Пираты Карибского моря. Проклятие капитана
Шрифт:
— Он сказал, — продолжал Тетю, — что на этот раз одна доля составила триста шестьдесят пять песо! — голос Тетю потонул в оглушительном радостном реве.
— Вот и считайте! Асумбре [71] тростниковой водки стоит один-полтора реала, хорошие башмаки — четыре реала, ботфорты — шесть, панталоны и рубаха — три. Через неделю-другую эти несчастные будут иметь пустые карманы! — Добрая Душа похлопал по своим.
— У них еще тысяча фунтов серебра, которое делят из расчета десять реалов за фунт, — сообщил Тетю.
71
Мера емкости, равная 2,016 литра.
— И это пропустят сквозь пальцы в третью неделю. Потом снова в поход! — прокомментировал Добрая Душа.
— Скажите, боцман, а как у них определяется размер каждой доли? — поинтересовался Антонио Идальго.
— Капитан имеет шесть-семь частей, хирург — пять, шкипер и старший бомбардир — по четыре, боцман — три.
— Примерно как и у нас!
— С той только разницей, что мы отбираем награбленное! — заметил де ла Крус. — Ну что, Тетю, может быть, пройдете к антиквару?
— Педро, вы рассчитываете на успех, который может только присниться. Мы лишь вечером узнаем, здесь ли Гант. Не забывайте, мой милый, уменье ждать — лучший путь к цели. Но я исполню вашу волю. Тем более что вид этих мерзких типов вызывает у меня зуд в правой ладони. Обычно он проходит лишь после прикосновения к эфесу шпаги, — Тетю встал и подчеркнуто учтиво раскланялся.
Но не успел он сделать и двух шагов, как в таверне поднялся недобрый гвалт, многие пираты вскочили со своих мест, и Тетю вернулся к столику. Он увидел, что рядом с капитаном пиратов теперь сидит крепкий малый, у которого, казалось, был один-единственный зуб во рту.
— Похоже, это боцман. Он осуждает капитана за продажу испанского корабля, груженного бобами какао, за десятую часть действительной стоимости. А капитан ответил: «Вы забыли, кретины, чем мы обязаны губернатору? Никому другому я так дешево бы не отдал! Мы рассчитались с ним! Более того, теперь он наш должник!»
После этих слов капитана пираты шумно потребовали угощения. Тут же появились слуги. Они в минуту уставили столики бутылками и кружками, принесли колоды карт, стаканчики с костями.
Де ла Крус счел недопустимым дальше делить компанию с голландскими пиратами, бросил на стол плату за выпитое вино и, пропуская вперед Тетю, направился к выходу. Добрая Душа с Антонио Идальго, которому совсем не хотелось покидать таверну, последовали за ним.
На улице де ла Круса ожидал незнакомый человек. Был он в обносках, но черты лица и особенно выражение его глаз говорили о том, что он не нищий, а, скорее всего, попавший в беду человек.
— Ради всех святых! Ради вашей святой девы Пилар, — заговорил незнакомец на испанском языке, — прошу милосердия.
Педро полез за монетой.
— Нет-нет! Деньги мне не помогут! Спасти меня можете только вы! Возьмите с собой! Я шкипер, но плавал и капитаном. Сеньор, возьмите меня к себе хоть подшкипером, хоть рулевым, хоть матросом!
— Что с вами? Плавали капитаном, а теперь согласны и на матроса. Расскажите нам о вашей беде, — потребовал Педро.
Они медленно шли к верхней части города, там жизнь била ключом. Впереди, на перекрестке двух улиц, веселился один из братьев чернознаменной вольницы. Выкатив из таверны бочку с вином и выбив доски верхней крышки, здоровый детина — он был в нижней рубахе без рукавов, чтобы все видели его налитые мускулы, с саблей в руке — никого не пропускал мимо. Будь то пожилой мужчина, женщина или даже ребенок, пират, не внемля просьбам, принуждал каждого отведать вина прямо из бочки. Когда же гуляке казалось, что кто-то лукавит и не пьет, он просто брал своего гостя за шею и окунал лицом в бочку.
Антонио Идальго выхватил шпагу, Добрая Душа оба пистолета, Тетю положил руку на эфес. Пират сфиглярничал, сделал глубокий поклон до самой земли и пропел:
— Отсохни мой язык, если это не гости губернатора!
Тут же в адрес пирата посыпались бранные слова. Он, недолго думая, влепил такую оплеуху тому, кто стоял к нему ближе, что человек полетел на землю.
— Кровь и гром! Здесь я пью! Мое вино! Здесь я хозяин!
Как только де ла Крус завернул за угол, то снова Обратился к незнакомцу:
— Так что же?
— После удачного набега, тогда я ходил шкипером, ко мне в карманы угодило три тысячи песо, один к одному! Наш экипаж распался, а я… немного загулял! Не успел растянуть грот-шкоты, как оказался без реала за душой. Сейчас в долгу у акулы из «Мааса». Именно здесь, у него в таверне, оставил я большую часть денег! И теперь он грозится продать меня в рабство,
— Чем же я могу помочь? Мы ведь коммерсанты! Деньгами?
— Лопни мои глаза, у простых коммерсантов не такие длинные шпаги! Вы — капитан! Я вижу! Возьмите к себе на корабль! Не пожалеете!
Де ла Крус оценил проницательность незнакомца и тут же понял, что невольно оказался ему обязан: опытный глаз сразу определил в нем капитана, что при данных обстоятельствах было недопустимо: Педро следовало сохранять инкогнито, И де ла Крус громко произнес
— Хватит! Я вас понял. Диего, — обратился Красный Корсар к Доброй Душе, — поговори со шкипером! — и, когда боцман подошел ближе, шепнул: — Может пригодиться! Найдешь нас у антиквара.
Только на следующий день к вечеру стало ясно, что Ганта в Кайоне нет, однако некая дама ожидала его прибытия со дня на день.
Через второго боцмана Педро наказал двум матросам поселиться поблизости от жилища дамы сердца английского пирата и вести неустанное наблюдение за ее домом.
— Альбинос видит ночью, как днем, сеньор, — говорил боцман-пират де ла Крусу, усомнившемуся в достоверности принесенных им сведений. — Я вам обещал, и я вам помогу. Благодарите вашего хирурга. Я ненавижу испанцев! Но клянусь Патриком, ирландцы умеют держать свое слово!
— К тому же, помимо ноги, которая осталась при тебе, я обещал еще и хорошее вознаграждение! Что же касается честности, в ней я не сомневался ни на йоту! Действуй! И пусть тебе поможет Патрик.
Де ла Крус и Добрая Душа шли по улице с невольничьего рынка, где Педро вновь расспрашивал о девушке с серо-синими глазами. Они направлялись к гостинице, когда услышали крики и ругань. Четыре крупных молодца силой волокли с собой по дороге и били какого-то человека, видимо ремесленника. Де ла Крус вступился за несчастного. Оказалось, что ростовщик-голландец со своими слугами тащил на невольничий рынок сапожника-испанца, не отдавшего в срок 25 английских шиллингов, что в переводе на испанские деньги равнялось всего 50 серебряным реалам. По неписаному закону, на Тортуге в этом случае кредитор имел право продать должника в рабство сроком от шести до восьми месяцев.