь, на шею. Хочешь, на голову. Если вдруг ранение, можно ногу перевязать. Или руку. Короче, мне кажется, я понял, почему утром вожатые устроили в отряде перекличку. Наверное, дабы удостовериться, что никто не слинял и не умер во сне. Потому как, всё, что я видел вокруг, очень непрозрачно намекало на тяжелые условия выживания. Даже эти галстуки подходят на все случаи жизни. В том числе, на самые хреновые. Наверное, в этом и суть.
Вася напару с Ряскиным, пока мы куда-то шли толпой, уверяли остальных пацанов, что выступление будет фееричным. Нездоровый блеск их глаз, честно говоря, настораживал. На месте Селедки, которая по ходу сюжета изображала обезьянку и которую эти два пирата должны были взять в плен, я бы крепко подумал, так ли оно нужно, выступление. Потому что у меня,
Правда, сначала, перед концертом, было странное мероприятие, назначение которого вообще не понял. На площади, находившейся между столовой и кинотеатром, собрали всех детей. Я так думаю, что всех. Потому что их было просто до хрена. Помимо старших и средних отрядов обнаружились совсем молокососы. По семь — восемь лет. Вместо красных косынок, которые повязали нам, на этих были значки. Я снова с некоторым сожалением подумал о том, что данный период в моем времени из истории вычеркнули. Ничего не знаю о нем. Приходится разбираться походу пьесы.
Хотя, за эти два дня, оказавшись в обществе подростков, мне кажется, я начал догадываться, почему хронисты выкинули почти восемь десятков лет. По причине неоправданной жестокости данного периода, наверное. Если тут детей в лагерях держат, то что можно ожидать от взрослых…
В этот момент посмотрел на Прилизанного. Чисто машинально. Константин Викторович топал впереди отряда. Он маршировал и пел какую-то дебильную песню. При этом, каждую минуту оглядывался на плетущихся сзади подростков, скалился безумной улыбкой и с маниакальной бодростью кричал.
— Ну! Ребята! Подпевайте!
Особо «умные», типа той же Селедки, весело подхватывали припев. Остальные, более-менее нормальные, среди которых был и я сам, просто шли следом. Было жарко и если честно вообще ничего не хотелось. Тем более, петь. Это очень странная херня. Честное слово. Просто идти по лагерю, задирать колени до подбородка и голосить про какого-то орлёнка, который за каким-то чертом должен лететь к солнцу. Или про костры, которыми взвились темные ночи. Даже песни с садистким уклоном. Маниакальные.
Но на Константина я посмотрел по другой причине. Этот придурок немного в картину, которую рисовало мое воображение, не вписывался. Потому что в нем нет ничего опасного или жестокого. Просто идиот. Да и Бегемот тоже… Нина Васильевна через каждые два шага, разворачивалась к нам лицом, пятясь назад, и начинала размахивать руками в такт песне. Улыбалась она, как и Прилизанный, пугающе. Нормальные люди не могут так улыбаться. Нет причин, чтоб испытывать настолько огромное счастье. Ладно, разберёмся…
Когда мы пришли к месту назначения, слава богу, Константин Викторович тут же заткнулся. Судя по тому, какие серьезные стали у присутствующих рожи, сейчас должно было начаться то самое открытие смены.
Нас построили по периметру. В центре — труба, которая оказалась флагштоком. Рядом — незнакомый мужик и еще парочка человек. На мужика обратил внимание в первую очередь. Вылитый гоблин. Большие выпученные глаза, один весьма заметно косит, и плечо, от которого будто кусок откусили. Мужика все время кривило из-за этого в бок. Говорил он скрипучим голосом сквозь стиснутые желтые зубы. Поэтому, невзирая на малый рост, выглядел злобно и устрашающе.