Писец. История одного туриста
Шрифт:
Потом мы выехали на лондонскую окраину и остановились в какой-то чудесной деревне.
– А вот и наша трёхногая кобылка, – сказал кучер.
Посреди деревни, на возвышении, стояла треугольная виселица, на которой с комфортом могли разместиться человек двадцать. Это величественное сооружение окружала толпа зевак.
Люди продолжали собираться на площади и через час яблоку было негде упасть – полагаю, сэр Исаак Ньютон провёл бы здесь своё время без пользы.
Нашу повозку подвезли к тому прекрасному
Атмосфера, надо сказать, царила весёлая и непринуждённая. Продавцы эля и булок шныряли в толпе и предлагали выпить и перекусить. Дети бегали друг за другом и прятались в подолах матерей, а мужчины что-то обсуждали и гоготали на всю округу. Англичане – шумный народ, знаете ли.
Не прошло и пары часов, как на высокий помост вышел важный человек и зачитал всем приговор. А приговорили в тот чудесный день ни много, ни мало, а дюжину преступников.
Мужчин решили наказать, в основном, за воровство, а двух женщин признали-таки добрыми ведьмами.
Приговорённых злодеев вывели из толпы – оказалось, что они всё время стояли неподалёку, но я их не замечал, потому что они не отличались от остальных зевак – им даже не связали руки.
Правда, почти все они грустили – лишь один молодой паренёк, по-моему, умалишённый, пытался шутить – я не смеялся, но публика оживилась.
Важный человек спросил у собравшихся, не желает ли кто-нибудь попробовать себя в роли палача.
Я удивился такому чудесному предложению, но желающие нашлись тут же, знаете ли.
Вышла пара-тройка мужчин, один подросток и одна женщина. Угадайте, кто была эта женщина!
Я и сам не поверил своим глазам – это была жена Сэндлера, прилежная домохозяйка, которая может вязать целыми днями и молчать, мать двоих детей, и моя жена, кстати, тоже. К счастью, детей любезного ростовщика я в толпе не заметил.
У ведущего мероприятие мужчины была нелёгкая задача – выбирать на роль палача между женщиной и подростком – мужчин он даже не рассматривал.
Ребёнок, к моему удовольствию, роли палача не получил и разревелся на всю округу, зато жена Сэндлера была в восторге.
Всё происходило как во сне. Я щипал себя и уговаривал проснуться, но я почему-то не просыпался, а шоу продолжалось.
Но проснулся Сэндлер, начал смеяться и орать, что он ни в чём не виноват. Я пытался его успокоить, но не мог.
Меня спас охранник – он с силой приложился дубиной к уху ростовщика и тот мигом заткнулся. Я же взял себя в руки и тут же вернул контроль за своим разумом.
Тем временем помощник ведущего расставил приговорённых по местам – каждый из них получил по деревянному пьедесталу со ступеньками. Они зашли на свои подставки, а ассистент связал им руки и накинул на их шеи петли.
Подоспел священник и прочитал чудесную молитву, от которой зрителей клонило в сон, а сумасшедший паренёк, уже с петлёй на шее, засмеялся, плюнул в священника, но не попал-таки.
Ведущий представления дал, наконец, команду начинать.
Последнего слова приговорённым не дали – для экономии времени, не иначе.
Миссис Сэндлер вышла под аплодисменты восторженной публики – она поклонилась зрителям и тут же выбила ногой подставку у первого мужчины с петлёй на шее. Тот повис и задёргался – вероятно, попытался задержать самый печальный момент своей жизни.
Пара волонтёров повисла на его ногах, а через минуту он перестал сопротивляться своей смерти. Когда на штанах казнённого появилось мокрое пятно, толпа взревела от счастья.
Миссис Сэндлер была великолепным палачом, скажу я вам. Она выбивала подставки, а двое уважаемых горожан повисали на ногах преступников, чтобы повеселить добрую публику.
Висельников подбадривали криками и свистом, и через полчаса вся дюжина болталась на чудесном треугольном «дереве», которое время от времени «плодоносит».
Безумный шутник, единственный из всех висельников, умер с улыбкой на лице. Всё же умирать нужно с улыбкой – и никак иначе.
Зрелище в Тайберне показалось мне тогда отвратительным и недостойным цивилизованного общества. Но с другой стороны, общество мне ничего не обещало и не было обязанным соответствовать моим юношеским идеалам. Люди есть люди, думаю я, и они всегда будут любить развлечения.
В заключении своего выступления, омерзительная миссис Сэндлер подошла к моей клетке, провела рукой по своей нежной белой шее и рассмеялась, а я промолчал и отвернулся.
Она была мне неприятна и казалась выжившей из ума – иной раз люди, в каких-нибудь чудесных обстоятельствах, раскрывают свои самые удивительные качества.
Но представление должно было продолжаться, и во втором акте публике предлагалось повешение, потрошение и четвертование.
На площадь на деревянных салазках, которые были похожи на куски плетёной изгороди, приволокли двух мужчин.
Всадники подгоняли лошадей и те несли во весь опор, а приговорённые к смерти задыхались в пыли, нечистотах и конском навозе.
У «дерева» их отвязали и помогли подняться на помост.
Затем зачитали приговор – имя одного из преступников я запомнил – Харрисон, и он был генералом.
Самообладанию Харрисона можно было позавидовать – он держался молодцом, и в отличие от висельников, ему дали возможность сказать последнее слово. И было слово. И слово это было крепким.
С вашего позволения, я не буду его цитировать, потому что оно выходит за рамки пристойности и может поколебать доверие к правдивости моего повествования.