Питер - Москва. Схватка за Россию
Шрифт:
Осенью 1916 года давление на московский предпринимательский клан резко усилилось: правительство всерьез занялось инспектированием текстильной индустрии Центральной России. По распоряжению Министерства торговли и промышленности в эту цитадель купеческой буржуазии выехала специальная комиссия; чиновники посетили несколько мануфактур, требуя предъявлять документацию по закупке хлопка. Ревизоры министерства и старший фабричный инспектор Московской губернии заявили, что планируют проверить свыше пятнадцати крупных хлопчатобумажных фирм на предмет соблюдения нормировки цен. Уже первое знакомство с отчетностью обнаружило множество серьезных нарушений [725] . В нарушении нормировки были уличены известные предприниматели И.Н. Дербенев, В.П. Рогожин, Н.Д. Морозов и др. (Причем Морозов являлся товарищем председателя Московского хлопкового комитета и сам был обязан следить за соблюдением установленных правил [726] .) В правлениях ряда предприятий были произведены следственные действия; за один только день (27 октября) произошел двадцать один арест и обыск [727] . Случившееся всколыхнуло деловые круги Первопрестольной. Руководители Московского биржевого комитета кинулись разъяснять, что нарушения в нормировке хлопка стали результатом аномальных рыночных условий и продиктованы не умыслом отдельных лиц, а совсем другими причинами. Ведь обходили закон не один и не два предпринимателя, а все участники рынка. Промышленники оказались перед выбором: или сокращать производство за неимением хлопка, или согласиться на доплату в 2-3 руб. за пуд сверх нормировки. Так что, уверяли фабриканты, они не игнорируют закон; порядок в отрасли зависит от Министерства торговли и промышленности, но оно опоздало со своими мерами, а теперь вносит тревогу и беспокойство в текстильный рынок [728] . Деловая элита Москвы решила командировать С.Н. Третьякова в Петроград с ходатайством: приостановить идущие проверки и прекратить осмотр бухгалтерских книг [729] . Тем не менее делом заинтересовалось Министерство юстиции: вся документация была затребована для изучения на предмет ее передачи в судебные органы [730] .
725
См.:
726
См.: Там же.
727
См.: Обыски и аресты в хлопковых фирмах // Коммерческий телеграф. 1916. 28 октября.
728
См.: Хлопковая история (беседа с С.Н. Третьяковым) // Раннее утро. 1916. 21 октября.
729
См.: Тревога мануфактуристов // Раннее утро. 1916. 19 октября.
730
См.: Коммерческий телеграф. 1916. 2 ноября.
Все эти события происходили под аккомпанемент петроградской печати, охотно развивавшей тему спекуляции применительно к текстильной отрасли. В частности, «Биржевой курьер» подробно анализировал планы текстильщиков, видя в них очередные шаги по обиранию населения. Именно так столичное издание расценило заявление московского Товарищества Э. Цинделя, которым, саркастически усмехалась газета, «покупатели извещались, что мануфактурные короли еще не сыты чудовищной данью, которой они обложили российских потребителей на годы войны, и требуют новой дани» [731] . Авторы цинделевского бюллетеня старались доказать, что без дальнейших надбавок обойтись невозможно, причем вне зависимости от того, будет нормирована цена на готовый товар или нет. Иначе говоря, продолжал столичный печатный орган, их мануфактурные величества готовы увеличивать стоимость продукции, сколько их душе угодно, не обращая внимания на действия министерства. Особое возмущение «Биржевого курьера» вызвали слова о том, что предстоящее повышение на фоне общего роста цен не такое уж крупное, а следовательно, его можно сделать еще больше. Удивление вызывало и негодование фабрикантов по поводу налогового бремени: им следовало бы вспомнить, заявляла газета, что за все платят потребители, тогда как они не знают, куда девать миллионы [732] . В заключение издание вопрошало:
731
См.: Мануфактурный манифест // Биржевой курьер. 1916. 9 декабря.
732
См.: Там же.
