Питер - Москва. Схватка за Россию
Шрифт:
Очагами борьбы с бакинскими нефтяными компаниями были биржевые комитеты, действовавшие в унисон с Государственной думой. Заседавшее там купечество не менее ярко, чем народные избранники, обличало нефтяников, чья ненасытность медленно, но верно разоряет страну. К примеру, Самарский биржевой комитет указывал, что нефтяная промышленность развивается по негласным соглашениям, которые вдохновляются иностранными предпринимателями, усиленно скупающими акции компаний. Доказательств ценового сговора в нефтяной индустрии было немало. Так, крупные фирмы уже заранее объявляли пароходным обществам те цены, по которым будут осуществляться поставки сырья на следующий сезон, причем не заключившие договора предупреждались о значительном ухудшении условий [513] .
513
См.: Протокол чрезвычайного собрания Самарского биржевого комитета по вопросу о мерах борьбы с нефтяным голодом и дороговизной жидкого топлива. 6 сентября 1913 года // Там же. С. 590-591.
Самарский и другие поволжские биржевые комитеты обратились к наиболее авторитетному Московскому биржевому комитету с просьбой взять на себя труд по созыву Всероссийского съезда потребителей топлива. После неудачи с торгами нефтяными участками купечество разных регионов решило выработать новые меры против роста цен. Предлагалось также препятствовать попыткам создания паевого товарищества, исходившим от бакинских воротил [514] . Глава московских биржевиков Г.А. Крестовников в середине декабря 1913 года проинформировал правительство об острой необходимости всесторонне обсудить эту животрепещущую проблему. Он сообщал, что поскольку число желающих высказаться поистине не ограничено, то целесообразнее было бы созвать не многочисленный форум, а особое совещание в составе тех лиц, кто способен компетентно участвовать в дискуссии и вырабатывать предложения [515] .
514
См.: Записка Астраханского биржевого комитета в Московский биржевой комитет с предложением созвать Всероссийский съезд потребителей топлива для выработки мер по борьбе с топливным голодом. 23 сентября 1913 года // Там же. С. 600, 603.
515
См.: Письмо Г.А. Крестовникова в Министерство торговли и промышленности. 16 декабря 1913 года // РГИА. Ф. 1276. Оп. 9. Д. 278. Л. Зоб.
Министр торговли и промышленности С.И. Тимашев без промедлений вынес вердикт по делу о купеческой инициативе. Как он напомнил, подобные дебаты с самым широким привлечением разных категорий потребителей проводились не один раз. Все уже настолько выяснено, что в созыве Московским биржевым комитетом еще одного совещания по тем же вопросам не усматривается никакой необходимости [516] . В результате без правительственного разрешения съезд не состоялся. Тогда надежды купечества обратились к очередному, VIII Всероссийскому съезду представителей биржевых комитетов и сельского хозяйства, намеченному на январь 1914 года. Здесь, в отличие от Совета Съездов представителей торговли и промышленности, где хозяйничала буржуазия юга России, у купечества имелся шанс раскрутить тему дороговизны «черного золота». И действительно, эти проблемы вошли в повестку дня, но нефтяное лобби снова оказалось на высоте, сумев доказать необоснованность обвинений в искусственном сокращении добычи и вздувании цен на нефть. Питерское издание «Финансовое обозрение», тесно связанное с банками, вовлеченными в отраслевые дела, писало, что подобные обвинения есть следствие полного незнакомства с предметом. Объединенный поход биржевых комитетов против несуществующего нефтяного синдиката окончился неудачей. Съезд постановил, что проблемы можно решить только за счет незамедлительного увеличения площади нефтеносных земель, отданных в эксплуатацию [517] .
516
См.: Письмо С.И. Тимашева в Совет министров. 23 декабря 1913 года // Там же. Л. 2-2 об.
517
См.: Нефтепромышленность перед судом Всероссийского биржевого съезда // Финансовое обозрение. 1914. №3. С. 4.
