Пират.Дилогия
Шрифт:
Присматривать за шкипером оставили двух подростков из поселенцев, и те, гордые оказанным доверием, радостно заулыбались.
– Ты с той стороны сиди, – приказал Громов. – А ты – там. И, ежели вдруг разбойник чтото задумает – к примеру, сбежать, бросившись в море, или пробраться к трюму – освободить своих – немедленно поднимайте тревогу!
– Хм, разбойник, – уныло пробурчал моряк себе под нос. – Это кто еще разбойникто?
Андрей, конечно, расслышал сие бурчание, но оставил его без внимания, строгонастрого наказав подросткам глядеть
Само собой вышло так, что Громов оказался нынче за старшего, и, стало быть, теперь отвечал за всех, в том числе – за пленников, за рабов и за судно тоже. По словам шкипера, до СанАгустина еще оставалось два дня – не так уж много, но тем не менее на эти два дня нужно было организовать народ, да и вообще – сообразить, кому и как конкретно вести дела с испанскими властями, к коим, кстати сказать, все поселенцы испытывали законное недоверие – онито ведь в Южную Каролину плыли. Между прочим – колонию частновладельческую, не государственную, Андрей, правда, не помнил, как звали хозяина, да не особенното и интересовался – наверное, какойнибудь напыщенный, словно индюк, английский лорд.
Теплая южная ночь накрыла «Эулалию» своим ласковым покрывалом, в небе горели звезды, и медная половинка луны висела над бушпритом, словно цепляясь кромкой за черные волны. По совету шкипера – как и всегда, ночью – оставили один блинд, остальные паруса спустили – мало ли? Поскрипывали снасти, и слабый ночной ветерок раздувал оставшийся парус.
– Сеньор Андреас!
Не успел молодой человек открыть дверь в каюту покойного капитана, как сзади подбежал мальчишка, один из тех, кого Громов оставил присматривать за шкипером.
– Что такое? – обернулся Андрей. – Только не говори, что разбойник бросился в море!
– Не, не бросился, – парнишка заулыбался. – Просто велел передать, что мы сейчас идем в беде… боде…
– В бейдевинд, – догадался Громов. – Ну что ж – это понятно.
– И еще сказал, что рано утром надо поменять… чтото поменять надо.
Лейтенант рассмеялся:
– Наверное, галс. Ладно, уж этото мы сможем. Беги, служи – утром сменим. Да! Там кормовой фонарь… зажгика от него свечку.
– Свечку?
– Сейчас… поищу.
Войдя в капитанскую каюту, Громов нашарил на столе подсвечник и, вытащив свечу, отдал подростку. Тот притащил ее обратно уже пылающую, и молодой человек, отпустив парня, внимательно осмотрел помещение, особенно тщательно проверяя всякого рода шкафчики и матрас. Сразу же был обнаружен судовой журнал – собственно, его и искать не пришлось, лежал на самом видном месте, – а кроме того, бронзовый письменный прибор, пара дорогих пистолетов и початый бочонок рома. Никаких документов на ссыльных Андрей не нашел – то ли капитан просто забыл из взять, то ли кудато задевал… а, может, их и вообще не было, а имелась лишь устная договоренность – поди, теперь, узнай.
Ха! Молодой человек вдруг хлопнул себя по лбу: ну какой же он дуреньто! Судовой журнал! Там же должен быть список пассажиров… а нука, глянем… ага!
Пробежав взглядом записи, Громов быстро отыскал и себя, и своих товарищей по несчастью:
«Гонсало Санчес, крестьянин, арендатор земли в Матаро. Причинил увечья хозяину поместья, за что приговорен алькальдом и местным судом к трем годам каторги и десяти годам ссылки… Сильвио Дайвиш, мещанин из Барселоны, бывший домовладелец, приговорен… пять лет каторги и ссылка на… ого! двадцать лет – за кражу серебряной братины из монастыря на горе Монтсеррат».
Андрей ухмыльнулся: вот ведь гад, Головешка! Братину у монахов увел – и как такого не покарать Святой Деве? Ладненько, их дело…
«Рамон Кареда, каменщик…»
Ну этот хоть про себя не врал, действительно – каменщик.
«В течение трех лет во главе многочисленной организованной им шайки тайно похищал цемент и другие материалы со строительства собора Святой Эулалии».
Вот волк! Тут Громов хохотнул, не сдержался – тото соборы по шестьсот лет строили! Можно и на тысячу лет затянуть, ежели цемент воровать «многочисленными шайками»… Так… а дальше у нас… он сам – Андреас Громахо. И что там? Хо! Растрата казны форта Монтжуик! Ох, ничего ж себе – у них там что, еще и казна была?
Честно говоря, чего бывший сеньор лейтенант никак не ожидал, так это непонятно откуда взявшегося обвинения в казнокрадстве. Хотя… как раз вполне понятно: никакой политики, казнокрад – и точка. Интересно, что Мартину приписали? Оп…
О Мартине Андрей не прочитал ничего – страница в журнале оказалась вырванной. Даже не одна – несколько… то ли в них чтото заворачивали, то ли ктото хотел чтото скрыть – а зачем? От кого теперь скрыватьто?
В дверь осторожно постучали:
– Сеньор лейтенант? Ты здесь, Андреас?
Громов распахнул дверь:
– Рамон! Да заходи же, не заперто. Чего такой скромный?
– Да думал, мало ли ты не один, а с какойнибудь поселянкой, – махнув рукой, каменщик уселся за стол. – Знаешь, я ведь только что отсюда парочку выгнал, Пташку с девчонкой – ишь, отыскали себе местечко. Не по чину!
– Интерееесно… И что они тут делали? – вспомнив вырванные листы, насторожился молодой человек.
Рамон хмыкнул и поглядел на бочонок:
– Да ничего интересного – целовались просто. Даже друг дружку не лапали… впрочем, может, и дошло б до чего – да я помешал, выгнал. Каютато теперь – для тебя, Андреас, ты ж у нас нынче за старшего. А в бочонкето что?
– В бочонке? Ром, я думаю. Хочешь, так попробуем – стаканы вон, в шкафчике, у двери.
Ром оказался на удивление неплохим, забористым и пахучим – но пах приятно.
– А ничего, – крякнув, похвалил Каменщик. – У покойника капитана губа была не дура. Так ты все же решил – к испанцам?
– Ну а куда? – Громов поставил на стол опустевший стакан. – К англичанам нам, наверное, тоже бы можно – конечно, не в Чарльстон – да ведь до них еще плыть и плыть, а СанАгустин – он вот, под боком.