Пират.Дилогия
Шрифт:
Черт возьми! Показалось?
Поставив кружку, молодой человек рывком поднялся на ноги и, подойдя к полке, потрогал накрепко приклеенные к толстой сосновой доске фигурки – трех желтых, с серебряными саблями, воинов. Пешки!
– Ну вот, сэр! Нужный вам человек скоро прибудет. Совсем немного просил подождать.
Обернувшись на незаметно подошедшего хозяина, Андрей посмотрел ему в глаза и спросил прямо, без экивоков:
– Откуда это у вас?
– Чатуранга… – кабатчик хмыкнул и довольно пригладил бороду. – Эти индийские шахматы, должно быть, повидали немало. Один человек подарил их мне лет десять тому назад… Знаете, сэр, он тоже был загорелый, из наших.
– А как его звали?
– Уж и не помню, – пожал плечами Борис. – Да он и не назвался, скорее всего… а если и назвался, так не своим именем, вы ведь понимаете всё, сэр.
– Так он в Риге?
– Никогда больше его не встречал! Такой высокий седой мужчина. Кажется, он добирался в Стокгольм… или оттуда уже возвращался. Ага! – кинув взгляд на распахнутую дверь, владелец харчевни помахал рукой. – Доброго здравия, герр Фидлер! Прошу, прошу сюда…
– Даа… – погладив фигурки указательным пальцем, пробормотал молодой человек себе под нос. – Вон оно как интересно! Что ж, наша милая рыженькая Камилла со своим дружком лекарем, выходит, в Ирландиюто подалась зря.
– Гутен таг, здравствуйте, – герр Фидлер – высокий, не старый еще мужчина, с обветренным умным лицом, в дорогих башмаках с пряжками и в синем кафтане доброго сукна – поздоровался с Громовым сразу на двух языках. – Вы меня искали?
– Да, вот письмо.
– Ах… – оглянувшись по сторонам, купец быстро пробежал послание глазами и тут же спрятал его за отворот рукава. – Ах, Райков, Райков… Вы говорите понемецки?
– Нет.
– Тогда, быть может, перейдем на русский?
– Извольте, уважаемый герр!
Умные серые глаза собеседника азартно блеснули, чисто выбритое лицо напряглось, а тонкие губы сложились в улыбку, или скорее, в то, что должно было обозначать улыбку.
– Так у вас – корабль! – тихо промолвил купец. – Данила Петрович все же нашел, что искал. – Значит, можно вывезти медь… Опасно, конечно, но – кто не рискует, тот не живет, слыхали такую пословицу?
Андрей улыбнулся:
– У нас говорят – кто не рискует, тот не пьет шампанского!
– Всегда предпочитал бургундское или, уж в крайнем случае, бордо… Впрочем, это сейчас неважно, – герр Фидлер спрятал улыбку, посмотрев на собеседника со всей возможной серьезностью и, выдержав небольшую паузу, спросил: – Что у вас за судно, господин капитан?
– Добрый трехмачтовый корабль с вместительными трюмами и высокой кормой.
– Не тот красный, что вошел в гавань совсем недавно?
– Он и есть.
– Славно! – потерев ладони, собеседник понизил голос почти до шепота: – Теперь слушайте меня внимательно и делайте в точности так, как я вам скажу. Не прогадаете, смею вас уверить! Итак, под погрузку встанете последним, так, чтобы освободить трюмы лишь к вечеру… а загрузить – ближе к ночи. Со старостами грузчиков и портовыми ратманами ругайтесь на эту тему, как можно сильнее – мол, задержали до самой темноты! По бумагам – у вас коровьи шкуры, на самом деле – медь. Будьте осторожны, если узнают шведы… Ну вы человек опытный. Да! По навигационной карте – вы идете в Ревель, так на таможне и заявите. Деньги я чуть позже занесу прямо на ваш корабль. Все, до единого талера, в том числе – вашу долю и долю вашего экипажа, герр капитан. Если вы доставите груз в СанктПетербург, получите еще немало. Ну все! Удачи! Увидимся вечером, господин капитан.
Допив пиво, купец вытер с губ пену и откланялся, попросив Громова еще чутьчуть посидеть в таверне. Так, на всякий случай.
В очередь на таможню Громов, как и договаривались, встал последним, сразу за разбитным огненнорыжим малым с веснушчатым лицом ярмарочного забияки, судя по выговору – ирландцем. Рыжий оказался капитаном «Белой ромашки», того самого веселого судна, что всю дорогу от Рюгена до Риги шло чуть впереди «Красного Барона» и вызвало такой интерес Бьянки.
– Вот ведь скоты безрогие! – громко ругался «ромашечный» (или «ромашковый») капитан. – У меня, между прочим, кроме кофейных бобов, кои нужно срочненько выгрузить, еще и цветочные луковицы, нежнейший товар! Вы знаете, сколько они стоили еще лет восемьдесят назад на Амстердамской бирже?! За дюжину можно было купить очень приличный особняк! Дада! Что вы смеетесь, сэр? Не верите?
– Нет, почему же? Верю, – Громов все же был историком, и случившуюся в Голландии в первой половине семнадцатого века «тюльпанную лихорадку» прекрасно помнил. Еще бы – такойто курьез! Луковицы тюльпанов, по сути, заменили деньги, никто не работал, все бросились выращивать цветы, искусственно взвинченные цены на тюльпаны росли, как на дрожжах. И, конечно, все кончилось крахом.
– И кто же в наши дни интересуется цветами? – саркастически спросил Андрей. – Впрочем, извините – это совершенно не мое дело, куда вы их везете и кому хотите продать.
– Ну… так… есть одно местечко, сэр…
Ирландец почемуто замялся, и весь его задор кудато пропал, правда, минут через пять капитан «Белой ромашки» снова начал орать – на этот раз уже на грузчиков, по его мнению, двигавшихся, словно сонные мухи.
– Э, дьявол вас разрази! Этак вы и до утра не управитесь, парни!
Громов тоже присоединился к проклятиям, так, что портовый чиновник в темнозеленом кафтане и небольшом паричке, покачав головой, скривился и сделал приглашающий жест: мол, заходите уже.
В таможне, как ни странно, управились быстро: может, ратманы и в самом деле устали от криков, а может, просто торопились по домам и делали свою работу быстро.
– О, герр капитан! И вы – в Ревель?
– В Ревель, господа мои, в Ревель!
– Сахар, значит, везете, кофе… Ага! А портовый сбор?!
– Вот, господа. Пожалуйста!
Андрей старательно и без спешки отсчитал деньги, после чего один из ратманов, грузный, с одышкой, мужчина, приложил к навигационной грамоте зеленую восковую печать.