Важным пунктом противостояния Государственной думы и петербургских чиновничье-банковских кругов стали также военно-морские и торгово-морские вопросы. Громкие конфликты сопровождали их обсуждение с 1908 по 1913-й год. Обратимся к принятию Думой морской программы правительства, предусматривавшей создание нового мощного флота. Как известно, завершение Русско-японской войны 1904-1905 годов нанесло непоправимый урон отечественным военно-морским силам, а Цусимский разгром стал для общества именем нарицательным. Оправившись от этого удара, власти поставили перед собой задачу воссоздания морской мощи государства. По их убеждению, модернизационные вызовы нового столетия требовали наличия современного флота, иначе претензии на статус великой державы выглядели, мягко говоря, несерьезными. Однако эта принципиальная позиция правящей бюрократии не была оценена в Таврическом дворце. Точнее, обширные планы правительства вызвали резкое неприятие в оппозиционной среде. Уже весной 1908 года, когда подошла очередь рассмотрения сметы морского ведомства, многие предрекали трудности при утверждении правительственных предложений. Все началось с весьма красноречивого эпизода 23 мая 1908 года на открытии пленарного заседания Государственной думы, собравшейся впервые обсудить военно-морскую проблематику. Вместо того чтобы заняться представленной сметой, Дума обратилась к сделанному группой народных избранников запросу о незаконных действиях министерства при постройке крейсера «Рюрик» на английском заводе Виккерса. Суть ситуации была в следующем: морское ведомство неоднократно указывало на преимущества российской артиллерии над заграничной, а потому на строящемся корабле решили установить орудия отечественного образца. С этой целью фирме «Виккерс» были переданы чертежи, по которым она обязалась изготовить соответствующую артиллерию и оснастить ею крейсер. Депутаты нашли такие действия странными, усмотрев в них нарушение государственной тайны чинами министерства, и потребовали расследования [518] .
518
См.: Выступление А.И. Звегинцева // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание 71 от 23 мая 1908 года. Стб. 1190-1191.
Негодующие думцы быстро перешли от анализа данного случая к серьезным обобщениям. По словам трудовика В.И. Дзюбинского, запрос:
«приподнял уголок той таинственной завесы, скрывавшей от нас до сих пор ту область, куда народное представительство до настоящего времени еще не проникало. Поднявши этот уголок, мы все ужаснулись, мы пришли в неописуемый ужас от тех порядков, которые там царили» [519] .
Депутат даже усомнился в виновности отдельных чиновников министерства, с легкостью переложив ответственность за этот конкретный эпизод на общий строй, на все направления внутренней политики [520] . Однако разъяснения товарища морского министра И.Ф. Бострема, пытавшегося вернуть депутатов с высот политических заявлений непосредственно к запросу, удачными назвать никак нельзя. Бледно прозвучала его ссылка на то, что руководство в ведомстве новое и потому оно пока не в курсе дела, а со стороны фирмы «Виккерс» нарушений условий контракта нет. Еще слабее выглядело заявление, что наказание за передачу секретных сведений касается только военного времени и в данном случае подобные санкции неприменимы, а действия министерства безукоризненны. Не могло удовлетворить депутатскую аудиторию и замечание, что какое-либо порицание морскому министру может вынести лишь Верховный вождь армии и флота, перед которым тот несет полную ответственность [521] . Но, пожалуй, самым провальным моментом в речи Бострема стала одна досадная оплошность. Юридическая служба ведомства, подготавливая для него материалы выступления, перепутала не только номер статьи из Свода законов Российской империи, на которую давалась ссылка, но даже номер тома. В Думе быстро выяснилось, что зачитанная товарищем морского министра с трибуны ссылка указывает на статью Лесного устава, предусматривающую наказание за незаконную рубку леса; Морское министерство надолго стало объектом едких насмешек [522] .
519
См.: Там же. Стб. 1203-1204.
520
См.: Там же.
521
См.: Там же. Стб. 1205-1207.
522
См.: Крылов А.Н. Мои воспоминания. Л., 1984. С. 162.
Из-за этого досадного казуса Бострем вскоре покинул должность товарища морского министра; на его место был назначен С.А. Воеводский.
