Письмо никому
Шрифт:
Сразу за дверью тамбура начиналась огромная, практически во весь вагон комната. В креслах сидели военные. Перед ними стояли приборы, щелкали реле, бежали цифры на каких-то транспарантах, зеленый луч чертил волны на осциллографах…
…Многочисленные мониторы показывали огромную ракету. Она лежала в коконе пусковой трубы, опутанном шлангами и проводами. Освещение дрожало, и можно было понять, что ракета эта находится в этом же поезде, в соседнем вагоне.
— Ничего себе… — прошептал Егор.
Не дожидаясь окрика, оба зайца подняли
Однако сцена без слов продолжалась — никто не отдавал им приказы. Да и по штатному расписанию у дежуривших за пультом оружия не имелось…
Но долго ли позвать тех, кто с оружием?..
— Вы, наверное, не ели…
— Да не откажемся… — ответил Егор за обоих.
Полковник дал сигнал. Действительно, тут же из кухни принесли два подноса — горячее, второе, в чашке дымился чай. Причем не самый дешевый, не из тех, что продается по рублю за килограмм, а густой, с благородной темнотой в чашке.
Егор дал знак товарищу — садись и ешь. Сам тоже присел и стал поглощать обед. Ел с аппетитом. Он твердо знал — перед расстрелом не кормят. Стало быть, если угощают обедом, то до ужина не пристрелят.
— А вы неплохо тут устроились. Кормят как космонавтов… — заметил Егор.
— Так расскажите мне все же, как вы попали к нам на борт. Все же к гостям мы не привыкли.
— Да так… Торопились. Нужен был какой-то поезд на восток, ваш стоял локомотивом именно в ту сторону. Запрыгнули на подножку, закрылись в купе.
Полковник покачал головой:
— Ясно — охрана прозевала. Никакого порядка… Ну вот что с такими людьми делать?.. Закрыть на гауптвахту?.. Так ее в поезде нет… Разве что в туалет… А самому, простите, тогда куда ходить?.. А отчего вы искали поезд на маневровых путях? Мы же стояли достаточно далеко от вокзала?
— Нас преследовали…
— А кто преследовал если не секрет? Милиция?..
— Ну что вы! Конечно, нет. Просто очень плохие парни. Мы бы, конечно, могли попросить у милиции помощи, но как говорил Эйнштейн: «Боги всемогущи, но черти расторопней».
Полковник коротко хохотнул. Егор про себя с облегчением выдохнул. Их хозяин, вообще, казался славным человеком. Но все, связанное с армией естество Егора вопило: «полковник» и «хороший» — антонимы, понятия взаимоисключающие. Как правило, действительно, хорошие военные уходят на пенсию подполковниками.
Впрочем, разумеется, бывали исключения: иногда плохие ребята оставались майорами, а хорошие становились генералами.
— Откровенность за откровенность, — кивнул подполковник. — Мы не должны были в этом городе останавливаться. Но на борту закончились сигареты. Потому поезд остановился как бы на внеплановый осмотр ходовой части. Так что вам, в известной степени, повезло. То, что вы здесь, — это не ваша заслуга, это наша недоработка.
За окном струился все тот же однообразный пейзаж. Но Егор смотрел не на улицу — между двумя рамами лежало несколько мух. Его всегда
Но сидя в вагоне этого поезда, Егору показалось, что он стал гораздо ближе к разгадке этой тайны.
— Я, признаться, — начал Егор, — тоже слышал о подобных поездах, но будто там только морозильники… И будто их все на иголки пустили.
— Устаревшая модель была в морозильниках — вот и пустили на слом. А вместо них заступили на дежурство иные поезда с иными ракетами. И отчего, думалось, если что-то для этих целей использовать, то цистерны в сто двадцать тонн. Они самые длинные.
— Длинные-то длинные, да вот только конструкция шасси неудачная. Впрочем, мы и их используем. Но для каких именно целей — не скажу. Военная тайна, Вы и так влезли в нее дальше некуда. Кстати, а вы военный? Служили?
Егор кивнул:
— Было и такое. Ушел в запас в чине капитана. Потом исполнял приватно некоторые поручения нашего командования. И не только его.
— Наемник?.. — скривил скулу полковник.
— И это было… — согласился Егор.
— А почему ушли?
— Неадекватность работы и вознаграждения. Вроде как: за проявленное мужество и беспримерный героизм выплатить жалование в определенном Уставом размере.
Полковник кивнул:
— Да и такое есть. Думаю, я бы сам не смог сформулировать этот факт точней, — он развел руками, насколько позволяли стесненные условия вагона — ресторана, и продолжил. — Между тем, так было во все времена, патриотизм, долг, присяга и всякое такое… Что на это скажите.
— Скажу, что патриотом можно быть и не нося мундир. Мало того, думаю, в отношениях с государством. Вполне достаточно тезиса Гиппократа: «не навреди». Я сам придерживаюсь такого тезиса и хотел бы от государства взаимности.
— Вы, я вижу, разделяете Родину и государство?
— Ну да… Если честно, родину я люблю, а с государством у меня отношения как-то не складываются. Когда есть с чего, я плачу налог. Но когда я беден, то не получаю помощи, а наоборот, оказываюсь в должниках. Вам не кажется такое положение вещей странным?..
Полковник молчал и улыбался, потому что не знал, что сказать. Молчание затянулось.
— И что вы теперь с нами сделаете? — спросил наконец Егор. — Может, ответ мне не понравится, но не хочется томиться в неизвестности.
— Вы знаете… Я сам в замешательстве — что с вами сделать. Выдать вас куда следует? Но тогда придется объяснять как конкретно вы попали на наш поезд. Мне бы этого очень не хотелось. Можно вас тихонько пристукнуть и выбросить из вагонов…
Полковник проговорил это с полуулыбкой, спокойно, будто бы шутил. Но и Егору, и Антону мгновенно стало ясно — и этот вариант рассматривался хозяином ракетного поезда, хоть и недолго, но серьезно.