Плачь обо мне, небо
Шрифт:
На сей раз себе изменять Катерина не собиралась: договорившись с кучером, что тот посетит кабак, дабы отужинать, и вернется за барышней, она со спокойной душой отпустила мужика, направившись в дом. На обледенелых ступеньках, никем не расчищенных, скользили каблуки, а тяжелый подол платья быстро намок от выпавшего намедни снега, что замел дорожки. Внутри усадьбы не гулял порывистый ветер, но и согреться бы не удалось: изразцовую печь давно никто не затапливал, и комнаты выстудились, пропитавшись сыростью зимнего воздуха. Пытаться изменить что-либо за короткие часы пребывания здесь не имело смысла, поэтому княжна прямиком направилась в будуар маменьки, чтобы продолжить то, что не успела завершить в прошлый свой визит сюда. То, что могло дать ей ответы хоть на часть вопросов, хоть и пока что лишь порождало десятки новых. Но Катерина была уверена: однажды все детальки сложатся в единую картину.
В небольшой переносной лампе затеплился огонек, скользнувшая портьера открыла обнаруженный не так давно проход в темноту, и шелест юбок стал единственным звуком, сопроводившим шагнувшую в потайную комнату Катерину. Здесь, как и ожидалось, не изменилось ровным счётом ничего: все тот же тяжелый воздух — систему вентиляции для этого помещения никто не разрабатывал, а окон оно не имело; все тот же непроглядный мрак, отступивший лишь перед неярким светом лампы, принесенной случайной гостьей, посмевшей потревожить покой забытой всеми комнаты; все та же пыль, скопившаяся по углам, осевшая на паутине, щекочущая нос и вынуждающая чихать, прикрывая лицо свободной ладонью. А еще, все тот же комодик, каждый ящик которого имел проржавевший от времени и сырости замок, отчего не поддавался никакому воздействию. Но если тогда княжна оказалась совершенно не готовой к такой находке, сегодня она намеревалась уже покончить хотя бы с одной тайной этого поместья. Опустив лампу на низкий столик, расположившийся неподалеку, она извлекла из мягкой сумочки маленький топорик для разделки мяса: уверенности в том, что ему поддастся крепкое дерево, не было, но попробовать стоило. Принести с собой более тяжелый и крупный предмет она бы не смогла, поэтому вся надежда оставалась лишь на него. Замахнувшись над комодом, Катерина вогнала наточенное лезвие в рассохшуюся поверхность с облупившейся светлой краской. Чтобы вынуть его обратно потребовалось чуть больше сил, чем на новый замах, увенчавшийся глухим звуком поврежденной древесины. Та поддавалась натиску, и это наполняло кровь азартом.
Спустя несколько минут шубка соскользнула с плеч барышни, чтобы лечь на изъеденное мышами кресло. Ничуть не заботясь о том, что вещь покроется пылью, княжна продолжила борьбу с запертыми от чужих глаз ящиками, не прекращая вгонять лезвие в древесину и вытягивать обратно до тех пор, пока не выломала значительный кусок поверхности, позволивший заглянуть внутрь верхнего ящика. Пауки добрались и туда, а потому все его содержимое успело затянуться серебристо-серыми тонкими узорами. Перебарывая отвращение и детский страх перед липкой паутиной, рвущейся под ее пальцами, Катерина вытянула сначала круглую жестяную коробку, напоминающую ту, в которой они с Ольгой держали атласные ленты и отрезы кружев, затем стопку пожелтевших газет, и последними извлекла какой-то сверток из мягкой, цветастой ткани. Не зная, с чего начать изучение, княжна помедлила, а после потянулась к изукрашенной коробке, снимая с нее крышку и заинтересованно заглядывая внутрь: уложенные плотно настолько, что не представлялось возможным между ними воткнуть даже самый тонкий лист бумаги, её заполняли письма. Прямоугольные конверты, когда-то скрепленные сургучом, звали раскрыть их, и Катерина повиновалась, придвигая ближе лампу. Произвольно вытянутый лист, сложенный вдвое, развернулся под бледными пальцами, и взгляд скользнул по аккуратным строчкам, выведенным округлым, мягким почерком.
“Более осквернять бумагу своими мыслями не стану и решений твоих оспаривать не возьмусь. Только знай, что даже через год или пять ничто не изменится, и в моем лице ты найдешь верного друга — о большем уже просить не смею.
М.”
