Пираты Карибского моря. Проклятие капитана
Шрифт:
Прежде, на протяжении полутора веков, длилась кровопролитная борьба между испанцами, владевшими Тортугой, и французами, которым приглянулся этот остров. В середине XVII века испанцы сдались. Первый губернатор-француз мосье ле Вассер начал свою деятельность с приказа прекратить отстрел и травлю собаками диких кабанов, которые в изобилии водились в густых лесах. Он объяснил жителям, что в случае очередного возможного нападения неприятеля они уйдут в леса, и вот тогда дикие. кабаны будут для них спасением. Этот же предусмотрительный мосье ле Вассер отстроил на скале, разделявшей вход в гавань, крепостцу. Взобраться на бастион можно было только по веревочной лестнице, а две грозные пушки, установленные там, были недосягаемы снизу для неприятеля.
Еще большее благополучие Тортуге принес другой губернатор — Бертран Ожерон, который, как только по протекции французской Вест-Индской компании [69] заступил в 1664 году на этот пост, тут же взял под свое покровительство буканьеров. Надо сказать, что первоначальным занятием поселенцев-голландцев, англичан и французов на испанских островах Эспаньола и Тортуга была добыча мяса, охота на одичавших быков и коров, которые, отбившись от хозяйств, сами по себе превосходно разводились на воле. Особенная манера этих охотников готовить мясо вскоре получила название «viande bouccanee», от аравакского слова «букан», что означало у индейцев-людоедов Карибского бассейна место, где над костром на вертеле зажаривалось человеческое тело. Затем это слово закрепилось за копченым мясом диких и домашних животных, а вскоре и за самими охотниками, то есть всеми теми, кто добывал мясо. Англичане, например, их по началу называли «cow killers», — «забивающие коров».
69
Большое торговое предприятие, созданное в 1664 году по инициативе М. Б. Кольбера с целью поощрения французской торговли и колонизации Северной Америки и Западной Африки.
Наряду с этими охотниками существовали вооруженные группы бандитов, которые нападали на селения соседних, в основном испанских, островов, грабили их и угоняли домашний скот. Как охотники, так и грабители ходили по морю на небольших суденышках, называвшихся по-голландски filibots. Отсюда и произошло испанское filibusteros, или флибустьер.
Буканьеры и флибустьеры, отстреливая и забивая скот, заготавливали для Европы значительные партии копченого мяса и солонины, на чем хорошо зарабатывали.
Однако истинное коммерческое процветание и взлет славы мосье Ожерон принес Тортуге в семидесятые годы, объявив ее свободной землей любого человека, не совершившего на ней преступления.
Дурные примеры, как известно, заразительны. Таковым и стал для мосье Ожерона «пример» сэра Томаса Медифорда, превратившего главный город Ямайки Порт-Ройяль — теплое гнездышко английских корсаров и пиратов — в наиболее богатый торговый центр тогдашней Америки. Вот и Ожерон объявил, что порт Кайона будет торговать с любым продавцом и покупателем вне зависимости от политических договоров, пактов и соглашений.
И тут же угроза нападения пиратов на жителей Тортуги испарилась, как туман в хорошую погоду, хотя город богател не по дням, а по часам. Кто, если он в своем уме, станет грабить то, что ему приносит доход и наслаждение? А уж когда в 1692 году после сильного землетрясения океан поглотил Порт-Ройяль Тортуга обернулась Вавилоном Нового Света.
Тут же, сразу за добротными, просторными причалами Кайоны, теснились кабачки, трактиры, постоялые дворы, таверны, дома менял, рыбный и мясной рынки. Чуть далее шли выстроившиеся плотными рядами дома терпимости, гостиницы, коммерческие и оружейные лавки и снова кабачки и таверны. Еще выше жили куртизанки подороже, ростовщики, торговавшие оптом и в розницу, провизоры и хирурги. У подножия горы расположились дома горожан, владельцев плантаций, крупных коммерсантов, судовладельцев, представителей местных властей, небольшой дворец губернатора, католический собор и протестантская кирха. По обе стороны окраин лепились один к другому лачуги охотников, ремесленников и прочего чернорабочего люда.
