Письма с Прусской войны
Шрифт:
Часто письма вкладываются в конверты и адресуются особам высокого ранга, что гарантирует более надежную доставку. Передавшие корреспонденцию оговариваются в письмах, что больших пакетов курьер не принимает, и поэтому, к сожалению их и моему, вынуждены ограничиться самым насущным. Диктуют свое и походные условия: «Я мог бы сочинить к вам обстоятельное письмо, в материи недостатка нет, – замечает саксонский офицер в августе того же 1758 г. из лагеря на «Западном фронте». – Да только в палатке, где ни кровати, ни стола, ни стула, особо не пишется [83] ».
83
Ганс Карл Генрих фон Траутцшен – г-ну Л., полевой лагерь при Андернахе 17.08.1758 // Trautzschen 1769, 86.
Эпистолярная культура и привычка находятся в становлении и существенно отличаются у разных корреспондентов. Наряду с теми, кто переписывается часто и много [84] , есть и обратные примеры. Из далекого степного Рыльска, к примеру, письма идут в армию больше полугода – и в ответ отправлены всего несколько строк (№ 14). За отдаленностью мест, неграмотностью
84
Фома/Томас Диц упоминает, например, о получении от домашних «номера 54-го», тогда как сам отправляет уже 91-е письмо (№ 102).
85
Например, в романтизированной биографии Петра Захаровича Хомякова: по возвращении в подмосковную деревню после 30-летнего отсутствия с 1756 г. он пребывает в полном неведении о родителях, с которыми, очевидно, не переписывался вовсе или крайне нерегулярно (Хомяков 1790, 259–260).
С учетом всех обстоятельств в целом можно принять, что перед нами выжимка относительно образованного слоя армии. Культурный водораздел проходит внутри офицерства, как и внутри разнородного конгломерата российского шляхетского сословия в целом. Это один из очевидных признаков того, что мы все еще имеем дело с «пограничьем» старой и новой России. Даже среди штаб- и обер-офицеров встречаются письма, по стилю и по содержанию мало отличимые от грамоток XVII и начала XVIII в. [86]
86
Петрухинцев, Эррен 2013, 6. Ср., например, письма Данилы Хрипкова (№ 74–75) с перехваченными в начале Северной войны шведами солдатскими и офицерскими письмами: Козлов 2008, 198–213 и письмами русских пленных: Козлов 2011.
Сказываются и особенности состава Заграничной армии: элитная гвардия в продолжение всей Семилетней войны остается практически незадействованной [87] . В полевых полках уровень даже элементарной грамотности дворян был серьезной проблемой. Перед войной грамотность составляла среди пехотных офицеров около 70 %, но с привлечением офицеров из гарнизонных полков и ландмилиции, при необходимости усиленного производства при военных действиях этот уровень неизбежно падал [88] .
87
В феврале 1758 г. с участием гвардии собирались сформировать вспомогательный корпус для участия в составе австрийской армии. Затем под впечатлением цорндорфского кровопускания в конце августа 1758 г. А. Б. Бутурлину поручили формировать «большую армию», «собираемую около Риги», включая составленный из добровольцев гвардейский отряд под начальством генерал-поручика кн. Александра Меншикова (сына «Алексашки»). Однако к зиме 1759 г. решение отложили (СА X, 522, 528, 540, 542; Карцов 1854, 474 et passim; Чичерин 1883, 120 et passim).
88
В начале 1758 г. в предписании П. А. Румянцеву конференции говорилось по поводу комплектования запасных эскадронов конницы: «Понеже довольно известно, что в кавалерийских полках ‹…› дворян, грамоты знающих, довольно находится, а напротив того в полевых пехотных их так мало, что не точию в офицеры, но и в унтер-офицеры производить не кого» – предписывалось отправить грамотных дворян из нижних чинов в пехоту (Масловский II, 126 второй пагинации). Калашников 1999, 127–130 (данные по грамотности на 1745 г.), Фаизова 1999, 53.
Мобилизованный в качестве капеллана российской армией прусский пастор Христиан Теге писал, что в плену в Кюстрине после Цорндорфской баталии ему «пришлось жить с грубыми офицерами, которых образ жизни и привычки внушили мне отвращение» и постарался «сыскать других товарищей». Среди тех, кто пишет, есть и первые, но в большинстве – те самые «другие товарищи» «с более тонким образом мысли» [89] . В числе «военных интеллигентов» помимо хрестоматийного А. Т. Болотова, который, впрочем, практически всю войну отсиживался в кенигсбергском тылу, из бывших в поле можно назвать любителя романов и диариста поручика Якова Яковлевича Мордвинова или отставленного капитаном артиллерии Ивана Григорьевича Мосолова, который оставил «военные книги» и «тетради скорописные… с разными примечаниями» [90] .
89
T"age 1804, 196; Теге 1864, 1128. Мемуары Христиана Теге записаны через полвека после описываемых событий в литературной обработке кенигсбергского издателя и писателя А. С. Гербера, переведены с купюрами, поэтому часть цитат будет со ссылками на немецкий оригинал. О Теге: F"ussel 2010 II.
90
Мосолов 1905, 124 («Знал разные науки и говорил по-немецки»). Пару лет спустя, осенью 1764 г., под Варшавой офицеры уже ставят «от скуки» «Скупого Гарпагона» Мольера (Хомяков 1790, 58).
В категориях социологии вполне допустимо принять этот архивный материал как случайную выборку, которая дает представительный срез российской Заграничной армии.
