Письмо, которого не было
Шрифт:
Тоня помнила эту Снежану – молчаливую темнолицую цыганочку из десятого класса, которая ни с кем не дружила, даже не разговаривала. И ходила в школу, скорее всего, просто из вредности.
Как по заказу, Снежана в этот момент как раз проплыла под окнами вместе со своей бабкой… «Не уехали никуда! – с обидой подумала Тоня. – А почему? Потому что Снежанке в школу надо. А Ваське, получается, не надо? Или… Он давно уже в другой школе учится? А Ираида просто не знает об этом?!»
– В общем, больше я Константинова Василия в школу не возьму, как бы его мать ни просила, – продолжала тем временем директор. – Сделал свой выбор – значит,
…Тоня по дороге домой продолжала думать о Ваське. Нет, все-таки, если бы он в другую школу – там, в неизвестном краю перевелся, Ираида знала бы. А она так уверенно говорит, потому что никто его документы у нее не запрашивал…Так хотелось помочь ему, веселому, бесшабашному. Ведь он такой трудолюбивый, им с Машкой много всего сделал по хозяйству! А встречал кто ее у леса? Ну кому бы охота была не за пятнадцать минут до начала уроков подниматься, а гораздо раньше, катить на мотороллере по лесной дороге, ждать зябким осенним утром?! И ничего Вася не безответственный – всегда делает, что обещает!
Лыжа зацепилась за палку – Тоня чуть не упала. Вот как задумалась! Потому что врет! Она сама себе врет. Конечно, безответственный… По отношению к ней-то он как поступил? Так что не надо его оправдывать. Ираида Андреевна права.
Девочка пришла домой, сняла лыжи во дворе, и, сбросив старомодное пальто, к которому давно привыкла, легла на диван. Ничего делать не хотелось. Телевизор, призывающий на предновогодний шопинг, бесил.
Что с Васькой? Где он все-таки? Почему никаких вестей? Что она сделала не так, после чего он решил перестать общаться с ней?..
О Ваське, Тоня думала только о Константинове Ваське. Когда вдруг… раздалась трель мобильного телефона, молчавшего столько времени.
– Тонечка! – донеслось из трубки.
– МАМА!!! – не своим голосом закричала Тоня.
Машу точно выстрелом из пушки отнесло от телевизора – миг, и она была уже возле Тони.
– Мама, мама! – кричала она, хватая сестру за руки и пытаясь отобрать телефон.
Мама, мысли о которой в последнее время часто вытеснялись в голове Тони думами о Ваське, наконец-то позвонила! А когда Тоня думала о ней ежеминутно, от нее не было никаких вестей…
– Как ты, мама? – кричала Тоня, отстраняя рукой Машу.
– Хорошо, девочки, хорошо! – слышался родной мамин голос. – Номер, с которого я звоню, определился?
– Да!
– Звоните мне на него! Это телефон моего нового адвоката! Его зовут Алексей! – говорила мама, и голос ее был счастливым. – Рассказывайте ему все, он сообщит мне, если меня не окажется рядом!
– А когда ты приедешь к нам? – закричала в трубку Маша.
– Скоро, малыш! Расскажите, как вы живете? Не надо ли вам чего?
Тоня и Маша бросились рассказывать, что все у них хорошо. И то и дело спрашивали у мамы: когда же, когда же ты к нам?
– Скоро, Маша, – когда разговор с мамой закончился, сообщила сестре Тоня. – Ты поняла, что все хорошо?
– Да!
– Мы будем стараться, Маш? Мы будем здоровыми, сильными и умными. Чтобы мама, когда к нам приедет, обрадовалась?
– Да! – широко кивнула Маша.
– Молодец! – Тоня подхватила ее и закружила по комнате.
Сразу захотелось
– Маша, а что же мы новогодние игрушки-то не достаем? – весело воскликнула Тоня.
– Да я прошу-прошу, а ты как эта… – пробубнила Маша.
Но Тониного счастливого настроения это не перебило.
– Где они у нас, а, Маш?
– На чердаке.
– Так полезли скорее!
На чердаке было темно. Фонаря Тоня так и не нашла, керосиновую лампу зажигать лень, поэтому она снова прихватила свой телефон с яркой фиолетовой подсветкой дисплея.
Наверное, на чердаке каждого дома спрятано столько всего интересного, что копаться в этом – одно удовольствие. Девочки шли по чердаку, осторожно переступая через балки. Хрустела и скользила под ногами солома, попадались то старая шляпа, то одинокая галоша; старинный самовар, который Тоня уже много лет собиралась спустить с чердака, отчистить и кипятить во дворе, тускло блеснул медным боком. Вот чемодан старых школьных тетрадок мамы – Тоня сто раз их уже пересматривала, но мама не разрешала ни приносить их в дом, ни тем более в Москву забирать. Но и в печке жечь тоже не давала…
– Вон она, коробка! – Маша первая узнала под бледным фиолетовым лучом перевязанную веревкой коробку из-под сапог.
– Она! – и Тоня взяла коробку в руку. Протянула сестре телефон: – На, Маш, свети. Не урони смотри…
Маша не уронила. Они спустились по лестнице в сенцы, обтерли коробку от пыли, внесли в дом.
Старые игрушки! Какие же они были трогательные, хорошие – те, что покупались еще в мамином детстве. А некоторые и гораздо раньше. Обычно девочки смотрели эти игрушки летом, когда приезжали к дедушке, и тогда не было того волшебного предвкушения праздника – ведь оно бывает только в канун Нового года!
А сейчас… Сейчас как будто начиналась сказка! Забыв обо всем, Тоня и Маша аккуратно вынимали из бумажной обертки и выкладывали на стол игрушки – одну за другой.
– Клоун! – кричала Маша, подняв над головой очередную игрушку. – А вот Мишенька-дружок!
– А вот чайничек! – Тоня улыбнулась, взяв его в руки. Потемневший от времени чайничек с тончайшим носиком, ручечкой и крышечкой. Его выдули кустарным способом, а оттого чуть кособокий, чайничек казался особенно родным. Или мальчик-октябренок! Вот он какой – глазастенький, в белой рубашке с красной звездочкой, черных шортиках, гольфах и тапочках. Веселый чукча – глазки-черточки, шубейка-колокольчик из тонкого стекла. Мех на шубке покрашен какой-то особенно прочной эмалью – то тут, то там отлетела краска, а мех держится, как новенький!
– Вот моя любимая игрушечка – лыжник! – Маша выкопала из вороха бумаги выцветшего лыжника. Он был сделан из гофрированной бумаги и ваты. Даже лыжные палки и кольца на них – и те были скручены из бумаги и проклеены. Как-то по телевизору Тоня увидела программу, где коллекционер рассказывал – такие игрушки делали в тридцатые годы двадцатого века. Сейчас они считались редкостью. Как и многие другие из дедушкиных запасов.
Маша поставила своего лыжника отдельно, поправила ему ножки-ручки, наладила лыжи в одном направлении. Он все еще был очень хорош, румян и бодр – пушились ватные обшлага рукавов, воротник, помпончик на шапке, на варежках видна нарисованная вышивка, ручки-ножки гнулись, а на лыжах написано «Общество „Трудовые резервы“.