«Неужели же и этот последний мануфактурный манифест не обратит на себя наконец должного внимания хотя бы теми угрозами злосчастному потребителю, которые в нем отнюдь не скрываются? Быть может, кто-нибудь удосужится сопоставить данные этого манифеста с дивидендами московских мануфактурных фабрикантов за годы войны, чтобы решительно заявить этим „патриотам своего отечества" – довольно обирать страну» [733] .
Газета не обошла вниманием и льняных фабрикантов: те также выступили с заявлением, «не уступающим [заявлению Товарищества Э. Цинделя] своей наглостью и пренебрежением к интересам российского потребителя». Для этих «рыцарей индустрии» война – праздник, время бешеной наживы. Поражает их желание компенсировать потерю барышей на интендантских заказах или, по-другому говоря, желание выколачивать доходы с частного рынка. По мнению издания, такие откровения могут вызвать среди покупателей настоящую панику и настоящий ажиотаж – на что авторы документа главным образом и рассчитывают [734] .
733
См.: Там же.
734
См.: Манифест льняных фабрикантов // Биржевой курьер. 1916. 23 декабря.
Приведенные свидетельства показывают, что соперничество буржуазных кланов при участии различных политических и бюрократических сил приобрело в годы войны весьма острый характер [735] . Однако картина будет неполной, если не рассмотреть экономическую составляющую этого соперничества. Как и в политике, в экономике происходила серьезная перегруппировка сил. Прежде всего обратимся к банковской сфере. Здесь по-прежнему тон задавали деловые круги Петрограда. За время войны там возник целый ряд новых банков: Союзный, Русско-голландский, Нидерландский для внешней торговли, Восточный, Золотопромышленный и Петроградский торговый, преобразованный из старого банкирского дома Нелькен [736] . Москва же оставалась в стороне от столь оживленного финансового учредительства. Но помимо количественных в банковской сфере Петрограда происходили и качественные изменения, формировавшие деловой ландшафт страны. Речь идет о резком изменении стратегии Русско-Азиатского банка. Это финансовое учреждение пошло на тесное сотрудничество с купеческой фирмой Стахеевых, которая прежде оперировала только семейными денежными средствами и до войны заметно присутствовала лишь на хлебном рынке России [737] . Союз выглядел необычным, особенно если учесть, что в нём участвовал крупнейший российский банк с большой долей французского капитала.
735
К концу 1916 – началу 1917 года следственные дела с сахарозаводчиками и текстильщиками постепенно урегулировались. Министерство юстиции вместе с МВД пришли к выводу, что в действиях сахарных дельцов нет состава преступления, и в итоге было принято решение ограничиться их административной высылкой. Мануфактурные фирмы также избежали какой-либо уголовной ответственности. Министр торговли и промышленности В.Н. Шаховской обязал Московский хлопковый комитет устранить выявленные недостатки // Финансовая газета. 1917. 28 января; Коммерческий телеграф. 1916. 17 декабря.
736
См.: Новые банки // Коммерсант. 1917. 22 февраля.
737
См.: Валеев Н.М. Роль купеческой династии Стахеевых в судьбах России // Вторые стахеевские чтения. Материалы международной научной конференции. Елабуга. 2003. С. 3-20.