Приступая к рассмотрению военно-морской сметы, Государственная дума намеревалась дать бой правящей бюрократии. Стенограмма заседания красноречиво свидетельствует о воинственном настрое народных представителей. Одним из ключевых стал вопрос о том, требуется ли сухопутной стране, каковой является Россия, такой громадный флот. На сей счет обстоятельно высказался П.Н. Крупенский: желанием играть первостепенную роль на морях увлекаться не стоит, поскольку у России недостаточно водного пространства, которое бы напрямую сообщалось с океаном. Наши моря, рассуждал депутат, не глубоки, и флот для нас не является такой необходимостью, как для других держав, обладающих колониями, разбросанными по всему миру. К тому же Россия была великой державой, даже не имея сильного флота, «а слепое подражание еще не есть абсолютно правильное решение». Крупенский предложил вспомнить, сколько казенных средств за последние четверть века было истрачено на Морское министерство и как соотносятся сделанные затраты с их эффективностью [523] . Эту точку зрения оспаривал граф А.А. Бобринский, напрямую связавший наличие современного флота с политическим весом государства. Возьмите, настаивал он, небольшие страны – Бельгию, Испанию, Португалию – и дайте каждой из них мощный флот: значение этих стран в европейском концерте немедленно станет совершенно иным. И наоборот, отнимите флот у Франции, Германии или у России, и тотчас же эти первоклассные державы окажутся на второстепенных ролях [524] . Помимо геополитических аргументов сторонники военно-морского строительства активно использовали и исторические, неизменно апеллируя к Петру Великому – родоначальнику отечественного флота, завещавшему его беречь и укреплять. «Красная нить» их речей: тут, в Петербурге, при Петре создавался наш флот, а двести лет спустя здесь же «нам предлагают расписаться в его уничтожении» [525] . Противники правительственной программы считали ссылки на заветы Петра I неоправданными, поскольку «история меняется и условия жизни государства меняются» [526] . Надо прежде всего смотреть в будущее и реалистично оценивать грядущие задачи.
523
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание от 23 мая 1908 года. Стб. 1250.
524
См.: Там же. Стб. 1324.
525
См.: Выступление А.А. Бобринского // Там же. Стб. 1324-1325; Выступление А.С. Паскина // Там же. Стб. 1312-1313.
526
См.: Выступление П.Н. Крупенского // Там же. Стб. 1259.
Чиновники морского министерства осознавали слабость своей позиции среди народных представителей. И сетовали, что ни народ, ни интеллигенция не понимают важности этих проблем: для них военный флот – «сказочный царевич, ничего общего с действительной жизнью не имеющий» [527] . Но особенно примечательно то, с чем именно связала правительственная бюрократия подобное отношение к флоту: «старые московские инстинкты очень живучи» [528] . Налицо опять – теперь уже в военно-морской сфере – противостояние Петербурга и Москвы. Конечно, описанные различия во взглядах являлись выражением различий в реальных экономических интересах двух крупнейших российских центров. Напомним финансовые параметры морской программы: в течение семнадцати лет (1914-1930) планировалось израсходовать 2 млрд 110 млн руб. из бюджетных средств [529] . Причем этот мощный денежный поток никак не затрагивал московских производителей, далеких от военно-морской проблематики. Естественно, купеческие тузы проявляли заинтересованность в увеличении численности сухопутной армии, которую нужно одевать и обувать [530] . Зато петербургские банкиры с вожделением ожидали, когда «золотой дождь» прольется на судостроительные заводы, традиционно державшие финансовые средства в столичных банках.
527
См.: Всеподданнейший доклад кн. А.П. Ливена «Памятная записка по поводу закона о флоте и судостроительной программе». 30 января 1912 года // ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 123-127. Л. 16.
528
См.: Там же. Л. 17.
529
См.: Шацилло К.Ф. Последняя военно-морская программа царского правительства // Отечественная история. 1994. № 2. С. 163.
530
См.: Во что будет одеваться армия? // Утро России. 1911. 30 апреля.
