Пираты Карибского моря. Проклятие капитана
Шрифт:
— Вы полагаете, я смогу прочесть его без вашей помощи?
Обе они говорили по-английски.
— Пока еще нет. Но ты, Каталина, делаешь успехи. Послушай, Дефо откровенно и отважно тешится над английской аристократией, ее родовой спесью, противопоставляет ей человеческое достоинство и ум. Он станет очень популярен, но и наживет себе массу врагов. Именно так обязаны жить настоящие мужчины!
— Вчера Негро рассказал мне, как когда-то он был свидетелем нечеловеческих издевательств именитых поселенцев Новой Англии, и не только над чернокожими, но и над белыми рабами, привезенными туда в кандалах.
— Не сомневаюсь, что он поведал правду.
— Негро не жаловался, донья Кончита, но я вижу по его глазам, как он стал бояться мистера Деревянная Нога. Тот, как только они остаются вдвоем, издевается над Негро.
— Да, вот о чем я не сказала капитану Бобу и очень сожалею. Мистер Деревянная Нога тайно где-то гонит арак.
— Что это?
— Крепкий спиртной напиток из кокосового молока. Так называют его малайцы.
Вулкан залаял. Среди кустов замелькали фигуры Негро и второго верного стража их лесного пансиона — голубого с темно-графитным оттенком дога, по природе своей — собаки, не ведающей страха. Их появление означало, что пора идти ужинать.
— Но, донья Кончита, ведь вы меня не выдадите капитану Бобу? — девушка пытливо заглянула в лицо наставницы.
— Тебе, Каталина, я друг, но и мистеру Бобу я обязана многим… Хотя бы тем, что он свел меня с тобой, — заявила донья Кончита, не ответив на вопрос девушки прямо.
Меж тем обе женщины поднялись и, взявшись за руки, направились к столу, где их ждала приготовленная мужчинами еда.
Де ла Крус безуспешно обыскивал северное побережье Эспаньолы, обошел острова Пуэрто-Рико, Гваделупа, Доминика. На обратном пути он обследовал все южные заливы Эспаньолы и еле успел к последнему дню года подойти к самому западному из островков группы Морант. Там, без особых осложнений, молодой английский виконт был обменен на младшего брата Переса, который оказался основательным и толковым знатоком своего дела. Он особенно понравился де ла Крусу и его друзьям тем, что, внимательно осмотрев «Каталину», сразу заявил:
— Англичане усиливают мощь своих кораблей тяжелыми, дальнобойными орудиями, чем утяжеляют их, лишая подвижности. От них выгодно отличаются французские суда. Быстрый маневр при необходимой сноровке и верном глазе бомбардиров — большее преимущество, чем чванливость английских адмиралов чугунолитейным мастерством.
Туэрто и Добрая Душа были верны себе и холодно встретили Адальберто. Капитан «Каталины» заметил это и строго наказал старшему бомбардиру и боцману не вынуждать его изменить о них свое мнение.
Курсируя среди Большого и Малого Антильских архипелагов, где в портах и прибрежных поселениях давно ничего не слышали о Ганте, де ла Крус с попутными оказиями дважды посылал людей на Тортугу — и безуспешно. Бывалому моряку скрыться в Карибском море в ту пору не составляло особого труда.
Еще перед Новым годом имело место событие, вызвавшее ропот некоторой части экипажа «Каталины». На пути к Ямайке поблизости от Коровьего острова, на юго-западе от Эспаньолы, «Каталина» встретила голландского работорговца. Он перевозил на бригантине в порт Чарлстон сенегальцев в трюмах, набитых живыми и мертвыми телами. Работорговца, капитана и команду бригантины де ла Крус высадил на берег необитаемого острова Ваш и привел судно с несчастными в порт Кабо-Гаитиано. Там он продал бригантину, а оставшихся в живых сенегальцев передал на попечение человеку, у которого два месяца назад шкипер Чистюля арендовал люгер. Де ла Крус оставил судовладельцу необходимую сумму для того, чтобы тот должным образом оформил нужные бумаги и сделал рабов свободными гражданами. Стоимость бригантины, за вычетом королевской части, была поделена между командой «Каталины», однако среди ряда ее членов выказывалось недовольство поступком Красного Корсара, не за понюх табаку отпустившего африканцев, представлявших собой как товар большую ценность.
