Письма полковнику
Шрифт:
На набережной его мгновенно расплавили солнечные лучи, уже прямые, как строительный отвес. Футболка высохла и тут же снова промокла насквозь, но теперь без малейшего воспоминания о свежести. Мобилка ритмично стучала о грудь. Редкие прохожие почему–то шарахались в стороны; когда впереди замаячила оптиграфическая аномалия, Толик прекрасно их понял. Море было издевательски гладкое, оно сверкало на солнце, как фольга, не собираясь расщедриться даже на самый легкий бриз.
Мобилка пока молчала. Останавливаться было нельзя, но физиологические потребности, как известно, значительно сильнее всех
В кармане действительно обнаружилась двадцатка. Хотя вчера он не сомневался, что сам себе ее нафантазировал.
Вода, у которой даже не было вкуса, только холод до ломоты в зубах и пузырьки, лопающиеся на нёбе, с каждым глотком возвращала к жизни концепцию здорового пофигизма. В конце концов, они сами сказали: он, Толик, больше не подстраховочный вариант, а значит, кое–чего он для них стоит, и его уж точно не грохнут на месте всего лишь за опоздание. И вообще, в клинику он направляется не выполнять их приказ, а по собственной инициативе, чтобы переговорить со Старом. Поняли, вы, грантодатели хреновы?.. сколько там осталось от вашего гранта…
На бутылке погасли блики, и Толик вскинулся, расплескав на футболку ледяную пену.
— Я вижу, вы торопитесь, — сказал, улыбаясь, желтоглазый дракон. — Полетели?
…Кстати, чешуя у них оказалась теплая и приятная на ощупь, словно тисненая кожа. А он думал — холодная и склизкая.
На вопрос о номере палаты Сергея Старченко милая девушка в окошке не ответила, а потребовала подождать. Нормально?! После того как он судорожно одевался в номере, после раскаленной набережной, после полета на драконьей спине… ну, полет еще туда–сюда, в нем присутствовал–таки элемент перфоманса. Ладно–ладно. Толик решительно нацелился на окошко, проговаривая про себя вступление к импровизированному тексту. Осторожно, ненормативная лексика.
Тут они и позвонили.
— Не ругайтесь с персоналом, Анатолий, — как ни в чем не бывало попросил знакомый голос. — Палата номер триста шестнадцать. Третий этаж. Без резких движений, но в темпе. Удачи.
Они его недооценивали. Проникнуть к нужному месту, минуя сторожевые медицинские посты, было делом техники, давным–давно отполированной до блеска: сложнее назвать с ходу место, куда он, Толик Бакунин, не смог бы запросто проникнуть. По правде говоря, заглядывать в первую попавшуюся сестринскую и тырить с вешалки белый халат было необязательно, он проделал это исключительно из любви к искусству, в который раз пожалев об отсутствии Машки с фотоаппаратом.
Однако уже возле двери Толик притормозил. И выдал шепотом себе под нос невысказанное регистраторше в окошке.
Там, в палате, кто–то уже был. Вообще, создавалось впечатление, что там засела целая толпа, галдящая вразнобой мальчишескими голосами. Общая палата? Да нет, быть не может, в такой крутой клинике наверняка одни лишь отдельные номера с персональным унитазом каждый. Значит, к Стару пришли. Те, кто сегодня не проспал. В принципе, Толик догадывался, кто именно.
Опять не дадут нормально поговорить. Дежа вю, блин.
Застрял в нерешительности, барабаня пальцами по косяку. В интересах его собственного расследования стоило, пожалуй, подождать в коридоре, пока эта шайка–лейка уберется. Но господа грантодатели, если он их правильно понял, требуют, чтобы он вломился в палату уже сейчас. Вламываться?.. или только после того, как они пнут его, позвонив еще раз?.. Или — не входить даже тогда?
Почему–то в последнем варианте совсем не чувствовалось концепции героизма. Хотя она, без сомнения, имела место быть. За дверью по–прежнему галдели, но он не мог разобрать ни отдельных голосов, ни тем более слов.
И вдруг донеслось внятное:
— Структура.
Звучный женский голос.
Она.
Толик напрягся. Доводы «за» и «против» быстренько рассчитались на первый–второй и совершили построение в две шеренги. Если остаться ждать за дверью, пока объект выйдет, то ему, Толику, достанется либо она, либо Стар. Если войти — получаем обоих сразу, правда, с нагрузкой. Но обоих, а не кого–то одного. Элементарный расчет.
Медленно повернуть ручку. Двери здесь, понятно, не скрипят. Проникнуть внутрь если и не совсем незаметно, то хотя бы ненавязчиво. Кивнуть от входа тем из них, кто все–таки обернется: продолжайте, не обращайте на меня внимания. Я подожду. Послушаю.
Никто не обернулся.
— …ни в коем случае, Дмитриев. Не советую иметь с ними что–то общее.
Он видел ее со спины: черный узел волос верхом на белом конусе накидки для посетителей. Эстетика, блин; Машка бы протащилась, честное слово. Ладно, забыли. Он, Толик, справится сам.
— Да я ж и не собираюсь, Ева Николаевна, — между тем оправдывался Бейсик. — Только для того, чтобы держать руку на пульсе. Отследить, действительно ли они упустили вас из виду…
— Так прям они тебе и доложатся, — хохотнул Открывачка.
Толик поискал глазами Стара. Разглядел элементы навороченной кровати, едва заметной — белое на белом — за пятью белокрылыми спинами: объект, трое пацанов и еще какая–то малолетка на табурете с ногами от шеи… то есть ноги, понятно, у малолетки. Однако. Похоже, Стар и в больнице не теряет времени даром.
Но он молчал. Невидимый и неслышный. Как будто его вовсе здесь не было.
Снова заговорила объект:
— Дело даже не в этом. Ты неплохо придумал, Виталик. Цивилы в Исходнике — и те предлагали мне что–то похожее, а они ведь профессионалы. Но, ребята, оценивая мою ситуацию, вы с ними совершаете одну общую ошибку.
— Мы с цивилами? — уточнил Воробей.
Бейсик и Открывачка на него шикнули.
— Вам почему–то кажется, будто у меня неприятности… нет, не так, это как раз правда, — она усмехнулась. — Вам кажется, что меня нужно спасать, помочь мне бежать, скрыться… Что я жертва. А на самом деле всё наоборот. Я прибыла в Срез, потому что у меня тут есть кое–какие дела. И не могу уехать, пока их не закончу.
— Понимаю, — кивнул Бейсик. — Вы ищете убийцу, да?