В этой ситуации Москва и ее союзники могли пытаться если не сорвать обширные судостроительные планы, то хотя бы минимизировать их, чем с энтузиазмом и занялась Государственная дума. Неслучайно ее интерес сфокусировался на экономических аспектах военно-морской программы правительства. Оппозиционные депутаты настойчиво доказывали финансовую несостоятельность постройки огромного флота. Во-первых, объясняли они, государственный бюджет России, несмотря на свое доминирующее положение в финансовой системе страны, просто не в состоянии выдержать такую нагрузку. Раздутость казны – характеристика не сильной, а отсталой страны, в которой частный сектор экономики с его производством и торговлей имеет второстепенное значение. Напротив, в Англии, Германии и Франции торгово-промышленные обороты играют ведущую роль. Во-вторых, в этих странах – солидные местные бюджеты и развитая культурная жизнь, чего в России нет и в помине. В тех же Англии и Германии местные бюджеты равны государственным или превышают их; у нас же все местные бюджеты равны 1/8 государственного: очевидно, что здесь какие-либо крупные расходы чрезвычайно затруднительны [531] . В-третьих, развивали оппозиционеры свою аргументацию, стоимость содержания российского флота в 2,5 раза выше, чем у ведущих мировых держав, а постройка кораблей – почти в 2 раза дороже. Например, в Германии строительство дредноута обходится в 22 млн руб., а у нас – в 40 млн; немцы содержат его за 73 руб. в пересчете на тонну водоизмещения, а в России аналогичный показатель равен 180-190 руб. [532] Депутатов поражали планы правительства взвалить на обнищавшего крестьянина ношу в два с лишним миллиарда рублей:
531
См.: Там же. Стб. 3855-3856.
532
См.: Там же. Стб. 3855-3856.
«Если бы мы такой хомут надели на наше отечество, мы тем самым лишили бы его всякой возможности удовлетворить каким бы то ни было культурным потребностям» [533] .
Расходы на судостроительную программу называли выброшенными деньгами, «данью, которую страна должна платить» [534] .
Помимо экономических аспектов военно-морских планов правительства, депутаты нижней палаты занимались и управленческими проблемами. По их убеждению, состояние морского ведомства не позволяло ему (даже при наличии соответствующих кредитов) осуществить намеченную судостроительную программу. Октябристу А.И. Звегинцеву министерство представлялось в образе «помещичьей разваливающейся усадьбы» [535] . После Русско-японской войны, почти уничтожившей отечественный военный флот, морская администрация и ее учреждения, по логике вещей, должны были сократиться. Но, разъяснял парламентарий, произошло обратное: ведомство продолжает расширяться и заказывает любые суда, какие только возможны на данный момент. Его цель вполне очевидна: создать флот, для которого нужны управленческие структуры. В России, по мнению Звегинцева, реализовывался принцип: не администрация существует для флота, а флот – для администрации [536] . Как утверждал главный противник морской программы лидер октябристов А.И. Гучков, российский флот способен лишь «блестяще фигурировать на смотрах и на торжественных встречах» [537] .
533
См.: Выступление В.М. Соколова // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв Ш.Сессия 1. Часть 3. Заседание 71 от 23 мая 1908 года. Стб. 1315-1316.
534
См.: Выступление А.П. Бабянского // Там же. Стб. 1258.
535
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 3. Часть 3. Заседание 78 от 22 марта 1910 года. Стб. 1466.
536
См.: Выступление А.П. Бабянского // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание 71 от 23 мая 1908 года. Стб. 1254.
537
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание 72 от 25 мая 1908 года. Стб. 1394.
Представленная смета Морского министерства категорически не устроила депутатов:
«Нельзя считать планом те широкие предложения о восстановлении русского флота, которые будут стоить два миллиарда рублей» [538] .
К тому же проект был составлен вне связи с другими ведомствами, но ведь оборону, справедливо рассуждали думцы, невозможно разделить на морскую и сухопутную части [539] . В результате депутаты не только не утвердили смету, но и выдвинули требование о полномасштабной сенатской ревизии в Морском министерстве [540] . Не переубедил их и П.А. Столыпин, предлагавший сопоставить положение правительства с положением полководца на следующий день после поражения. В такой ситуации, подчеркнул он, первая задача – решить, как быть с остатками разбитой неприятелем силы. Вторая задача – как перестроить работу ведомства, не оказавшегося на высоте положения, как возобновить утраченные позиции, то есть какие строить суда. Наконец, третья – как организовать морскую оборону в связи с общей защитой государства [541] .
538
См.: Выступление Н.Н. Львова // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание 71 от 23 мая 1908 года. Стб 1262.
539
См.: Там же. Стб. 1263.
540
Думским требованиям о назначении сенатской ревизии в Морское министерство посвящено специальное исследование. См.: Афанасьев Г.Ю. Политический вклад III Государственной думы в решение задач по воссозданию военно-морского флота России // Таврические чтения 2011. СПб., 2012. С. 104-116.
541
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание 72 от 25 мая 1908 года. Стб. 1401.