Торговый дом Стахеевых, состоявший из двенадцати представителей семейства из города Елабуги Вятской губернии, окончательно оформился в 1904 году. Его деятельность была сосредоточена главным образом в Волжско-Вятском бассейне. Попытки проникнуть на нефтяные рынки Кавказа закончились неудачей из-за невозможности конкурировать с более сильными игроками [738] . Глава фирмы, пожилой И.Г. Стахеев, почти безвыездно жил в Казани: за последние двадцать лет своей жизни он лишь однажды приезжал в Петербург. После его смерти, согласно оставленному им завещанию, наследники, в том числе шестеро сыновей, не имели права разделяться в течение двенадцати лет [739] . Но ключевой фигурой в стахеевской фирме стал не кто-то из родственников, а наемный сотрудник П.П. Батолин (1880-1939). Этот молодой человек, выходец из крестьянской среды, родившийся в окрестностях Елабуги, поступил на работу в торговый дом в возрасте 17 лет; через полтора года он был направлен в петербургский филиал, а еще через полтора уже руководил хлебной торговлей фирмы. Более того, И.Г. Стахеев поручил ему возглавить представительство торгового дома в Петербурге вместо одного из своих сыновей [740] . Но этим бурная карьера способного предпринимателя не ограничилась. После кончины И.Г. Стахеева Батолин, как писал он сам, отказался от работы с наследниками, так как они обошли старшего брата – Ивана, не выбрав его главой фирмы после отца по праву старшинства [741] . В результате Батолин вместе с И.И. Стахеевым создает собственное торгово-промышленное общество без привлечения третьих лиц. Если до 1912 года стахеевская фирма почти не прибегала к банковским займам, а выданные ей кредиты составляли лишь 350 тыс. руб., то затем положение быстро меняется. Новое предприятие сделало ставку не на собственный капитал, а на кредитные средства. Это стало возможным благодаря завязавшимся отношениям с питерскими банковскими кругами. П.П. Батолин вспоминал:
738
См.: Краткий очерк деятельности торгово-промышленного товарищества «Стахеев и К°» // Экономическое положение России накануне Великой октябрьской революции. Ч. 1. М., 1957. С. 82.
739
См.: Катков Д.3. Моя работа с П.П. Ватолиным // Заря (Харбин). 1939. 4 августа
740
См.: Там же.
741
См.: Батолин П.П. Краткие биографические сведения // ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 5. Л. 2.
«Мне удалось через моего хорошего знакомого А.И. Фридберга, бывшего директором Русско-Азиатского банка, войти в этот банк в качестве директора по товарному отделу» [742] .
Результатом этого сотрудничества стала организация торговых операций банка и купеческой фирмы на новых началах, что позволило быстро и существенно нарастить обороты [743] . К тому же, получив доступ к крупным денежным средствам, партнеры начинают оперировать акциями разных банков, железных дорог, заводов и фабрик. Вместе с тем они сотрудничают и с другими наследниками старого стахеевского дела [744] . С другой стороны, намеченная Русско-Азиатским банком экономическая экспансия в центральные губернии России требовала операторов, выросших в купеческой среде и поэтому хорошо знающих особенности внутри российского рынка. Активно действовавшие Батолин и Стахеев оказались оптимальными кандидатами на эту роль. Их сотрудничество с банком вскоре переросло в тесный союз с его главой А.И. Путиловым, окончательно сложившийся во время Первой мировой войны. А осенью 1916 года деловой мир России стал свидетелем создания нового концерна Путилова – Стахеева – Батолина [745] . Сфера интересов этой мощной группы была поистине необъятна: нефтяное дело, текстильная промышленность, торговля лесом и хлопком, покупка акций крупных банков и т. д. Сегодня, благодаря современным исследованиям, мы имеем довольно полное представление о глубоком внедрении этих дельцов в российскую экономику [746] . Благодаря правильно выбранной Путиловым стратегии заметно расширились возможности Русско-Азиатского банка, и его конкурентоспособность выросла по сравнению с другими игроками.
742
См.: Там же. С. 3–4.
743
См.: Товарные операции банков // Финансовое обозрение. 1912. №16. С. 2.
744
См.: Китанина Т.М. Исторические условия формирования группы Путилова – Стахеева – Батолина // Очерки истории российских фирм: вопросы собственности, управления, хозяйствования. СПб., 2007. С. 199.
745
См.: Там же. С. 202.
746
Подробно о деятельности этого концерна – в указанной работе Т. М. Китаниной.
