Письма мертвой королеве
Шрифт:
Дом над водопадами встретил гостя перебранкой слуг во дворе, ржанием коней и лаем гончих псов. Обычная большая усадьба, шумная и многолюдная. Стайка пересмеивающихся девиц у колодца, звон молота в кузнице, горький запах дыма… и рябины у высокого крыльца. Прежде Бальдр их не замечал, но сегодня молодые деревца, осыпанные гроздьями созревающих ягод, прямо-таки прыгнули в глаза.
Вот будет досадно, если он придет, а хозяин, как назло, уехал… Впрочем, тогда он сможет потолковать с Сигюн. Она ведь наверняка многое знает о дочери своего мужа. Вдруг присоветует что полезное?
Вышедшая навстречу гостю Сигюн расплылась в улыбке, сказала, что Локи дома, и Бальдр пришел на удивление кстати —
Бальдр невольно представил на ее месте Хель и отчетливо понял, что из дочери Локи такой хозяйки не выйдет. Хель должна стремительно вышагивать по гулким коридорам огромного замка, за ней будут вихрем стелиться черные шелка, а рядом бежать косматые свирепые псы Дикой Охоты. Если будет на то воля судьбы, он добудет ей такой замок. Стоящий на скале, с гордыми высокими башнями и мостом через глубокий ров.
Явившийся на призывный голос жены в трапезную из внутренних покоев Локи взглянул на гостя с легким изумлением и рассеянно кивнул. Все в мире стареет и ветшает, даже ствол Иггдрасиля и правитель Асгарда, но Локи которое столетие оставался неизменным. Именно таким впервые увидел и запомнил бога огня на каком-то празднестве Бальдр-мальчишка — долговязого, легкого в кости, темноволосого, с глазами цвета ядовитой медянки и улыбкой, режущей как нож, облаченного в золотое, зеленое и черное.
Асгард — что большая деревня. Все друг другу родичи по бабке жены или прадеду и все друг друга знают. Бальдр не раз встречал Локи на дворцовых торжествах и советах Одина, они раскланивались, как предписывал этикет, обменивались парой незначительных фраз и расходились. Все было правильно — ну какое дело одному из старейших обитателей Асгарда и побратиму Всеотца до одного из подрастающих младших царевичей? Вот Тор — другое дело. У Локи и Тора вечно были какие-то общие дела, совместные приключения, они постоянно ссорились и мирились. Локи при малейшей возможности подшучивал над Тором, Тор добродушно отругивался. При дворе с оглядкой и смешками перешептывались, мол, этим двоим давно пора обменяться кольцами да пожениться.
Давняя дружба-вражда Тора и Локи дала трещину после того, как наследник Одина взял в супруги подругу детства, валькирию Сиф. Спустя малое время в жизни Локи появилась Сигюн. Невесть отчего Бальдр был пребывал в твердой уверенности: Локи привел в дом жену именно оттого, что Тор связал себя браком. Что-то сломалось между этими двумя, оборвалось, что-то, чему не было подходящего названия и о чем не стоило говорить вслух.
— Мы, конечно, очень рады… но все-таки хотелось бы знать — чем обязаны такой чести? — поинтересовался Локи после первой перемены блюд и первой чаши меда. Сейчас, в своем собственном доме, он выглядел на удивление спокойным и умиротворённым.
Бальдр мысленно попросил Браги, покровителя поэтов, даровать ему уверенности и красноречия, и решил сразу перейти к главному. К тому, что неотступно занимало все его мысли. Если речи молодого аса придутся Локи не по душе, что ж, незваному гостю сразу укажут на дверь.
— Я… знаю, вам это покажется очень странным… я хотел бы поговорить о вашей дочери, — Бальдр понимал, что глупейшим образом то краснеет, то бледнеет, и вот-вот сломает зажатую в кулаке деревянную ложку. Точеная физиономия Локи осталась невозмутимой, лишь на миг приподнялась и опустилась левая бровь.