Задумчиво вчитавшись еще раз в написанное, Катерина недоуменно нахмурилась, комкая край бумаги. Кем был загадочный “М”, и кому адресовалось сие послание — она не знала. О чем шла речь — тоже. В надежде на хоть какое-то прояснение мыслей она извлекла из жестяной банки еще одно письмо, вскрывая его и поднося ближе к источнику света. Увы, и этот источник чьих-то переживаний и воспоминаний не внес ясности.
“Никакие мои соболезнования не заглушат горечь твоей утраты, и, быть может, ты даже не прочтешь этого письма — до него ли тебе сейчас? Но я помолюсь за невинную душу и испрошу сил для тебя, дабы облегчить боль. Пусть ангел-хранитель убережет тебя от отчаянных мыслей. Помни, что ты нужна здесь.
М.”
С каждым новым словом княжна запутывалась все сильнее, и лишь одно могла
Выглянув в окно, она убедилась в отсутствии кареты — похоже, кучер решил не только отужинать, но и пропустить рюмочку-другую: пришлось расположиться в гостиной для ожидания. Отсюда было удобнее всего следить за подъездом к усадьбе, да и именно здесь скопились все детские воспоминания о домашних вечерах, которые семья Голицыных проводила под звуки клавикордов и звонкого смеха. Сейчас об утраченном не хотелось скорбеть — лишь тихо и незаметно для себя улыбаться, видя призрачные силуэты маменьки и папеньки, маленьких Ирины, Петра и Ольги. Быть может, когда-то все вернется на круги своя. А ежели нет, они воскресят столь важные моменты вне России. Только без папеньки…
Интересно, как справляется с ролью главы семьи Петр? Он, вроде бы, намеревался в будущем году зажить своим домом, но внезапно стать старшим в большой семье, взять на себя все заботы о сестрах и матери, это не то же, что обзавестись молодой женой. Всего два месяца минуло с дня расставания, а Катерине уже чудилось, словно бы пролетели годы: лица не истирались из памяти, но стыли прикосновения и затихали голоса. И все, что она могла делать сейчас — ждать, уходить в иные мысли и стараться не дать беспокойству и отчаянию спутать ей руки и ноги, затягивая в свой гибельный кокон.
Заслышав шаги в коридоре и на миг посетовав на отсутствие слуг, оповещающих о госте и его личности, Катерина поспешно обернулась к дверям, поспешно решая, сможет ли защититься от недобрых людей: по всему выходило, что нет. Хоть и не выносилось ничего из гостиной после отбытия из усадьбы её хозяев, а не были приспособлены к иным функциям, кроме как декоративным, тяжелые напольные вазоны и статуи — их бы хрупкая барышня и на дюйм не приподняла. Разве что те маленькие фигурки балерин, которых коллекционировала Ирина: расставленные на поверхности камина, каждая из них имела свою историю и имя. Прикоснуться к ним считалось кощунством, но ведь сестра бы простила её, узнай об угрозе жизни, верно?
Шаги приближались, и княжна метнулась к священным статуэткам, готовая после долго вымаливать прощение у Ирины. Если они еще свидятся. Дверь скрипнула, и тонкая рука со всей силой, которой в ней отродясь не бывало, сжалась на вылепленном из гипса стане. Вторая еще крепче стиснула сверток. Костяшки пальцев побелели, а сердце ухнуло куда-то вниз, когда проем расширился, впуская нежданного визитера.
— Дядюшка? — еще ни разу, навещая родное гнездо, Катерина не сталкивалась с Борисом Петровичем: она знала о его визитах — поместье именно его стараниями не начало приходить в упадок, оставшись без хозяев, но видеться им не приходилось. Судя же по отсутствию удивления на сухощавом лице, сам князь был готов к их встрече. Но о том, каким образом узнал о приезде племянницы именно сегодня, он явно не намеревался рассказывать.
— Я с новостями к тебе, — все в голосе и жестах Бориса Петровича говорило о том, что он пребывает в крайне добром расположении духа, и причина тому должна была вот-вот раскрыться. — Помнится, по окончании Смольного ты должна была получить шифр Ея Величества?
— К чему прошлое ворошить, — стараясь не касаться темы, что вызывала у нее немало вопросов, княжна сплела пальцы рук в замок, надеясь этим простым действием придать себе уверенности и унять сердцебиение.
— Сознайся, что грезила о дворцовой жизни? — добродушно усмехнулся князь Остроженский и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Варвара Львовна милостиво согласилась похлопотать за тебя перед государыней, поэтому через два дня ты должна появиться перед Ея Величеством, дабы принять шифр.