Письма с войны
Шрифт:
– Эмма, - голос, разбудивший её, был успокаивающим, и Эмме потребовалось полсекунды, чтоб понять, что он принадлежит Реджине, которая стояла возле кровати, встревожено подняв руки, и глядя на неё.
– Ты в порядке?
Эмма кивнула, отрывисто глотая воздух, внимательно осматриваясь, чтоб убедиться, что она не на поле боя. Она - дома. Она у Реджины. В комнате для гостей. Август жив и в безопасности. Она еще раз глубоко вздохнула и кивнула уже более уверенно:
– Да.
Реджина понимающе кивнула:
–
– Ага, - Эмма, наконец, отошла от окна и забралась на кровать, прижавшись к спинке.
– Они часто тебе снятся?
– нерешительно спросила Реджина, присев рядом.
– Бывает, - Эмма дернула плечом.
– Я не хотела тебя будить.
– Материнство приучило меня чутко спать.
Эмма нехотя улыбнулась и, закрыв глаза, начала считать от десяти до одного, чтоб прогнать остатки кошмара. Когда она снова открыла их, то увидела, что Реджина всё ещё смотрит на неё, встревожено изогнув бровь. Несмотря на то, что комната была освещена только полоской света, пробивающейся из-за штор, заметно было, что брюнетка замерзла. Она обняла себя руками, кожа покрылась мурашками. Эмма снова почувствовала себя виноватой за то, что разбудила женщину, которая и так сверх всякой меры добра к ней.
– Ты в порядке?
– снова спросила Реджина. И в этой короткой фразе Эмма ясно расслышала множество невысказанных вопросов.
Главным в работе Эммы было умение не давать воли эмоциям. Боец сражается лучше, когда эмоциям нет места, Эмма хорошо это знала. Черт, да это умение помогло ей выжить в самых ужасных интернатах. Но она также знала, каковы бывают последствия.
Достаточно она слышала о Посттравматическом Стрессовом Расстройстве, о том, как люди ломаются, не выдержав давления, и возвращаются домой, изменившись до неузнаваемости. Только не я, подумала Эмма. С ней такого не случится. Нужно быть честной. Сжав простыни в кулаках, она тихо сказала:
– Я не смогла спасти Августа.
Секунду Реджина выглядела озадаченной, но потом взгляд стал понимающим.
– Я «раскрыла» его, и его убили, - блондинка потерла кулаки, будто пыталась отмыть их от крови.
– Всё равно, как если бы я сама спустила курок.
– Эмма, - медленно сказала Реджина, осторожно придвигаясь ближе. Теплая ладонь бережно погладила Эмму по напряженной руке.
– Ты спасла ему жизнь. Ты вернулась за ним. Благодаря тебе врачи успели вовремя.
– Спасла? Чтобы он жил, прикованный к инвалидной коляске? Или остаток своих дней ковылял на протезе?
– Чтобы он жил, - ладонь Реджины скользнула по руке вниз, накрывая её сцепленные руки, мягко разнимая их. Эмма чувствовала, будто прикосновения Реджины открывают в её теле шлюзы, через которые уходит напряжение.
– Разве он недоволен тем, как обернулись события?
Эмма пожала плечами, и, наконец, подняла голову, посмотрев брюнетке в глаза.
– Он говорит, что в порядке, но я видела пивные бутылки у него дома. Ему тяжело.
– Как и должно быть. Он пережил то, что изменило его жизнь, - Реджина сжала её руку.
– Его жизнь радикально изменилась, но он может продолжать жить. Я понимаю, что ты чувствуешь себя виноватой, но это не ты лишила его ноги. Ты доставила его домой.
Эмма промолчала, снова прокручивая те события в голове, думая, что можно было сделать, чтоб Августу не пришлось бороться за свою жизнь на больничной койке. Как бы она не старалась, даже самый лучший расклад закончился бы неприятно. Эмма знала, на что шла, записываясь в армию. Понимала, что это риск, и была на него согласна. Она вздохнула, запустив руку в волосы:
– Всё могло быть хуже, - признала она.
– Да, и лучше всё тоже могло быть. Но ты рисковала, не думая о себе. Ты действовала как человек чести. Никогда не забывай об этом, солдат.
Эмма усмехнулась. Вина и напряжение потихоньку отступали, и она благодарно сжала руку Реджины
– Я не забуду.
Реджина улыбнулась, и блондинка застенчиво улыбнулась в ответ.
– Тебе лучше?
Эмма кивнула:
– Хорошо, когда можно выговориться. Точно быстрее, чем по почте.
– Да, и смотреть приятнее - слова вырвались прежде, чем Реджина успела подумать. Эмма вопросительно подняла бровь, заставив Реджину покраснеть и замяться, подыскивая объяснение. Без сомнения, впервые в жизни мэр Сторибрука не знала, что сказать. Эмма же подумала, что растерявшаяся и смущенная Реджина совершенно очаровательна.
– Я имею в виду, что говорить с человеком приятнее, чем читать слова на бумаге.
Эмма хихикнула, расслабляясь:
– Уверена, что ты именно это имела в виду.
Реджина закатила глаза и посмотрела на блондинку с мягким укором. Но тут её взгляд упал на брелок, висящий на цепочке рядом с жетонами.
– Ты сохранила его, - Реджина наклонилась, чтоб отодвинуть жетон, частично скрывший брелок. Блондинка опустила взгляд, рефлекторно прикоснувшись к цепочке, случайно накрывая пальцы Реджины своими. Брюнетка не отняла руки, скользнув большим пальцем по гравировке.
– Да, - Эмма приподняла цепочку так, чтоб талисман был виден им обеим.
– Почему бы и нет?
– Не думала, что ты станешь носить его на шее.
Прищурившись, Реджина посмотрела на жетоны, проведя по ним пальцами:
– Мне всегда было интересно, что они значат.
– Это идентификационные жетоны, - объяснила Эмма, вытянув одну пластину из ладони Реджины и подаваясь ближе, чтобы та могла рассмотреть его в свете восходящего солнца. Она проводила пальцем по выбитым строчкам.
– Моё имя, номер страховки и группа крови. Их два, один остаётся на теле, на случай если…