— О моей дочери, — раздумчиво протянул он. — За свою жизнь я настрогал изрядно детишек, однако дочь среди них только одна. Хель, что правит миром мертвых. Какое светлому асу и наследнику Всеотца может быть дело до ётунского отродья?
— Не называйте ее так! — взвился Бальдр… и неожиданно для себя выложил всю историю. Ту, что была его самой заветной тайной. С самого начала, с того дня, когда Локи привез дочь в Асгард, до последних писем Хели, проникнутых щемящей тоской одиночества.
Локи слушал молча, не перебивая. Сигюн неслышной тенью ходила по чертогу, наполняя опустевшие чаши. Единственный раз она задержалась позади Локи, мимолетно опустив руку на плечо мужа. Локи дернулся, но женщину не оттолкнул и руку не скинул.
— Пара молодых идиотов, — коротко и емко высказался Локи, когда Бальдр начал слегка заговариваться и заикаться. Сигюн предусмотрительно подсунула ему полную чашу, Бальдр выхлебал, даже не ощутив вкуса и не осознав, что пьет, эль или воду. — Как вы только умудрились сохранить свой секрет в этом логовище наушников и соглядатаев — ума не приложу. Вот оно, везение дураков во всей красе. И чего же ты хочешь, настырное дитя Одина?
— Помогите мне увидеться с Хель, — взмолился Бальдр. — Хотя бы один раз!
— Это невозможно, — отрезал Локи.
— Но для вас нет ничего невозможного! Вы всегда нарушали любые законы, любые порядки! Ручаюсь, можете нарушить и этот!
— Послушай, мальчик, — Локи переплел пальцы, уложил на них острый подбородок. На «мальчика» Бальдр не обиделся — с высоты прожитых Локи зим он действительно был сопливым мальчишкой. Щенком, едва научившимся держаться на лапах, не падая. Спасибо на том, что его вообще согласились выслушать. — Да, обо мне рассказывают чистую правду — я терпеть не могу, когда мне указывают, как и что делать. И неважно, кто берется указывать — Один, Вёлунд или сам Сурт Огненный. Но что касается Хель и ее владений… Один согласился сохранить ей жизнь на одном условии — никто из живых, богов или смертных, не войдет в ее царство. Не одна душа не выйдет оттуда, покуда время не укусит само себя за хвост. Никто и никогда больше не увидит Хель, — она на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза, их переполняла черная, удушливая тоска. — Думаешь, я позабыл о ней? С глаз долой, из сердца вон, так? Но, какая ни есть, Хель — мое дитя. Всякий день, всякую ночь я думаю, что с ней? Чем она стала — там, среди призраков, в мире, исполненном воспоминаний и несбывшихся чужих надежд?
От шепчущего голоса и темного взгляда становилось жутко. В углах просторного чертога закопошились тени, неуловимые, исчезающие, стоило только впрямую глянуть на них. Пламя в светильниках вытянулось к потолку и, потрескивая, начало гаснуть. Под ногами прошелестел ледяной, стылый ветер. Хотелось вскочить, перевернув стол, и бежать, бежать отсюда без оглядки.
— Локи, — тихо, но твердо окликнула Сигюн.
Наваждение схлынуло. Локи потряс головой, круговым движением пальцев потер виски, отхлебнул из кубка.
— Нет, нет и нет, — повторил он. — Эта сделка из тех, которые даже я не рискну нарушать. Дети… дети — это то немногое, что у меня осталось. Их не трогают, пока они не напоминают о себе. Пока сидят тихо и ни во что не встревают. Ведь даже ты наверняка слыхал, что такое мои детки.
Бальдр молча кивнул. Как не знать. Все в Асгарде слышали о грозном пророчестве старой вёльвы.
— Но предположим, — Локи переглянулся с Сигюн, явно преисполнившейся сочувствия к Бальдру, — только предположим, что тебе удалось меня убедить. Мы доберемся до границ Нифльхеля… и что дальше? Мост через Гьёлль нам не перейти. Его вообще никому не перейти, только душам умерших смертных. Ни я, ни ты при всем желании за такую душу не сойдем, а ссориться с Модгуд и тягаться с ней в бою мне совершенно не хочется.