Пират.Дилогия

Посняков Андрей

– Спасибо, любезнейший сеньор Лопес, – со всей возможной искренностью поблагодарил молодой человек.

Выбравшись изо рва, «каналоармейцы» – как еще в начале работ прозвал копателей рва Громов – зашагали вслед за надзирателем, невольно любуясь сверкающим белым песком, пальмами и синим, прозрачным до невозможности небом. Слава богу, Лопес шел быстро и не оглядываясь – товарищам по несчастью выпала хорошая возможность поговорить, чем немедленно воспользовался вдруг воспрянувший духом Андрей, ни капельки не сожалевший о случайном убийстве надсмотрщика. Ну и не убил бы, что тогда? Выбил бы тот мальчишке глаз или насмерть забил? Что же касается трупа, то тут надо было думать. А пока – первыйто раунд выигран, по крайней мере до завтра «дона Рамонеса» никто не будет искать… тем более он же ушел купаться.

Молодой человек приложил руку к глазам: в море и в самом деле ктото купался, какойто отчаянный пловец – заплыл далеко, дальше, чем стоявшее на рейде судно, судя по парусному вооружению – шхуна или шебека… водоизмещением чуть поменьше, нежели недоброй памяти «Эулалия».

– А нам везет! – указав рукой на пловца, Громов, понизив голос, все так же поанглийски продолжил: – Ты сказал – рано бежать, так?

– Так, – парнишка и сейчас не отличался многословием.

– Тогда объясни – почему рано? – не отставал Андрей.

– Осенью сюда придут воины моего племени, немного – разведчики, отправившиеся на поиски свободной земли. Вот с ними мы может уйти, – индеец неожиданно улыбнулся. – Если доживем.

– Люблю я хорошую добрую шутку! – осклабился молодой человек. – Особенно – из уст молчунов.

– Мы все не протянем и месяца, – безразлично, просто констатируя факт, промолвил дикарь. – Все погибнем во рву. До осени нам не дожить, нет.

Громов задумался: вообщето индеец был прав – сейчас все чувствовали себя на последнем дыхании, и насколько еще этого дыхания хватит – вопрос. Скорее всего, весьма и весьма ненадолго. Теперь, когда появилась надежда, нужно было срочно чтото придумать, както продержаться… как?

– Откуда ты так хорошо знаешь английский?

– Два года я провел в приюте, в Чарльзтауне.

Название города юноша произнес твердо, на английский манер – «Чарльзтаун», а не «Чарльстон», как иногда говорили французы или испанцы.

Андрей хмыкнул:

– Нахватался, значит, хороших манер.

– Потом убежал оттуда – отомстить за свою мать, Синюю Тучку. Там же, в Чарльзтауне, ее и сожгли, как ведьму.

– Ого! Твоя матушка умела колдовать? Впрочем, извини – сочувствую, – молодой человек тяжело вздохнул, вспомнив Бьянку. – Так за матьто ты отомстил?

– Отомстил, – парень скрипнул зубами. – Однако не всем, коекому удалось уйти… Потому я и хочу бежать… вместе с вами. Один я до осени не продержусь, а вы… вы очень умный и рассудительный, сэр, – я давно это заметил.

– Чего ж раньшето играл в молчанку? – похвала парня пришлась бывшему лейтенанту по вкусу, что он и не старался скрывать. – Почему раньше не подошел?

– Раньше были живы старшие, – тихо пояснил индеец. – Черный Койот и Желтые Брови… они совсем недавно отправились в края вечной охоты… и звали меня с собой.

– А ты не захотел?

– Мне все равно… было. Но вот сейчас… Тем более нужно довести месть до конца!

Андрей покачал головой:

– Дааа… еще какнибудь отсюда выбраться. А до того момента – не сдохнуть.

– Теперь не сдохнем! – уверенно отозвался подросток. – Вы чтонибудь придумаете, сэр.

– Мне бы твою уверенность, парень!

А он не такой уж и молчун, – глядя на своего собеседника, вдруг подумал Громов. Да и с чего быть молчуном молодому парню? Это все выдумки бледнолицых, молодые индейцы любят поболтать ничуть не меньше своих белых сверстников, просто вынуждены сдерживаться под воздействием племенных традиций, но вот когда за этими традициями совсем некому проследить, то…

– Камни, – подойдя к старым крепостным воротам, лейтенант посмотрел на карниз. – Скоро обвалятся к черту.

– Чточто? – тотчас же повернулся к нему Лопес, прораб. – Что ты сказал про камни? Чтонибудь понимаешь в кладке?

– А как же, – улыбнулся молодой человек. – Я ведь когдато клал… да у нас в каземате почти одни каменщики, так уж случилось.

Старший надсмотрщик радостно потер руки:

– Тактак, каменщики, значит. Что ж раньшето молчали?

– Так никто ж не спрашивал, почтенный сеньор.

Лопес не обманул: на это раз в камере Громова все наелись от пуза. Другое дело, что процесс этот особото никого не радовал – ну поели досыта, дальше что? Завтра – и послезавтра, и каждый день – снова тупой одуряющий труд, выход из которого один – гибель. Особенно остро это ощущал Мартин Пташка, парень совсем уже выбился их сил, ел очень мало, и уже даже не ходил – передвигался, глядя в одну точку невидящим, давно потухшим взглядом. Всем остальным было все равно, лишь вот только сейчас Андрей попробовал расшевелить бедолагу, шутя напомнив про юную красавицу Аньезу.

– Аньеза, да… – подросток мечтательно улыбнулся. – Мы обязательно встретимся с нею, я знаю…

– Ну вот, это уже дело!

– На том свете… там…

– Тьфу ты, господи, – Громов махнул рукой. – Ладно, поговорим с тобой завтра. Рамон! – он повернулся к соседу. – Ты ведь у нас, кажется, каменщик?

– Ну да, – безразлично отозвался тот. – Каменщик, так и есть.

– Так ты работуто свою не забыл? Нет? Так, думаю, завтра вспомнишь. А заодно обучишь и нас, хватит уже во рву ковыряться.

Ночью, неожиданно проснувшись, молодой человек сел, привалившись спиною к стене каземата, и принялся размышлять о будущем – а подумать нынче было над чем. Полная луна заглядывала краем в оконце, и желтый мерцающий свет ее отражался в широко распахнутых глазах молодого индейца. Парень недвижно лежал на спине и, кажется…

– Эй, эй, – шепотом позвал Андрей. – Ты там не умер?

– Нет, – скосив глаза, юноша улыбнулся. – Нет.

– Ну слава богу, – Громов облегченно перевел дух и спросил: – Слушай, а тебя как зватьто?