Де ла Крус и отобранная им часть команды прибыли в Кайону на двух разных кораблях из небольшого селения Кабо-Гаитиано, что находилось на Эспаньоле. Педро сопровождали Антонио Идальго и Добрая Душа. На том же судне путешествовал «богатый французский коммерсант» и его слуга — негр Бартоло. Шкипер Хосе, по прозвищу Чистюля, приглашенный Красным Корсаром на корабль в Веракрусе, второй боцман «Каталины» да еще три десятка молодцов на арендованном специально для этой цели люгере прибыли в Кайону «повеселиться». В трюме легкого трехмачтового судна было сложено оружие, на корме тайно установлена пушка.
Девото и Медико остались с командой и отвели «Каталину» в один из заливов неподалеку от небольшого морского поселения Порт-де-Пе, которое находилось от Тортуги в часе хода под парусами.
Порт Кайона кишел людьми двадцать четыре часа в сутки, но настоящее великое торжище, где можно было купить все, от иголки до живого крокодила, от тибетских украшений до раба, жены или корабля, происходило по субботним дням.
Преуспевающий французский коммерсант прибыл сюда, чтобы выгодно продать полотно знаменитого Диего Веласкеса. Тетю, а это был он, выбрал подходящего антиквара и договорился выставить картину в лавке. При картине неотступно находился слуга. На ночь полотно уносилось в номер богатой гостиницы. Капитан, нотариус и боцман, стараясь не привлекать к себе постороннего внимания, постоянно находились поблизости. Они то смешивались с толпой на улице, то потягивали вино в каком-нибудь кабачке, неподалеку от лавки антиквара.
Второй боцман вместе с англичанином-альбиносом, который еще прихрамывал и не расставался с тростью, собирали информацию о Ганте и три, а то и четыре раза в день украдкой встречались с де ла Крусом.
Все вокруг поражало воображение. Особенно невольничий рынок, куда де ла Крус отправился сразу же после того, как только они разместились в гостинице. Он, Добрая Душа и шкипер Чистюля расспрашивали завсегдатаев и зевак, не продавалась ли на рынке девушка с приметами Каталины. Рассчитывать на успех было все равно что искать иголку в стоге сена. И Добрая Душа придумывал предлоги, чтобы быстрее увести с рынка капитана, который не мог оторвать взгляда от обращенных именно к нему умоляющих, несчастных женских глаз.
На следующий день, сразу после полудня, в просторную таверну под вывеской «Маас», где за столиком сидели Педро, Тетю, Добрая Душа и Антонио Идальго, ввалилась шумная ватага — человек тридцать только что пришедших в порт голландских пиратов. Они выиграли бой с вооруженным испанским торговцем, но потеряли половину своего экипажа и с трудом привели потрепанную шхуну на Тортугу. Возбужденного горланя, они заполнили таверну своего земляка и бесцеремонно принялись выталкивать оттуда посетителей. Однако, увидев шпаги и по паре рукояток многозарядных пистолетов, торчавших за поясами друзей, голландские пираты шутками и смехом, но все же галантно предложили им несколько переместиться и сами перенесли их стол в дальний угол.
Капитан голландцев, у которого одна рука висела на перевязи, поднял небольшой черный вымпел с вышитой посередине золотом буквой «Т» и попросил тишины. Тетю, знавший язык, тихонько переводил:
— После расчета по контракту, уплаты родственникам погибших, а также за ранения и увечья деньгами и рабами у них осталось сто шестьдесят тысяч реалов [70] в звонкой монете: Это помимо серебра в слитках!
— Плотник по контракту обычно получает сто пятьдесят песо, бомбардир — сто, матрос — семьдесят пять, хирург — двести, — пояснил Добрая Душа. — За потерю правой руки — шестьсот песо или шесть рабов, левой — пятьсот или пять рабов, за правую ногу — пятьсот, за левую — четыреста, за глаз — сто, за палец — тоже сто песо.
70
Реал — серебряная монета, 1/8 часть песо, равная 12,5 сентаво.