Плачь обо мне, небо
Шрифт:
Возможно, ситуация изменится, когда принцесса прибудет в Россию, оказавшись оторванной от семьи. Но что если она и здесь останется отражением желаний датского королевского Дома?
Стоило ли рассмотреть другие кандидатуры на роль невесты цесаревича?
Взгляд Императора упал на лежащие рядом со злосчастным письмом бумаги. Со дня помолвки прошло чуть больше полутора месяцев, а вопрос ремонта покоев Александровского дворца так и не решился. Уже нашелся архитектор, которому можно было доверить эту работу, определили главные покои для цесаревича с супругой, за которые приняли бывшие комнаты Николая Павловича
«… угодно, чтобы Высоконареченная Невеста Государя Наследника, по прибытии в Россию, до бракосочетания с Его Высочеством, занимала, во время пребывания своего в Царском Селе комнаты блаженныя памяти Императрицы Марии Федоровны в Старом Дворце и чтобы по вступлении в брак Их Высочества помещались в бывших комнатах, почивающих в Бозе Императора Николая Павловича и Императрицы Александры Федоровны, в котором сделать следующие изменения: спальню устроить в бывшей, в последнее время, Столовой комнаты, где оная была прежде; уборную для Ея Высочества в Проходной комнате, возле сей столовой; Спальню же покойной Императрицы, в которой Ея Величество скончалась, обратить в столовую».
Был ли теперь смысл подписывать эту резолюцию, или стоило ждать, какими будут следующие действия со стороны датской королевской семьи, прежде чем окончательно определиться, как быть с этой помолвкой?
Ему отчетливо недоставало решимости, присущей его покойному отцу, особенно в таких вопросах.
С глухим раздражением помассировав виски, Император поднялся из-за стола, оборачиваясь к окну, за которым властвовала ноябрьская хмарь. Столица уже который день была подвержена мрачным настроениям, что накрывали её всякий раз с приходом конца осени. Его, вроде бы не подверженного капризам погоды, отчего-то тоже это затронуло – какое счастье, что и дети, и супруга сейчас не здесь. Последняя бы точно заметила его раздражение, не проходящее уже который день, и попыталась бы дознаться до причин. Он же уже давно потерял привычку рассказывать Мари обо всем, что его беспокоило.
В их отношениях сейчас едва ли существовали крупицы того доверия, что требовало когда-то тянуться друг к другу каждую минуту, говорить, касаться, думать, чувствовать, дышать рядом. Выжженное непрерывно пламенеющим огнем долга, все истлело, обратившись пеплом. Царская корона стала могильной плитой их чувств.
Будь сейчас жив покойный Император, он бы отчитал его как мальчишку за все эти адюльтеры (впрочем, он это делал до самой своей кончины). Он и сам понимал, сколь низко поступает по отношению к Мари, которая с поистине ангельским терпением сносит все это. Но совладать с сердцем Александру было непросто и в шестнадцать, и в сорок шесть.
Где-то за спиной едва слышно скрипнула дверь и тихий голос слуги доложил, что прибыл граф Шувалов; Император, не оборачиваясь, жестом показал, что готов принять своего адъютанта. Ему не было назначено, но лучше выслушать новости по его последнему делу, чем битый час тонуть в трясине нерешительности. Вопрос с Данией можно подвинуть.
По крайней мере, пока он не узнает, что именно заставило графа Шувалова сегодня появиться при Дворе.
– С чем пожаловали, Дмитрий Константинович? – осведомился Император, услышав, что адъютант зашел
– Имею удовольствие доложить Вашему Императорскому Величеству, что дело князя Трубецкого закрыто.
Брови невольно поползли наверх. Александр даже перестал барабанить пальцами по тыльной стороне ладони: пожалуй, известия и впрямь приятные, что даже стоили его полного внимания. Обернувшись к визитеру, он на мгновение потерял слова, что намеревались прозвучать, потому как на глаза попалось багровое пятно, расплывшееся по рукаву мундира. Поскольку ткань не имела видимых повреждений, можно было предположить, что она пропиталась выступившей на повязку кровью.
Нахмурившись, Император уточнил:
– Вы ранены?
Стоящий перед ним граф Шувалов едва заметно поморщился – видимо, не желал, чтобы это раскрылось, – но коротко кивнул.
– Не извольте беспокоиться, Ваше Величество. Рана несерьезная.
С подозрением окинув его уверенную фигуру взглядом, Император вернулся к насущной проблеме:
– Вы утверждаете, что дело князя Трубецкого закрыто?
– Князь Трубецкой арестован и препровожден в Третье Отделение, где им займутся люди Василия Андреевича, – подтвердил граф Шувалов, на лице которого расцвело облегчение, не скрываемое даже привычной бесстрастностью.
– Что ж, – Александр задумчиво протянул руку к перу, одиноко лежащему подле так и не оконченного письма датской королевской семье. – Хвалю. Я лично буду присутствовать на дознании, – он помедлил, рассматривая бумаги перед собой, прежде чем добавить: – Полагаю, теперь Вам полагается отпуск. Вы ведь намеревались жениться?
– Если на то будет Ваше разрешение, Ваше Величество, – покорно склонил голову граф Шувалов.
Император подавил глубокий вздох. Он бы, возможно, дал отпуск своему адьютанту и того раньше, но без конца появлялись поручения, которые можно было доверить только ему. И если бы не то, с каким упорством он занимался делом князя Трубецкого, и как оное было крепко связано и с самим графом, и с его невестой, вряд ли бы сейчас ему выпала возможность ненадолго оставить службу. Но Александру не хотелось выглядеть в глазах народа тираном.
– Будет, – подтвердил Император, оставляя перо и возвращая внимание своему адьютанту. – Приступайте к службе…
Он не успел закончить фразы – дверь в кабинет вновь распахнулась, впуская сначала слугу, намеревавшегося было что-то доложить, а за ним бледную княжну Голицыну, придерживающую юбки визитного платья. На лице её играл лихорадочный румянец, глаза блестели, из высокой прически выбилась пара завитых локонов. Она тяжело дышала, словно бы от самых ворот до кабинета бежала, отринув правила приличия. Впрочем, Император бы этому не удивился.
Безмолвно воззрившись на гостью, столь беззастенчиво влетевшую в кабинет, он с легкой насмешкой во взгляде ожидал, когда она заговорит, вместо того, чтобы потребовать объяснить причину такого бесцеремонного визита.
Несчастный слуга, который явно пытался её сдержать, но потерпел поражение, пытался что-то объяснить, но громкий, уверенный голос княжны его в момент перекрыл:
– Ваше Императорское Величество, нижайше прошу дозволить свидание с Петром Голицыным, арестованным по делу о вызове на дуэль Наследника Престола.