Московские банки, контролировавшиеся купечеством, в своих возможностях заметно уступали петроградским. Достаточно сказать, что накануне 1914 года в среднем капитал одного столичного банка превышал аналогичный показатель в Первопрестольной более чем в два раза [747] . Тем не менее во время войны Москва серьезно усилилась в финансовом отношении: выпадение из экономической жизни России такого развитого промышленного региона, как занятая немецкими войсками Польша, привело к укреплению рыночных позиций москвичей, а следовательно, и их доходов. В свою очередь, появление свободных средств все больше приобщало крупное купечество к финансовым операциям. Небывалый спрос на ценные бумаги, констатировала «Финансовая газета», уже давно определяется потребностями Москвы, которая стремится получить влияние на целый ряд промышленных предприятий [748] . В результате, продолжала газета, акции превращаются в обычный товар: к старым биржевым требованиям прибавилось еще одно – гостинодворское: заверните [749] . Но московский деловой мир ничуть не смущался подобными уколами. В ответ здесь упорно твердили о своей устойчивой приверженности к производству, а не к спекулятивным сделкам, в изобилии совершавшимся в Петрограде.
747
См.: Атлас М.С. Национализация банков в СССР. М., 1948. С. 7.
748
См.: Биржевое положение // Финансовая газета. 1917. 23 января.
749
См.: Биржевое положение // Финансовая газета. 1917. 6 февраля.
«Мы знаем, – утверждали в Москве, – банковских дельцов, которые много говорят о пробуждении инертной России, но не создают ничего. Правда, около них все как бы "движется" и "работает", но это простая купля-продажа, перетряска и перекраска старья и перевод капиталов из одних предприятий в другие. Эти лица не создают новой России» [750] .
Представители купечества утверждали, что с начала войны питерские банкиры занялись выкачиванием денег из своих местных отделений. Все это сказывается на состоянии местной промышленности и торговли: вместо того чтобы их развивать, банки оперируют деньгами в Петрограде, занимаясь различного рода спекуляциями. В результате провинциальные филиалы превращаются в своего рода ширму для разных выгодных дел, которые вершатся в кабинетах фешенебельных столичных ресторанов. [751]
750
См.: Турский Н. Рост акционерных коммерческих банков в России // Коммерсант. 1916. 4 января.
751
См.: Деятельность петроградских коммерческих банков в провинции // Коммерческий телеграф. 1916. 14 января.
Характеризуя положение дел в банковской сфере Москвы после 1914 года, следует сказать о двух видных семействах – Второвых и Рябушинских, которые стремились занять более прочные позиции в финансовой элите России, потеснив столичные банки. Н.А. Второв решил получить контроль над Сибирским торговым банком, располагавшим филиальной сетью в Поволжье, на Урале и в Сибири. Торговый дом, возглавляемый Второвым, издавна имел в этих регионах устойчивые коммерческие интересы. К началу 1916 года он и его партнеры уже приобрели крупный пакет акций этого финансового учреждения; больше было только у основных владельцев – семьи М.А. Соловейчика [752] . Однако в январе глава банка скоропостижно скончался в возрасте 43 лет; московская группа акционеров решила воспользоваться моментом и выбить банк с питерской орбиты [753] . Для этого москвичи вступили в переговоры с родственниками Соловейчика, но тут им пришлось столкнуться с еще одним претендентом. Речь идет об известном питерском дельце И.П. Манусе, который в начале 1913 года уже пытался «взорвать» Сибирский банк изнутри и сменить его руководство; тогда эту попытку удалось нейтрализовать [754] . Теперь Манус развил не менее бурную деятельность. Подойдя к делу творчески, он предложил акционерам слияние Сибирского банка с Соединенным банком в Москве. Капитал этого финансового гиганта составил бы около 60 млн руб., на пост руководителя новой структуры намечался некий Боберман, служивший некоторое время директором московского отделения Сибирского банка. Но укрепившиеся в банке москвичи воспрепятствовали осуществлению этих планов. Когда мирное обсуждение ситуации не принесло желаемых плодов, Манус не пренебрег обратиться к угрозам, однако и это ничуть не приблизило его к успеху [755] . Но и усилия Н.А. Второва в конечном счете тоже окончились ничем. Семья Соловейчика уступила свой пакет известному представителю делового Петрограда инженеру Н.X. Денисову, «специализировавшемуся» на военных поставках [756] . После этого москвичи практически утратили интерес к Сибирскому торговому банку; юридически Второв оформил выход из его совета в январе 1917 года [757] .