Когда де ла Крус приказал боцману свистать всех наверх, «Каталина» шла под парусами курсом бакштаг строго на север, к Багамским островам, где, предполагалось, мог находиться Гант. Размышляя о причине неожиданного приказа, команда собралась на палубе между бизань-мачтой и капитанским мостиком. Де ла Крус спустился по трапу вместе с Бартоло и без обиняков заявил:
— Пусть выйдут вперед те, кто выступал против того, что я отпустил на волю захваченных нами негров-рабов! Я передал их владельцу люгера безвозмездно. Он сделает их свободными людьми, такими, как мы с вами! Шагайте вперед!
Отделилось от команды всего человек десять, но кое-кто еще мялся на месте.
— Ну-ну, смелее! Или вы утратили веру в своего капитана?
К группе вышедших вперед моряков присоединилось еще четыре матроса.
— Отсохни мои ноги! Щенки паршивой суки, на берег захотели? — буквально взревел Добрая Душа. — Еще до берега я выдавлю из вас все соки! — Боцман, не забывайте, мы ходим не под флагом «Веселого Роджера» [74] , — спокойно произнес де ла Крус. — Прошу вас, чтоб больше никто не слышал подобных слов. Ведь согласитесь, Добрая Душа, каждый по праву члена команды «Каталины» должен был получить свою долю. Она, насколько я понимаю, как подсчитал всеми нами уважаемый сеньор Фиксатор, — теперь так команда звала нотариуса, — равнялась стоимости половины раба, то есть пятидесяти песо. Вас тут я вижу пятнадцать человек. Плотник — две доли, мастер по вантам — две. Остальные по доле. Бартоло, — де ла Крус обратился к Черной Скале, тот уже держал в руках мешочки с деньгами. — Разложи на палубе пятнадцать положенных горок
74
Черный пиратский стяг с белым черепом и скрещенными под ним костями.
Остальная часть команды раздраженно зароптала. Красный Корсар поднял руку, попросил тишины. Когда же Бартоло исполнил приказание капитана, первыми шагнули к деньгам мастер по вантам и плотник. Остальные не двинулись с места. Оба торопливо сгребли монеты и, не проронив ни слова, не сговариваясь, разом направились к Бартоло. Тот вмиг понял, что происходит, и раскрыл мешочек. Тут и остальные сорвались с места, каждый к своей кучке, и палуба «Каталины» огласилась восторженным воплем.
Де ла Крус снова поднял руку и, когда восстановилась тишина, громко произнес:
— Где наш Коко? Добрая Душа, распорядись, чтобы по случаю Нового года Коко не жадничал.
Вновь палуба откликнулась радостными криками и здравицами в адрес капитана, а Тетю, стоявший вместе с Девото, Медико и Фиксатором, еле слышно произнес себе под нос:
— Слава Всевышнему, что он свел меня с ним!
— Что вы сказали, Тетю? — спросил Девото.
— Исчадие рая, наш капитан! И пусть господа словесники на меня не сердятся. Могли бы мы с тобой, Андрес, придумать что-либо подобное?
— Я его верный друг! Люблю его как старшего брата, хотя он и моложе меня! Бог милостив, но…
— Не продолжай! Я знаю, что ты скажешь, — он милостив, но скуп, — Тетю перекрестился.
Когда де ла Крус поднялся на капитанский мостик, Девото первым крепко пожал ему руку, а Медико сказал:
— Мои микстуры к утру сменили цвет. Ты, Педро, поставил неправильный диагноз. Там, куда мы идем, Ганта нет. Я чувствую!
— Возможно, ты и прав, Хуан. Гант совсем недавно килевал корабль, но как раз поэтому он может быть снова у этих берегов. А впрочем…