Письма Непокорного. Том 1
Шрифт:
Меня спасает то, что я могу жить, так сказать, по-скотски. Я читаю что-нибудь -- и забываю. Я спариваюсь, я иду в кино, я веду дела, так что я не думаю...
Мою мать пугает, когда я думаю... Именно поэтому мне иногда хочется вернуться в Палестину... Понимаешь, я бы создал спортивную команду, из молодых; я бы нашёл себе занятие, занимаясь другими -- но всё это, по сути, не меняет ничего, это слишком пустое, это не самодостаточно... Когда достигаешь всех своих целей, это ничего не меняет, всё начинается заново.
Верующие, у них есть шанс. Должны быть какие-то вещи позади, за завесой..."
U
Котону (Дагомея)
26 апреля [1953]
Клари
Подруга,
Должен рассказать вам о четырёх последних месяцах: по прибытии в Дакар я всякими способами пытался устроиться в Горнодобывающую Компанию, проводящую изыскания в Сахаре; везде я сталкивался с тем, что "штат заполнен". В конечном счёте, оставшись без денег, я встретил алжирского еврея, предложившего мне отправиться внутрь Африки представителем "иditions Larousse"... чтобы продавать словари (!)
Уже четыре месяца я живу как бродяга и прошёл примерно четыре тысячи километров через Верхнюю Гвинею, Берег Слоновой Кости, Того и теперь Дагомею, шагая от деревни к деревне и от города к городу, продавая свои словари. Я повидал африканцев и белых всякого рода и встречал самый разный приём... Путешествовал на грузовиках с арахисом и какао в сопровождении плантаторов или командированных чиновников; ночевал в самых невероятных караван-сараях и конечно же продавал свои словари. Какая публика! Вначале я полагал, что мне едва хватит на жизнь и на то, чтобы ещё один день продолжать свой путь -- на самом деле, я даже кое-что заработал! На днях я собираюсь подняться через всю Дагомею до Ниамеи в Нигере и надеюсь немного изведать Сахару. Но подлинная Сахара -- это наше посредственное, всем удовлетворённое человечество. Я никогда не был настолько одинок и настолько свободен; истинная свобода -- это сурово.
Вот очертания моей жизни на протяжении четырёх месяцев. Я надеюсь возвратиться во Францию в начале июля, чтобы отдохнуть несколько месяцев, ибо начинаю чувствовать усталость от более чем двухлетнего бродяжничества от Гвианы до Африки без всякой осторожности.
Подруга, я встретил столько этих мелких администраторов, одним из которых я мог бы стать -- даже несколько таких, кого я знал раньше, к примеру, X, бывший судья из Пондичерри; они приняли меня за безумца и неудачника. На протяжении четырёх месяцев я узнал об "отречении" (простите за высокопарное слово) тех, кто был мне дорог: упрёки и неодобрение моей матери, молчание моего брата Франсуа, Ашрам; довольно оскорбительное письмо Бернара д'Онсие, который осуждает и не может простить меня за то, что я отказался от "блестящего положения", предложенного мне Уотсоном в Бразилии. Это одно из свойств моей натуры, настраивать против себя всех тех, кто обо мне судит. Вместе с теми, кто меня судит, я на протяжении нескольких месяцев спрашиваю себя: что если я не в "Поисках Неуловимого", что если я не живу "в литературе", что если мои скитания -- не "бегство", но движение вперёд, что если всё это не "бешеный эгоизм", если все мои увольнения не "театральность" или, ещё хуже, "комедия, чтобы эпатировать самого себя". Как только пытаешься выйти из "нормальной жизни", кажется, что сразу же наталкиваешься на других, провоцируешь их, они тут же начинают классифицировать тебя, снабжать этикетками с их маленькими грязными заголовками и их приземлёнными "объяснениями".
Подруга, я пишу всё это не для того, чтобы пожаловаться, ибо я принимаю последствия своих действий -- пишу только для того, чтобы поделиться, призвать вас в свидетели. Уже многие месяцы я шагаю в ночи, я потерял это "состояние милости", которое прежде ощущал в себе, и вместе со всеми другими, порицающими меня, задаю себе вопрос -- нет ли чего-то "ложного" в моей жизни, в моих поисках. Возможно, это просто физическая усталость, но я больше не уверен в себе, я сомневаюсь в своих поисках, я осуждаю себя, как осуждают меня другие. Подруга, никогда я не был так одинок. Какая тёмная ночь... Подруга, а вы как считаете? Вы меня осуждаете? Вы...
