Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры
Шрифт:
Швы и бинты с головы сняли. На руке остались только бледно-розовые шрамики, но вскоре должны были сойти и они.
Девочки навещали ее почти каждый день, и улыбка прочно поселилась в уголках ее губ.
Но о Дзядах, верней о планах на них, Данка строго-настрого запретила рассказывать.
– Иначе какой из этого сюрприз?
Угощение для духов копили понемногу – там кусочек хлеба с обеда, там сырные огрызки. Удалось раздобыть даже горстку леденцов. Свечные огарки остались еще с той самой вылазки к Двери и теперь ждали своей очереди, завернутые в бумагу, разрисованную
Дверь, к слову, накрепко заколотили досками, и прочие любопытные уже не смогли даже глазком заглянуть за нее. По пансиону разлетелись страшные истории, а самым суровым испытанием мужества стало ночное паломничество. Доказательством подвига были клочки обоев, оторванные в том самом месте. Вскоре это было замечено, ночные обходы стали строже, а наказания за непослушание – показательнее.
Каждое утро можно было наблюдать пансионерок, стоящих вдоль стены с пустыми подносами в руках.
Но вернемся к Касе.
О том, что девочки собираются проверить ее слова об общении с миром духов в канун Дзядов, она узнала уже первого ноября. Магда все же проболталась, пока они делали домашнее задание за одним столом в дортуаре.
– Кась, – не поднимая головы от учебника, начала Магда. – А помнишь, ты в лазарете нам сказала, что можешь общаться… с мертвыми?
– Говорила, – встрепенулась Кася, и глаза ее тут же загорелись. – Они навещают меня постоянно, они…
– Кася, сегодня канун Дзядов. День памяти усопших. Ну, как в деревне. – Магда задумчиво укусила кончик карандаша. – И девочки хотят. Мы хотим…
– Вы хотите, чтобы я?..
– Да. – Магда со вздохом отложила карандаш и закрыла учебник. – Если откажешься – назовут лгуньей. Растеряешься или начнешь нести бессмыслицу – то же самое.
– Тогда все в порядке, – беспечно отозвалась Кася. – Я справлюсь.
Магда ей не поверила. Игры играми, и гадания хороши под Рождество, но было в словах Каси что-то отталкивающее, неправильное. Как будто она специально пыталась запудрить мозги. И Магду это печалило, ведь раньше за соседкой не водилось ничего подобного.
Когда стемнело и оба обхода остались позади – Душечка приотворила дверь всего-то на ладонь, посмотрела на лица спящих и бесшумно исчезла, – маленькие часики Каси показали половину двенадцатого. Магда натянула поверх ночной рубашки кофточку и за руку повела соседку в средний дортуар.
Мария, Юлия, Клара и Данута уже были там. Сидели на кроватях парами и перешептывались.
На полу между кроватей белели незажженные свечи и самодельные тарелочки из плотной бумаги. На них лежала всяческая снедь, заветренная, а оттого не слишком аппетитная. Но духам, говорят, все равно.
– Еду надо на подоконник поставить. И свечки зажечь, – командовала Данка.
– А окно открыть, – поддакнула Юлия.
– Вообще-то, – подала голос Клара, – чтобы по-настоящему, Дзяды надо в часовне справлять, тогда и духи придут.
– Ерунда, это все писатель выдумал. А в деревне ставят на окно, – возразила Юлия.
– Это ты говоришь так, потому что нам в часовню не пробраться – заперто все, – запальчиво возразила Мария. Она встала на колени на кровати и пыталась разглядеть за темным окном очертания
– Врешь!
– Да не вру я, – звенящим голосом возмущалась Мария. – Богом клянусь! Касенька! Кася, хоть ты им скажи, что ничего я не придумываю и духи приходили прошлой осенью!
Кася улыбнулась робко, но совсем не затравленно:
– Духи приходят туда, где их ждут. Даже если ждущий об этом не подозревает.
Мария открыла и закрыла рот, осмысливая сказанное.
Данута фыркнула и передернула плечами:
– Раз ты такая из себя, тебе и распоряжаться.
Кася кивнула и принялась расставлять свечки и угощение. Тарелочки с хлебом, сыром и кусочком мяса отправились на широкий подоконник, покрытый облупленной краской. Вода в стакане должна была заменить вино. По бокам от пиршества мертвых поставили по свече. Створку едва приоткрыли, чтобы порывом ветра не затушило огонь.
Остальные свечи Кася поставила на пол, прилепив их растопленным стеарином. На лица девочек легли широкие мазки оранжевых теней. Огонь подчеркнул скулы и провалы глаз. Смотреть друг на друга стало неприятно, будто все разом нацепили страшные маски.
Кася казалась увлеченной как никогда. Прилепив к паркету последнюю свечу, она уселась прямо на пол, поджав под себя ноги, и протянула руку Магде:
– Садитесь в круг. – Она смотрела снизу вверх. Магда медлила. – Вы сами хотели. Ну же, скоро полночь… Я чувствую, как они приближаются, летят над лесом, над деревней. Шепчут беззвучно, высматривают свечи в темных окнах. Дай мне руку, Магда! – потребовала Кася.
Магдалена порывисто ухватилась за холодные пальцы Каси и опустилась рядом с ней.
Остальные по очереди последовали ее примеру и соединили руки. Круг замкнулся. Ночь стояла лунная, безветренная. Только поскрипывала приотворенная створка, ноябрьский воздух покачивал на ледяных ладонях огоньки свечек.
– Надо было вина достать, – буркнула Юлия.
– Шш, – прервала ее Кася. – Молчите.
Она запрокинула голову, подставив свету свечи горло с бьющейся жилкой. Ее ресницы бросали дрожащие тени на щеки, глаза сумрачно поблескивали.
– Я прочту молитву, а вы подумайте о своих почивших родных, – продолжила она и строго посмотрела на притихших одноклассниц: – И никому не сметь смеяться, иначе они оскорбятся и никогда – слышите? – никогда больше не придут к нам.
Она зашептала что-то, лишь отдаленно напоминающее привычную молитву. Больше было похоже на свободное изложение поэмы Мицкевича [2] с редкими вставками из Писания. Но девочкам ее таинственный шепот показался достаточно внушительным. Они сосредоточились на том, что Кася велела сделать: вспомнить об умерших предках, к которым и следовало обращаться в ночь Осенних Дзядов.
2
Адам Бернард Мицкевич (1798–1855) – польский поэт белорусского происхождения, автор мистической поэмы «Дзяды».