Письма полковнику
Шрифт:
Причем насчет «полжизни» — это еще вопрос. И не из приятных.
Хотелось воздуха и пить. В туалет — после того, что случилось с девчонкой–звездулеткой — как–то перехотелось.
Как именно всё произошло, можно было догадываться, но лично Маша особого смысла в этом не видела. Достаточно того, что из трех возвратились две — с физиономиями, достойными сняться в каком–нибудь ужастике. То же выражение мгновенно, как эпидемия гриппа, распространилось на остальных нимфеток. Впрочем, ей со своего места было куда лучше видно частокол из длинных сапог: носки каждой пары одинаково смотрели внутрь. А вообще, жалко дурочек.
По другую сторону колонны тяжело опустился на пол звукооператор Костя, которого террористы выдергивали обслуживать петеэску; конвойный проследил за посадкой, да так и остался неподалеку. Не мешало бы с ним поболтать, в смысле, с Костей. На предмет, с чем именно эти козлы выходили в эфир. Только, блин, не сейчас: еще нарвешься на «разговорчики в строю». Пускай чурка с автоматом сначала на что–нибудь отвлечется.
Кстати, ситуацию надо бы проанализировать, и как можно детальнее. Не надеяться же, в конце концов, на доблестный спецназ: мировая статистика по жертвам среди заложников неутешительна. А с другой стороны, и пытаться с бухты–барахты бежать из–под конвоя — так себе вариант, что и было, по–видимому, доказано. Лучше всех, конечно, выкрутилась зампродюсерша, Маша оценила. Дело даже не в том, симулировала она или нет — дело в ощущении момента. Сейчас, после девчонки, такое уже не прокатило бы.
Так вот, если прикинуть. Террористов Маша насчитала в общем девять: могло, конечно, быть и больше: ведь кто–нибудь наверняка сторожил снаружи. Из них непосредственно охраняли заложников четверо–пятеро, иногда меняясь. Когда самый молодой и смазливый отлучался в эфир — тоже мне, блин, телезвезда, — на хозяйстве вообще оставалось всего трое. Правда, вооруженных автоматами, а это существенно влияет на арифметику.
Теперь геометрия. Вестибюль — правильный прямо угольник примерно метров десять на пятнадцать. Слева проход в боковой коридорчик, к ресторану и туалетам, участок, на котором эти сволочи теперь будут особенно звереть, так что, пожалуй, отпадает. Возле центрального входа лестница наверх: кстати, чем не оригинальный путь для бегства — взлететь на третий этаж и закрыться в собственном номере, пускай поищут? Но, во–первых, под лестницей держали на прицеле целую кучу менеджеров и стилисток–визажисток, а во–вторых, у входа с внешней стороны наверняка стоял еще один террорист, а то и парочка. Если поднимется шум, они тут же заскочат и первым делом дадут очередь, а потом уже будут разбираться, если вообще будут.
Идем дальше. Справа от выхода — два больших окна и скамейка со звездулетками: бесперспективно. Торцовая стена, возле которой сидела она сама, Костя и еще несколько операторов, осветителей и видеоинженеров, была совершенно глухой, для красоты отделанной колоннами, толку с них. За стойкой ресепшна, в помещениях для персонала отеля, тусовались террористы, не занятые непосредственным делом (самих портье, горничных и официанток согнали сюда же, в вестибюль). Сбоку от стойки — выход во внутренний дворик с бассейном. Для самоубийц, желающих после смерти красиво плавать в голубой воде.
Ничего жизнеутверждающего. Полный отстой, сказал бы Толик.
Интересно, где он сейчас? По–прежнему пасет свою полковничью наследницу или все–таки отвлекся на такое убойное для всего Среза событие, как захват заложников? Фиг его знает, Толик по жизни загадочный. А кроме того, есть еще эти, свистнувшие его карточку, предварительно вусмерть запугав ножиком под курткой… Ей бы, Маше, его проблемы.
Террорист, который сторожил ее и других заложников, сгрудившихся между колоннами, поудобнее подбросил автоматный приклад и провел дулом вдоль стены: немое кино, и хорошо, что немое. Продемонстрировав таким образом свои действия на случай «если вдруг», отошел к ресепшну и что–то гаркнул вдаль на своем языке. Вникать Маша не стала.
— Костя, — позвала неслышно, уголком рта. Никто не отреагировал, и пришлось повторить громче, вполголоса: — Костя.
— Ну?
Отозвался он громко, без малейшей конспирации. Болван. Однако бандит у стойки не обернулся, ему как раз вынесли пластиковую бутылку газировки. Блин, до чего же хочется пить… Ладно, быстрее:
— Костик, зачем они выходили в эфир?
— А я откуда знаю?
— Блин. Что они говорили на камеру?!
— Не они, а он один. Вон тот пацан, — видимо, Костю в детстве не учили, что показывать пальцем нехорошо, но и это сошло ему с рук. — Не по–нашему болтал. И, насколько я понял, не по делу.
— То есть?
— Ну, не требования четко по пунктам, а какая–то психованная экстремистская мурня. Роверта–моверта… Маха, они нас тут замочат. Всех.
— Как ты сказал?!.
Террорист допил воду, зашвырнул бутылку за стойку и повторил издали свой показательный жест, неторопливо, будто снимал панораму камерой странноватого дизайна. После чего без особой охоты возвратился на пост. Маша умолкла и отвернулась от Кости. Уткнулась в частокол звездулетковых сапог со стекляшками. Потом подняла глаза и напоролась на разукрашенную физиономию парня в бандане. Тот сморгнул, отвел взгляд.
Странно. Она думала, что в эфир отправили именно его, молодого и зеленого, только потому, что он знает язык той страны, которая, по идее, должна быть заинтересована в освобождении заложников, — логично, разве нет? Но он, оказывается, выступал на своем, далеко не международном языке. Зачем?
Роверта. Черт возьми. Костя, конечно, мог и недослышать, и напутать. Но все–таки… Неужели этот вполне реальный теракт имеет что–то общее с высосанными из пальца Толиковыми сенсациями?
Обалдеть.
И тут бесшумной вибрацией под ребра отозвалась ее мобилка.
С мобилкой вышло случайно, само по себе. У остальных позабирали телефоны сразу же после захвата, а она именно тогда попалась на фотографировании, и черный массивный «Никон» оттянул на себя всё внимание, полагавшееся маленькой серебристой трубке, невидимой под футболкой навыпуск. В беззвучный режим Маша переключила мобилку еще до того, как забыла о ней.
Террорист стоял слишком близко. Маша подтянула повыше колени, приподняла на секунду складку футболки, искоса глянула на определитель номера. Толик. Кто бы сомневался.
Толик?!.
Она всегда умела быстро соображать. Выстраивать длинные, многоступенчатые логические цепочки — за время выдержки кадра в солнечный день. А уж тем более за тягучие секунды периодического массажа в бок.
Толик — именно тот человек, который сейчас ей нужен. Единственный. Без вариантов.
Она еще больше сгруппировалась — колени к подбородку — и негромко позвала:
— Костя.
— Чего тебе?
Всё прошло, как по толстому слою вазелина. Звукооператор откликнулся в полный голос, еще и развернувшись с ней всем корпусом; террорист шагнул к нему, бросил что–то угрожающее, подцепил автоматным дулом фенечку на его шее и громко хохотнул; Костино лицо посерело, а смотреть дальше Маша не стала. Расщелкнула заколку на затылке, склонила голову набок. Рука ненавязчиво переместилась от пояса под рассыпавшиеся волосы. Поковыряться в ухе, а что?