Пирожок по акции
Шрифт:
Ману, похоже, шутку не оценила.
— По обстановке. Скорее всего, ситуация разрешится покупкой на круглую сумму. Во взломанной переписке определенная сумма уже фигурировала, владельцу будет предложена большая.
Антона эти объяснения совершенно не удовлетворили, но настаивать было бесполезно. Метиска захлопнулась, будто устрица, которую можно вскрыть только специальным ножом.
На стойке ресепшен в гостинице в центре города молоденькая девушка-администратор с хорошо скрываемым любопытством посмотрела на колоритную пару постояльцев, заселяющихся в люксовый номер. Он — весьма симпатичный бородач, к тому же никак не выглядящий на свои сорок шесть лет, заявленных в паспорте. Она —
— Костюм необходимо примерить. — Деловито заявила Ману, когда они с Лозинским вошли в гостиничный лифт.
— Не сомневаюсь в выборе сеньоры Торнеро, у нее всегда был безупречный глазомер. Мы, конечно, давно не виделись. — Довольно холодно сказал Антон. — Чуть позже. Мне нужно сделать звонок… И вообще, одежду я выбираю сам, для выставки взял с собой приличный джемпер и брюки…
— Речь не о сеньоре. — Мягко возразила метиска, а затем подмигнула. — Она вообще не выходила из съемного жилья. Тебя никто не видел в костюме, поэтому Алла предположила, что ты их не носишь. Костюм же выбирала я, а потому возможны непредвиденные огрехи. Вдруг рукава короткие или на животе штаны не сойдутся.
— Ты?! — напыжился профессор, — Это когда же, если наша встреча состоялась только этим утром? Кто за мной следил, как, когда?
Если он собирался смутить спутницу вопросами, то в очередной раз не угадал.
— Я. Неделю назад. — Прозвучал откровенный и обескураживающий ответ. — Когда стало ясно, что твоя женщина вот-вот уйдет. Так сказала сама Алла. У меня было описание и… я все-таки тебя видела. Не так близко, но достаточно, чтобы определиться с размером одежды — хотя бы предварительно. Следить за человеком очень просто в принципе, особенно в маленьком городе. К тому же, у сеньоры Торнеро есть помощник. Говорю я сейчас не о себе, я в этом не участвовала.
Не приходилось сомневаться, что сейчас Ману говорит о костях Вадима. Или… они в комплекте не единственные?!
Выражение черных глаз было непроницаемым, но Лозинский ощутил положительный ответ почти что кожей. У него появилась какая-то смутная, неоформленная мысль, которая крутилась у виска, будто назойливая муха. Мало того, этот бабий заговор с выслеживанием просто доводил до белого каления!
— И где ж меня спалили? — Антон не без сарказма в голосе воспользовался словечком из студенческого лексикона.
— Там, где ты иногда бегаешь по утрам. В парке, где фонтан с фигурами животных. Прим. авт.: скорее всего, гостья Ханты-Мансийска имела в виду парк имени Бориса Лосева, где установлена жанровая скульптура «Обь и Иртыш». — Пожала плечами женщина и тут же добавила: — После увиденного — а именно, как ты дразнил ворону, — я совсем не удивляюсь пельменям с соусом песто!
Лозинский смутился. Его вялотекущая вражда с одной, конкретно взятой вороной, укравшей больше года назад брелок сигнализации от «Йети», когда пылающий страстью профессор обнимал на скамеечке Ингу в самом начале бурного романа, длилась с переменным успехом и при полном нежелании сдаваться с обеих сторон. Речь, конечно, о вороне, а не об Инге. Весьма приметная ворона, с каким-то белым пятном на крыле, выглядевшем, как лоскуток ткани, спикировала на целующуюся парочку и подхватила брелок, случайно выпавший из кармана ветровки профессора. И — была такова! Какая за этим последовала головная боль, автомобилистам объяснять не надо.
Антон запомнил ворону, а она — его (сложно сказать, к какой сфере птичьей деятельности крылатая бестия приспособила брелок).
Птица в долгу не оставалась и мстила ковровым бомбометанием.
Пару раз в месяц Лозинский наносил визит в парк, чтобы подразнить ворону новым недоступным сокровищем и (по возможности) победоносно увернуться от очередной смачной кляксы. Счет в игре был неровный, потому что порой ворона ухитрялась схватить трофей и оборвать нитку раньше, чем профессор спохватывался, а если не ухитрялась… что ж, тогда кляксы довольно метко летели в цель.
Не удивительно, что в парке Антон не заметил слежки — игра поглощала все внимание и требовала предельной концентрации.
Когда о забаве узнала Инга, то покрутила пальцем у виска:
— Антоша… Ты больной?!
Теперь о маленькой тайне знала и Ману.
— Зачем?.. — только и спросила она.
Посвящать метиску в тонкости вороньей игры профессор не собирался.
— Ну, мало ли! Может, я злой воронофоб! — пробурчал он на выходе из лифта.
Смуглая особа сдаваться не собиралась:
— Ты дразнил птицу колокольчиком на ниточке, это я могу понять, если ты воронофоб. Но затем ты ушел и оставил ей целый бутерброд. Вот я и спрашиваю, зачем…
Бутерброды появились с тех пор, как стало ясно, что ворона хромает. Антон ничего не стал пояснять, сделав страшные глаза: мол, хотел отравить птичку, чтоб не мучилась. Уловка не подействовала.
— Ты хороший человек, Антонио. — Вздохнула мексиканка. — И я даже завидую тебе, потому что ты сумел сохранить nino pequeno в душе… Прим. авт.: здесь: маленького ребенка, исп.
Первое же, что сделал Лозинский, оказавшись в своей комнате люкса (уютный интерьер, простор и мелкие признаки роскоши невольно вызвали раздражение: Алла действительно расстаралась!), был звонок той, что в списке контактов смартфона была обозначена всего лишь первой буквой имени: «Е» — и знаком препинания, точкой.
Елене, главе Сургутского филиала ОМВО «Жизненный долг».
Все сотрудники данного учреждения жили двойной жизнью — кто-то так же, как сам Лозинский, кто-то — со сменой фамилии и имени, а также рода занятий. Такие на какое-то время пропадали без вести, а после выплаты долга возвращались в привычный мир, позабыв все, как дурной сон. Категория последних сотрудников предполагала в прошлом совершение поступков уровня портала «Энзэ», что расшифровывалось вовсе не как «неприкосновенный запас», а как «непоправимое зло». Порой их порталом была «Муся», «муки совести». И все-таки эти люди, попавшие в кураторы, имели и какую-то работу помимо ОМВО, и временное место жительства. Они выплачивали свой кармический долг, помогая другим… И только об образе жизни Елены не было известно ничего. Иногда Антон задумывался — а была ли она живым человеком или стала призраком при жизни?! Казалось, что она круглосуточно на своем месте в офисе коллекторского агентства, куда простой смертный с улицы ни за что не сможет войти, — в безукоризненном костюме, с идеальной прической и маникюром, элегантная, безжалостная, запертая в оболочке собственного сознательного одиночества.