Можно уверенно говорить о типологической структуре писем: наряду с вводной и финальной частью письма часть основная также строится преимущественно по определенному шаблону. Помимо обязательной даты и места написания (обычно в конце письма) в начале нередко ставится порядковый номер, упоминается о получении
91
Щербатов 1965, 453.
Затем следует информативная часть: в нашем случае, как правило, разной степени подробности описание баталии при Цорндорфе и настоящего положения армии («а ныне маршируем…»). После следует «поручительная» деловая часть – информация о денежных расчетах, долгах, векселях и авансах, просьбы о присылке того или иного, указания по управлению имением или домом, просьбы о прошениях – преимущественно об отпуске и ходатайствам в продвижении по службе. В завершающей части передаются поклоны родственникам, крестным, друзьям и благодетелям. И наконец следуют различные конвенциональные формы прощания.
«Видиш я залпом сколко написал, да еще бумашки пришлю» (№ 62): такое могут себе позволить разве что бумажные души, интенданты да канцеляристы. В остальном видно, что письма написаны в чрезвычайных обстоятельствах с марша. Формат их чрезвычайно разномастный: «цыдульки» Петра Панина Б. А. Куракину (№ 5, 6) или Василия Долгорукова жене (№ 77) – далеко не последних людей в армии, заметим, – написаны буквально на клочках бумаги; местами рваные; иногда донельзя заношенные по карманам в ожидании оказии, как у гусара Грузинского полка Степана Эристова (№ 83). Тогда как письмо Корнилия Бороздина П. И. Шувалову (№ 36) или В. В. Фермора Ф. И. фон Эмме (№ 90) на роскошной голландской бумаге с золотым обрезом. Что неудивительно: в одном случае это прошение генерал-фельдцейхмейстеру о переводе своего сына, в другом – обращение к вице-президенту Коллегии лифляндских и эстляндских дел, от которого зависело в том числе благосостояние имения командующего. На квартирах, надо думать, с бумагой получше: Андрей Тимофеевич Болотов в перерыве между кампаниями зимой 1758 г. переписывает свой перевод Прево тушью «как можно лучшим и красивейшим письмом», «сделав тетрадки из лучшей почтовой бумаги» [92] .
92
Болотов I, 610.
В остальном о бумаге ничего примечательного сказать не могу: она со стандартной для этой эпохи эмблематикой (филиграни Pro Patria, Beehive, рожок, лилия, герб Амстердама, почтальон, голова шута) и литерами (J Honig & Zoon, C & I Honig, GR, IGL, AJ и др.). В большинстве своем, очевидно, голландская; есть также бумага немецкого (саксонского, восточнопрусского), возможно, петербургского и английского производства. Нередко, что также извинительно в походных условиях, бумага вовсе без филиграни или лист разорван [93] . Даже для челобитных на высочайшее имя гербовой бумаги не находится, приходится писать на простой [94] . Австриец Сент-Андре вынужден отослать первую реляцию о Цорндорфской битве в Вену канцлеру Кауницу на одном листке, так как «ни одного листа бумаги, годного для письма, не осталось» [95] (писать с обеих сторон листа, как это практикуется в частных письмах, в реляции для канцлера, естественно, немыслимо).
93
Что в обычных условиях было бы воспринято как не комильфо. Ср.: не дали «почтовой бумаги, и для того на дурной пишу, и перо как палка» (А. К. Воронцова – А. М. Строгановой (Воронцовой), СПб. 04/15.07.1761 // АКВ IV, 475).
94
См. челобитную П. И. Панина декабря 1758 г. в разделе «Действующие лица».
95
Ф. Д. Сент-Андре – В. А. Кауницу, Дризен 27.08.1758 // OeStA. HHStA Kriegsakten 371. A. Bl. 304.
Чернила, как упоминалось, часто разбавлены водой. Скажем тут, кстати, что для передачи конфиденциальной информации использовались симпатические чернила. Так, к примеру, написана реляция о Цорндорфской баталии в письме принца Карла Саксонского, следующая после бытовой части письма, написанной обычными чернилами [96] . В походной секретной канцелярии для этих целей применялась «цифирь» – цифровые шифры.
Примерно половина писем – в отдельных конвертах, остальные сложены конвертом; почти все запечатаны личными печатями красного сургуча [97] . В большинстве своем дворянские гербы, в некоторых случаях печатка с вырезанным изображением, камеей. Обычной практикой было вкладывать в один конверт несколько писем для дальнейшей передачи/пересылки респондентом либо для разных лиц по одному адресу. Чем формальнее письмо, тем крупнее отступы и пробелы, которые служили в эпистолярном этикете эквивалентом уважения, оказанного автором адресату [98] . В личных письмах за недостатком бумаги этим часто пренебрегают, на полях вписаны исправления и дополнения. Своих домашних авторы писем, наоборот, призывают писать «попространнее, не оставляя болшее место бумаги неписанной» (№ 33, 62).
96
Принц Карл Саксонский – курпринцу Фридриху Кристиану Саксонскому, Ландсберг сентябрь 1758 // Lippert 1908, 321–325.
97
Во время официального траура по меньшей мере на казенную корреспонденцию ставились черные печати (Струков 1902, 260).
98
Бекасова 2006, 109. Ценной информацией по истории стиля писем я обязан Виктории Фреде-Монтемайор (ун-т Беркли). Благодарю за текст предоставленного ей неопубликованного выступления на конвенции ASEEES 2016 г. «Military Masculinity and the Sentimental Letter during the Napoleonic Campaigns».