Пищевая цепочка
Шрифт:
Вскоре между стволами деревьев мелькнула тёмная фигуpa — человек, сильно сутулясь, брёл, не обращая внимания на троицу. Он наверняка должен был заметить сигналы на своём ПДА, но виду не подавал.
Преследователи остановились, поджидая. Уже можно было различить грязную куртку цвета хаки, светлые волосы…
— Эфиоп?! — изумлённо пробормотал Слепой. Потом позвал: — Эй, Эфиоп! Эфиоп, давай сюда! А Курбан где?
Парень медленно поднял голову, равнодушно оглядел троих сталкеров… потом медленно развернулся и медленно зашагал навстречу.
Когда блондин приблизился, Слепой с удивлением заглянул в глаза «отмычке». Взгляд Эфиопа был бессмысленный, веки покраснели, он выглядел измождённым и уставшим — похоже, брёл так, не останавливаясь, уже давно.
— Не может Курбан идти, нет у Курбана ног, — медленно выговаривая слова, будто выплёвывая по одной буковке, произнёс блондин. — И рук нет тоже. У Курбана теперь голова.
— Какая голова? Ты чего, парень?
— Голова, — твёрдо повторил Эфиоп. — Только голова, ничего больше. Голова на меня уставилась, я вниз глянул — там ничего. Пустота. Голова заглянула в окно, я смотрю, а ниже ничего.
Сталкеры переглянулись, Камыш озадаченно скривил физиономию.
— Объясни, что случилось, — Слепой старался говорить мягко и убедительно, как с ребёнком. — Что было, прежде чем голова на тебя посмотрела?
— Был зверь, тварь какая-то. Я таких не знаю. Курбан всё знает, голова-то осталась, это очень важно. Все знания в голове. Можно было голову спросить, но я в неё выстрелил.
— Зверь напал на Курбана?
— Зверь. Да, Слепой, зверь напал на Курбана.
— Ага, так ты меня узнал! Уже проще… — Слепой подумал, что проще-то не намного. — Значит, зверь напал, ты… убежал? Или стрелял?
— Стрелял. Я стрелял, Курбан стрелял, потому что тогда у него были руки, чтобы стрелять, — Эфиоп говорил всё так же медленно и размеренно, без интонации, — были и ноги, но он не успел убежать. А зверя пули не берут, он Курбана поймал. Я убежал, спрятался в развалинах, там сидел. Потом пришла голова Курбана, заглянула в окно.
— Голова? — встрял Камыш. — Пришла? Мёртвая голова?
— Нет, живая. Глаза шевелились и рот. Я вниз глянул, там ничего. Одна только голова, больше ничего. На меня посмотрела. Я стрелял. Потом убежал. Бежал и стрелял… Этого зверя пуля не берёт, но мне было страшно, и я стрелял. Когда стреляешь, не так страшно.
— Стрелял?
Тут только Слепой обратил внимание, что парень в руке держит «Макаров». Он медленно и осторожно двумя руками разжал побелевшие пальцы «отмычки» и вытащил пистолет. Обойма была пуста.
— Стрелял, — рассказывал тем временем блондин, который, похоже, и не заметил, что его обезоружили, да он вряд ли помнил о «Макарове». — Страшно было. Очень страшно. Стрелял, бежал, устал бежать…
— Слепой, ты что-нибудь понимаешь? — спросил Камыш.
— Эфиоп не в себе.
— Это я вижу.
— Послушай, Эфиоп, теперь всё будет хорошо, — всё тем же мирным тоном обратился к парню Слепой. — Вот этот
— Хорошо, я пойду. Я давно иду. Очень устал. Понимаешь, Слепой? Очень устал. Курбан не устаёт, у него же нет ног.
— Ну ничего, главное ты понял. Пойдёшь с Камышовым.
— Не нравится мне это, — буркнул «долговец». — Мало прежних дел, теперь ещё зверь… голова какая-то… Я бы лучше с вами.
— Оно так, но ведь Эфиопа нужно на базу. Кто, если не ты, отведёт?
— Это верно…
— Так что шагайте… ну и поосторожней там.
— И вы тоже… того. Удачи, Слепой! Камыш с Эфиопом двинулись прочь. Шура проводил их долгим взглядом, потом обернулся к Слепому:
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Ничего, ровным счётом ничего. Эфиоп тронулся, крыша поехала. Это бывает от страха. Ну, надеюсь, Камыш приведёт его в «Росток», там парню помогут. Иногда водка творит чудеса.
Очкарик покачал головой:
— По-моему, это помешательство, вряд ли водкой удастся вылечить.
— Значит, его переправят за Периметр. У «Долга» связи с военными, есть возможность вывести человека из Зоны. Как ни крути, с Камышом его отослать — самое верное. А вот нам… Ладно, идём.
— Куда?
— Эфиоп говорит, что прятался в развалинах, там голова на него посмотрела… туда и пойдём. Мне около тех развалин кое-что откопать нужно. Только, Шура, учти: ты этого не знаешь. Ввязался я в дело, где хищники замешаны куда опасней всех тварей Зоны.
Развалины в округе были единственные — стены с остатками кровли, те самые, которые служили ориентиром Слепому. К ним сталкеры и направились. Если Эфиоп говорил об этих руинах, то, стало быть, он долго тут бродил, развалины-то совсем недалеко от места, где парня подобрали.
Слепой с Очкариком вышли к поляне, на которой среди груд обломков высились потемневшие от времени кирпичные стены. Раздвинули ветви кустарника на опушке и осмотрелись. Тихо. Сталкеры переглянулись, Слепой двинулся первым. Ему, в усиленном комбинезоне и с «Калашниковым», было сподручнее. Очкарик страховал с «Валом». Снайперская винтовка в лесу не слишком нужна, зато стрелял он мастерски, это точно. Слепой подошёл к стене, заглянул в окно, отметил, что полы разобраны. Потом жестом позвал спутника:
— Здесь всё тихо, но в развалинах кто-то ковырялся. Непонятно зачем.
Очкарик пожал плечами.
— Ладно, обойдём вокруг, — Слепой опять пошёл первым.
Когда он остановился и уставился под ноги, Очкарик приблизился и тоже посмотрел на землю. Голова. Разбитая зарядом дроби, выпущенным в упор. Из неровно разодранной шеи торчат багровые обрубки, целый пучок, десять или больше.
Очкарик осторожно пошевелил красное месиво ботинком.
— Странно выглядит, у человека не так устроено, я видел. Что это, Слепой?