Пират.Дилогия
Шрифт:
Присматривать за шкипером оставили двух подростков из поселенцев, и те, гордые оказанным доверием, радостно заулыбались.
– Ты с той стороны сиди, – приказал Громов. – А ты – там. И, ежели вдруг разбойник чтото задумает – к примеру, сбежать, бросившись в море, или пробраться к трюму – освободить своих – немедленно поднимайте тревогу!
– Хм, разбойник, – уныло пробурчал моряк себе под нос. – Это кто еще разбойникто?
Андрей, конечно, расслышал сие бурчание, но оставил его без внимания, строгонастрого наказав подросткам глядеть в оба.
Само собой вышло так, что Громов оказался нынче за старшего, и, стало быть, теперь отвечал за всех, в том числе – за пленников, за рабов и за судно тоже. По словам шкипера, до СанАгустина еще оставалось два дня – не так уж много, но тем не менее на эти два дня нужно было организовать народ, да и вообще – сообразить, кому и как конкретно вести дела с испанскими властями, к коим, кстати сказать, все поселенцы испытывали законное недоверие – онито ведь в Южную Каролину плыли. Между прочим – колонию частновладельческую, не государственную, Андрей, правда, не помнил, как звали хозяина, да не особенното и интересовался – наверное, какойнибудь напыщенный, словно индюк, английский лорд.
Теплая южная ночь накрыла «Эулалию» своим ласковым покрывалом, в небе горели звезды, и медная половинка луны висела над бушпритом, словно цепляясь кромкой за черные волны. По совету шкипера – как и всегда, ночью – оставили один блинд, остальные паруса спустили – мало ли? Поскрипывали снасти, и слабый ночной ветерок раздувал оставшийся парус.
– Сеньор Андреас!
Не успел молодой человек открыть дверь в каюту покойного капитана, как сзади подбежал мальчишка, один из тех, кого Громов оставил присматривать за шкипером.
– Что такое? – обернулся Андрей. – Только не говори, что разбойник бросился в море!
– Не, не бросился, – парнишка заулыбался. – Просто велел передать, что мы сейчас идем в беде… боде…
– В бейдевинд, – догадался Громов. – Ну что ж – это понятно.
– И еще сказал, что рано утром надо поменять… чтото поменять надо.
Лейтенант рассмеялся:
– Наверное, галс. Ладно, уж этото мы сможем. Беги, служи – утром сменим. Да! Там кормовой фонарь… зажгика от него свечку.
– Свечку?
– Сейчас… поищу.
Войдя в капитанскую каюту, Громов нашарил на столе подсвечник и, вытащив свечу, отдал подростку. Тот притащил ее обратно уже пылающую, и молодой человек, отпустив парня, внимательно осмотрел помещение, особенно тщательно проверяя всякого рода шкафчики и матрас. Сразу же был обнаружен судовой журнал – собственно, его и искать не пришлось, лежал на самом видном месте, – а кроме того, бронзовый письменный прибор, пара дорогих пистолетов и початый бочонок рома. Никаких документов на ссыльных Андрей не нашел – то ли капитан просто забыл из взять, то ли кудато задевал… а, может, их и вообще не было, а имелась лишь устная договоренность – поди, теперь, узнай.
Ха! Молодой человек вдруг хлопнул себя по лбу: ну какой же он дуреньто! Судовой журнал! Там же должен быть список пассажиров… а нука, глянем… ага! Вот он.
Пробежав взглядом записи, Громов быстро отыскал и себя, и своих товарищей по несчастью:
«Гонсало Санчес, крестьянин, арендатор земли в Матаро. Причинил увечья хозяину поместья, за что приговорен алькальдом и местным судом к трем годам каторги и десяти годам ссылки… Сильвио Дайвиш, мещанин из Барселоны, бывший домовладелец, приговорен… пять лет каторги и ссылка на… ого! двадцать лет – за кражу серебряной братины из монастыря на горе Монтсеррат».
Андрей ухмыльнулся: вот ведь гад, Головешка! Братину у монахов увел – и как такого не покарать Святой Деве? Ладненько, их дело…
«Рамон Кареда, каменщик…»
Ну этот хоть про себя не врал, действительно – каменщик.
«В течение трех лет во главе многочисленной организованной им шайки тайно похищал цемент и другие материалы со строительства собора Святой Эулалии».
Вот волк! Тут Громов хохотнул, не сдержался – тото соборы по шестьсот лет строили! Можно и на тысячу лет затянуть, ежели цемент воровать «многочисленными шайками»… Так… а дальше у нас… он сам – Андреас Громахо. И что там? Хо! Растрата казны форта Монтжуик! Ох, ничего ж себе – у них там что, еще и казна была?
Честно говоря, чего бывший сеньор лейтенант никак не ожидал, так это непонятно откуда взявшегося обвинения в казнокрадстве. Хотя… как раз вполне понятно: никакой политики, казнокрад – и точка. Интересно, что Мартину приписали? Оп…
О Мартине Андрей не прочитал ничего – страница в журнале оказалась вырванной. Даже не одна – несколько… то ли в них чтото заворачивали, то ли ктото хотел чтото скрыть – а зачем? От кого теперь скрыватьто?
В дверь осторожно постучали:
– Сеньор лейтенант? Ты здесь, Андреас?
Громов распахнул дверь:
– Рамон! Да заходи же, не заперто. Чего такой скромный?
– Да думал, мало ли ты не один, а с какойнибудь поселянкой, – махнув рукой, каменщик уселся за стол. – Знаешь, я ведь только что отсюда парочку выгнал, Пташку с девчонкой – ишь, отыскали себе местечко. Не по чину!
– Интерееесно… И что они тут делали? – вспомнив вырванные листы, насторожился молодой человек.
Рамон хмыкнул и поглядел на бочонок:
– Да ничего интересного – целовались просто. Даже друг дружку не лапали… впрочем, может, и дошло б до чего – да я помешал, выгнал. Каютато теперь – для тебя, Андреас, ты ж у нас нынче за старшего. А в бочонкето что?
– В бочонке? Ром, я думаю. Хочешь, так попробуем – стаканы вон, в шкафчике, у двери.
Ром оказался на удивление неплохим, забористым и пахучим – но пах приятно.
– А ничего, – крякнув, похвалил Каменщик. – У покойника капитана губа была не дура. Так ты все же решил – к испанцам?
– Ну а куда? – Громов поставил на стол опустевший стакан. – К англичанам нам, наверное, тоже бы можно – конечно, не в Чарльстон – да ведь до них еще плыть и плыть, а СанАгустин – он вот, под боком.