752
См.: Коммерсант. 1916. 9 января.
753
См.: Коммерческий телеграф. 1916. 23 января.
754
См.: Шемякин И.Н. О некоторых экономических предпосылках Великой Октябрьской революции (К истории финансового капитала) // Социалистические преобразования в СССР и их экономические предпосылки. М., 1959. С. 35.
755
См.: К предстоящему общему собранию Сибирского торгового банка // Коммерческий телеграф. 1916. 12 марта.
756
См.: Гиндин И.Ф., Шепелев Л.Е. Банковские монополии в России накануне Великой Октябрьской революции // Исторические записки. Т. 66. М., 1965. С. 39.
757
См.: Коммерческий телеграф. 1917. 14 января.
Правда, для Н.А. Второва это уже не имело значения, поскольку он нашел, к чему приложить свои силы. Новые возможности открылись благодаря следственной комиссии генерала Н.С. Батюшина, о которой говорилось выше. Одним из первых результатов ее работы стал арест уже упоминавшегося банкира Д.Л. Рубинштейна. Весной 1916 года он сумел заполучить московский «Юнкер-банк», переведя его правление в столицу. Под новым началом банк вел довольно агрессивную политику, доставлявшую немало хлопот купеческой буржуазии. За короткое время «Юнкер» приобрел целый ряд московских предприятий: Мытищинский вагоностроительный завод, фабрику Алексеевых в Сокольниках, складские помещения для хранения хлопка и масла, земельные участки [758] . Но внезапный арест быстро охладил коммерческую прыть Рубинштейна; оказавшись в псковской тюрьме, он не смог отказаться от предложения сбыть принадлежавший ему актив. Покупателем был Второв: он приобрел 48 тыс. акций «Юнкер-банка» за 20 млн руб., причем сделка была совершена с письменного согласия арестованного банкира [759] . Войдя в привычную роль хозяина, Второв начал реорганизацию. Банк получил новое название – Московский промышленный, его правление возвращалось в Первопрестольную; привлекались и новые акционеры, список которых впечатляет. В нем значилось около тридцати видных предпринимателей: Кнопы, А.И. Коновалов, Н.Т. Каштанов, Н.М. Бардыгин, Н.И. Гучков, братья Тарасовы, И.Д. Сытин, Л. Рабенек, И.А. Морозов и др. Цели новых владельцев декларировались предельно ясно: освободить банк от влияния петроградских финансовых кругов и сосредоточиться на развитии промышленности центра и Поволжья [760] . Овладение «Юнкер-банком» явилось крупной победой купеческой буржуазии на финансовом поприще не только за период войны, но и за все последнее десятилетие царской России. Этот успех был признан и оценен финансовыми кругами Петрограда. 13 октября 1916 года в одном из московских ресторанов состоялся банкет по случаю вступления Н.А. Второва в среду крупных банковских деятелей. На банкет прибыли представители петроградских банков во главе с А.И. Путиловым, который произнес приветственную речь. Выразив благодарность, Второв заговорил о намерениях участвовать в развитии промышленности Центральной России [761] . Однако вскоре после отъезда столичных финансистов Московский промышленный банк обнародовал гораздо более обширные планы, чем те, что были оглашены на банкете. Было объявлено о создании специального бюро по оценке перспектив различных предприятий с целью приобретения их акций; прежде всего речь шла о приобретении ценных бумаг горных и металлургических обществ. Для этого предполагалось координировать усилия с еще двумя-тремя банками Москвы [762] .
758
См.: Коммерсант. 1916. 10 июня; 25 июня.
759
См.: Продажа Юнкер-банка // Финансовое обозрение. 1916. №15. август. С. 10-11.
760
См.: Коммерческий дневник // Утро России. 1916.1 сентября; 2 сентября.
761
См.: В биржевых кругах // Финансовая газета. 1916. 15 сентября.
762
См.: Планы Московского промышленного банка // Коммерческий телеграф. 1916. 27 октября.