Я прибыл к решающему повороту в моей жизни, ибо в ближайшие месяцы надлежит решить, стоить ли мне окончательно возвратиться в Индию. В норме я должен был бы возвратиться в Индию в конце этого года. Целый пласт моего существа, без сомнения, лучший, требует этого возвращения и знает, что не будет мне Покоя, пока я не доведу до конца этот внутренний опыт, начатый более пяти лет назад в Индии. Но есть и другой пласт существа, пребывающий в ночи... Да, я прибыл к решающему повороту, и кажется, что всё объединяется против меня, дабы задержать и заставить повернуть назад: я вам не рассказывал, что незадолго до моего отъезда из Бразилии я встретил женщину,
Иза этим летом хочет присоединиться ко мне во Франции, дабы напоследок провести вместе несколько счастливых месяцев до моего отъезда в Индию. Я не знаю, подруга, я не знаю, хватит ли у меня мужества снова всё оставить, и вместе с осуждающими меня я задаюсь вопросом, не живу ли я в "литературщине", не в погоне ли я за "Неуловимым". Да, кажется, всё объединилось, чтобы тянуть меня назад, и недавно я снова получил письмо этого американца Уотсона, у которого я работал в Бразилии. Он стар, не имеет детей и управляет одним из самых крупных слюдяных бизнесов в Бразилии с филиалами в Нью-Йорке и Лондоне. В письме Уотсон предлагает мне вернуться в Рио, обещая сразу же дать оклад, который я имел прежде, и ясно говорит, что я унаследую его дело, когда он "сыграет в ящик"...
Подруга, я чувствую себя оставленным всеми, кто мне помогал, и ощущаю себя бродягой, бредущим в ночи по дорогам Африки. Голос нашёптывает мне: "Сдайся, откажись, возвратись в Бразилию, где ты найдёшь Изу, нормальную, богатую жизнь -- жизнь общепринятую".
Подруга, почему это "состояние милости", в котором я пребывал раньше, покинуло меня именно в тот момент, когда мне нужны все мои силы? Если я потерял это "состояние милости", значит ли это, что другие правы? Не должен ли я довериться себе, довериться Бернару в его лучшие моменты, наперекор нынешней темноте, в которой я пребываю, и наперекор суждениям других? Или как, или позволить умереть всему этому прошлому, всему тому, что было смыслом моего существования начиная с концлагерей?
Подруга, хочу процитировать вам два пассажа из последних писем моей матери: "Когда ты закончишь шляться. Мне кажется, ты скорее, бежишь от самого себя, чем ищешь. Эта жизнь кочевника без своего угла -- чудесное оправдание, обучение, оставляющее за дверью ценности, которые, похоже игнорируются. Нужно пользоваться всем этим богатством, чтобы делиться им с другими; это не означает возврата в рамки или формулы, это означает принимать жизнь и людей, и любить их... достаточно просто любить; это, возможно, труднее -- но это более утешительно. Любовь -- это Покой". Далее моя мать пишет: "...Я думаю, что мы реализуемся лучше, когда принадлежим многим другим; это наилучший способ доработать свои формулы, очистить идеи. Это не отказ или отречение: отказываемся лишь от гордости или от эгоизма".
Подруга, неужели гордость и эгоизм влекут меня в Индию???
Но когда мы достигнем всех наших человеческих целей, найдём любимую женщину, удовлетворённую жизнь, что это изменит? Всё повторится снова и снова, ибо, кажется, всегда будет оставаться толика жажды и голода. Подруга, мне кажется, что никакой цели невозможно достичь по-настоящему, пока мы не свяжем себя с единственной внутренней целью, единственным внутренним божественным, которое мы должны откопать в себе, обрести в себе... Разве Христос не говорил: "Оставь всё и следуй за мной"? Мне кажется, что нужно оставить всё, чтобы обрести своё подлинное Существо, а не это издёрганное, разделённое, противоречивое существо, которым мы являемся ныне. Ибо как можно претендовать на то, чтобы "дать" что-то другим, когда мы сами -- лишь изменчивая, внешняя, неопределённая сущность. Подруга, не требуется ли СНАЧАЛА в полной тишине достичь сердца своего существа? Мне кажется, что сначала мы должны превзойти это стерильное сознание, заставляющее нас бегать по кругу. Нужно иметь мужество окунуться в нашу великую внутреннюю тишину и позволить пробудиться этому Существу из глубин, проблески которого я пережил в Индии... Подруга, мне кажется, что я выжил в Маутхаузене и Бухенвальде только для того, чтобы испытать это высшее открытие. Неужели это гордость? Неужели литературщина? Неужели эгоизм? Подруга, мне нужно услышать ваш ответ. Вы можете внести доверие и покой в мой нынешний беспорядок, ибо всё во мне расшатано.