Письмо никому
Шрифт:
Немного подумав, Геноссе решил все же зайти к ней. При чем основными причинами этого решения была лень. Все равно ведь его квартиранты зацепятся за малейший шанс и пошлют в гости его.
Второй раз ехать в этот район не хотелось.
Сестра покойного оказалась дома. Дверь распахнула удивительно легко.
— Здравствуйте… Я корреспондент отраслевого журнала «Ведомости холодной штамповки». — Нагло начал врать с порога Геноссе. — Мы пытаемся восстановить историю отрасли, людей, которые работали на профильных заводах. Среди прочего, нас заинтересовал трудовой путь Вашего брата.
— Проходите…
Хозяйка показала рукой гостю на зал:
— Заходите, я сейчас чайник поставлю…
Сестра покойного старика жила в маленькой, тесной и душной однокомнатной квартирке. Стены, пол, были покрыты коврами, которые делали звуки глуше, а комнату — темней, меньше.
Вернувшись в комнату, сестра покойного уселась напротив:
— Так как вас, говорите, зовут…
— Ген… — начал гость и задумался, а действительно, как его зовут. Какое его настоящее человеческое имя. Ах да… — Геннадий. Гена.
Для большей достоверности на шею Геноссе навесил фотоаппарат, взятый из товаров магазина, древний «ФЭД-1». Егор заметил, что идея не так уж и плоха — возможно, что-то надо будет сфотографировать на месте. Купили пленку — короткую, но дорогую.
— Очень приятно, Геннадий… Так в чем, собственно говоря, дело?
Минуты две Геноссе рассказывал про трудовые подвиги, про важность летописей предприятий. Даже сам удивлялся тому, как легко у него это получается. Впрочем, причина такой легкости была — он регулярно перечитывал журналы эпохи «социализма с человеческим лицом». Некоторые статьи знал наизусть.
К тому моменту, как он закончил вступительную речь, на плите жалобно засвистел чайник. Хозяйка поднялась и отправилась на кухню.
— Гена, так вам чаю, кофе?..
— Кофе, если можно.
Старушка немного погремела жестянками в буфете:
— Ах, какая жалость… Кофе только закончилось…
Вообще-то, кофе не было изначально. Но признаться в этом старушка считала ниже своего достоинства. Зато в буфете стояла предусмотрительно невыброшенная с лучших времен маленькая баночка из-под кофе.
Пока не было хозяйки, Геноссе поднялся, чтобы лучше осмотреться в комнате. Ничего особенного — шифоньер с потрескавшимся лаком, трельяж. Сервант — наполовину с книгами, наполовину с посудой, с пошлыми плешивыми керамическими статуэтками.
На серванте стояли фотографии — самой старушки, времен тех, когда ее старушкой не называли. Часто фигурировал какой-то мужчина, растущая от фотографии к фотографии девочка — вероятно, дочь хозяйки.
Рожа у девочки была такой, что уж лучше было бы ей уродиться мальчиком. Но на многих фото сбоку предательски торчал бантик.
— Ваш ребенок?.. Какая прелесть! — проговорил Геноссе и осекся.
К счастью, старушка не расслышала. Ведь ребенку на данный момент было, вероятно, раза в два больше лет, чем Геноссе.
Пили чай. К нему был мед в маленьком блюдечке, яблоки твердые и безвкусные, словно папье-маше из театра.
Поговорив для приличия о детских и юношеских годах, Геноссе решил более не тянуть.
— А вот скажите, какие у покойного были увлечения? Может он любил разгадывать кроссворды, шарады?.. Возможно, с кем-то переписывался…
Сестра удивленно вскинула бровь:
— А, вы про ту шифровку?
Геноссе почувствовал как сердце подпрыгнуло к горлу.
— Какая шифровка?..
— Да от отца осталась — он ее с войны принес. В таком флакончике из-под духов. Вот отец любил с ней возиться, даже переписывался с каким-то профессором.
— Профессором?.. Переписывался?
— Ну да.
— Как интересно!
Вообще-то, это действительно напоминало статьи из журналов времен Лысенко, когда какой-то старикан из села переписывался с каким-то профессором из столицы. В этих статьях описывалось, будто академики учились у хлеборобов…
— А откуда этот профессор? Из Москвы? Из Питера?.. В смысле из Ленинграда?..
— Да нет, где там…
Старушка проговорила это с таким выражением, с которым обычно говорят: «Да откуда у этого голодранца деньги».
— Откуда-то издалека, из Сибири что ли… — продолжила хозяйка.
Геноссе обратился в слух. Гипотеза, высказанная почти сгоряча вдруг начала оправдываться.
— Ваш брат об этой переписке знал?
Вопрос, конечно, был лишним. Если о нем знала сестра, то, вероятно, знал и старший брат. И действительно — старуха кивнула:
— И был какой-то толк с этой переписки?
Наверняка и этот вопрос можно было бы не задавать — если бы шифр был расколот, старушка бы не доживала свои дни в однокомнатной квартире.
Но старушка развеяла сомнения:
— Профессор вскорости скончался…
— А как профессора фамилия была?..
В ответ хозяйка пожала плечами, дескать всех не упомнишь.
— И что, не осталось ни листа переписки с этим профессором?
— Кажется, нет… Когда отца не стало, мама почти все его бумаги сожгла. Не любила она его занятия.
— А отчего?
— Как вам объяснить… Мечтательность в девушках-женщинах даже приветствуется. А вот если мужчина в годах часы проводит за какими-то бумагами, за детскими шарадами — тут многие начнут крутить пальцем у виска.
Немного помолчали. Геноссе думал, как объяснить старушенции, что эта задачка имеет больше смысла, чем все вместе взятое, что встречалось ей в жизни.
Но неожиданно старушка смилостивилась:
— Впрочем, кажется, у меня осталась книжка этого самого профессора.