Письмо никому
Шрифт:
Не проехал по небу на огненной колеснице апостол Гавриил, или кому там она принадлежит.
Не было молнии среди ясного неба, даже ветерок дул совершенно слабенький.
Какая-то машина выезжала со стоянки. Мамаша прокатила коляску с ребенком, прошли студент со студенткой — их любовь немного опережала весну. Вдоль ограждения шел с огромной сумкой бродяга… Стремительно на роликах промелькнул мальчишка.
Чувства человеческие остались глухи к происшедшему, но вдруг разом отказала техника.
В радиусе десяти метров мобильные
На всех мониторах в микроавтобусе резко пошел «снег».
— И зачем тебе это было надо? — спросил Геноссе Егора, после того, как тот рассказал о прошедшем дне.
— Просто захотел на них посмотреть, — пожал плечами Егор. — Теперь я знаю врага в лицо… Да и…Ты слышал легенду про шагреневую кожу?
— Это которая сжимается с каждым желанием и душит владельца?
— Ну где-то так… Только бывает случай, когда владельцу это надоедает и он рвет эту кожу на лоскутки. Эта шагрень слишком много о себе возомнила… Желания у меня не сбывались, но все трудней становилось дышать. Сейчас я их осадил…
— Теперь неизвестно, что они предпримут.
— Ну это ясно — мои портреты появятся на каждом столбе, но мне это как-то все равно — к утру меня в городе не будет.
— Они еще перекроют вокзалы.
— Возможно. Даже скорей всего… Но прорвемся.
Время скользило к раннему весенне-зимнему вечеру. Неспешно собирались в дорогу, готовили прощальный ужин.
Егор еще раз предложил студенту устраниться, а Геноссе — наоборот. Но были получены ответы, аналогичные вчерашним.
Антон даже не стал заходить в общежитие. Ему вспоминались его коридоры, комнаты — тесные, грязные, с убогим освещением.
Казалось бы — в этом тепле живи и не тужи. Ясная перспектива: второй курс, за ним — третий, потом — четвертый, затем пятый… Диплом, работа в какой-то конторе за скромную зарплату. Живи и не тужи — день за днем, год за годом.
Здесь такой стабильности не было — но, между тем, такая жизнь ему начинала нравиться…
Есть предел, за которым лед начинает кипеть. Не оплавляться, давая холодную воду, а превращаться сразу в чистый пар.
Есть предел, за которым школьный учитель, не смевший повысить голос даже на своих учеников, говорит — хватит. Он уже не идет привычной дорогой на привычную работу. Снимает пиджак, одевает мундир или просто повязывает ленточку повстанца. Снимает очки, и глаз ложится на окуляр оптического прицела. В смутное время делает стремительную карьеру, своей активностью стараясь наверстать долгие годы безмолвия, безделья. И уже через пару лет подымает в атаку полки.
Почтальону войны не досталось. Но в этой жизни была какая-то неизъяснимая прелесть, та самая, из-за которой мальчишки из в общем-то благополучных семей убегают из дому или хотя бы гуляют там, где гулять им маменьки заказывали.
…А Егор продолжал рассказывать о прошедшем дне:
— А я вот купил, — из кармана вытащил пластинку, размером с крупную плитку шоколада, — компьютер! Наладонник.
Егор хвастался своей покупкой. Купил старенький, дешевенький, еще с монохромным дисплеем.
Что касается телефона, то ему тоже что-то присоветовали — он купил аппарат не лучше старого, зато с коротеньким проводком, который подключался прямо к наладоннику. Со скидками стоил такой гарнитур дешевле, чем смартофон — компьютер и телефон в одном корпусе.
— Зато теперь мне не надо искать Интернет-кафе, чтоб отбить послание клиенту. Высокие технологии, двадцать первый век, мать его так. Прямо как в шпионских романах будем передавать данные…
Поужинав, легли спать — отдохнуть перед дорогой. Билеты еще не были куплены, на каком именно поезде лучше отбыть тоже не задумывались. Егор считал, что в таком случае лучший выход — импровизация.
Где-то около полуночи он проснулся, стал теребить за плечо Антона:
— Вставай… Пора бы в путь.
Скорый поезд стратегического назначения
На вокзале было шумно.
Было это странным еще потому, что время на часах обозначилось совсем не детское — два часа ночи.
Кто-то ждал своего поезда, кто-то, напротив, не мог уехать — городской транспорт ночью ходил неважно. Кто-то пытался взять билеты. В единственной работающей кассе при свете ночника и компьютера полуспал кассир, которому потенциальные пассажиры пытались по очереди объяснить, кто они такие и отчего им не спится.
За сонным порядком наблюдали сонные милиционеры. Ходили неспешно, где-то вальяжно, документы не проверяли — холод и ночь примиряли. Уборщица, мучимая бессонницей, задумчиво мыла полы.
То и дело к перрону подкатывали поезда. Проводники зевали у открытых дверей, но огни в окнах купе не горели. Пассажиры смотрели свои десятые сны, лишь в запасном тамбуре иного разгорался огонек сигаретки тех, кто не мог уснуть. Простояв совсем немного и приняв немногочисленных пассажиров, поезда уходили дальше, куда-то в ночь. Что поделать — станция проходящая, и поезда не имели никакого представления о порядочности.
Зато электрички прибывали во всем убранстве огней. Но в их вагонах было почти пусто, вероятно, хватило бы небольшого автобуса, чтобы с комфортом перевезти пассажиров всех десяти вагонов.
Но настойчивые старушки продолжали ходить меж вагонами, надеясь продать пиво, воду, да хоть что-то…
На вокзал Антон и Егор прибыли сонным трамваем, богато иллюминированным в салоне, но с темной кабиной. Вероятно, там скрывались водитель и кондуктор, но последний так и не вышел, не обилетил пассажиров.