Пламенный клинок
Шрифт:
Кейд прислушался к дыханию спящих, потрескиванию огня, плеску озера, доносившемуся снаружи. Было спокойно, от костра исходило тепло, и он почувствовал умиротворение. А потом с тревогой вспомнил об Арене и встрепенулся.
Арен лежал на боку, лицом к нему, с закрытыми глазами. Беспокойство Кейда слегка улеглось, когда он увидел, что друг дышит. Более того, дыхание стало глубоким и ровным, а на щеках снова появился румянец. Кейд откинул курчавые пряди у Арена со лба и приложил ладонь. Он не особо разбирался в таких делах, но жара вроде бы не почувствовал.
Неужели снадобье друидессы подействовало и худшее осталось позади?
Кейд решил оставить Арена в покое — пусть спит дальше, — а сам снова лег на спину, но сон не приходил. Несмотря на телесную усталость, рассудок бодрствовал, а живот урчал.
Кейд тихонько встал и огляделся. Все крепко спали, но у огня лежал открытый мешок Османа. Порывшись в нем, Кейд обнаружил сушеное мясо и яблоко. Скудные припасы, но он все равно проглотил их с жадностью, опасливо озираясь по сторонам. Потом взял еще и сунул в карманы, чтобы угостить Арена, когда тот проснется, а потом взял еще больше, ибо уроки, полученные на руднике, были еще свежи в его памяти. Он не знал, воровство ли это, ведь они и так делились друг с другом пищей, но после этого скромного правонарушения почувствовал себя лучше.
«За то, что назвали меня обузой», — подумал он, глядя на спящие тела вокруг костра.
Тут он вспомнил, что Осман был самым дружелюбным из всех, и почувствовал себя виноватым. Но не настолько виноватым, чтобы вернуть еду на место.
Рядом обнаружилась кучка ломаных досок, и несколько из них он подложил в костер, чтобы Арену стало теплее, а потом, решив размять ноги, спустился по узкой лестнице на нижний уровень лодочного павильона.
Там находилось еще одно помещение с выходящей на озеро арочной стеной. В темную воду вдавался маленький каменный причал, возле которого покачивались несколько гниющих гребных лодок, опрокинутых и наполовину затопленных. Одна была вытащена на берег и разбита. Кейд догадался, что именно здесь Фен и Осман разжились топливом для костра.
Еще одна лодка, больше и красивее остальных, висела на деревянной раме в другом конце помещения. Кейд подошел поближе и осмотрел ее. Невзирая на время, она сохранилась в относительном целости. На фальшборте и на носу еще виднелись остатки затейливой росписи, изображающей китов и волны. Кейду вспомнился галеон элару, севший на мель близ Шол-Пойнта, чьи борта из белой древесины сумели вынести сокрушительное воздействие времени. Возможно, эта лодка сработана из чего-то подобного.
Негромкий звук заставил его вскинуть голову: зловещая тишина долины многократно усилила легкий шорох. Кейд осторожно прокрался к арочной стене. На проходившем вдоль края причала невысоком каменном парапете, поджав ногу, сидела Фен. Она смотрела на воду, в которой, серебрясь, отражались острова Скавенгарда. В небе друг напротив друга виднелись Сестры, запутавшиеся в звездных тенетах.
В их сиянии Кейд внимательно рассмотрел профиль Фен, ее узкое лицо и глаза с отяжелевшими веками. Она откинула капюшон и рыжие волосы, собранные в хвост, свободно легли на плечо. С тех пор, как Арен и Кейд повстречали своих новых спутников, Фен казалась Кейду холодной и немногословной. Но в лунном сиянии она представилась его воображению иной: задумчивой, отстраненном и таинственной.
Словно услышав его мысли, она повернула голову и посмотрела на Кейда, притаившегося в тени. Он подскочил, словно пойманным с поличным, и приветственно махнул рукой, чтобы скрыть смущение. Девушка несколько мгновений смотрела ему прямо в глаза, а потом отвернулась с убийственным безразличием.
Но безразличие не отпугнуло Кейда. Он вышел на причал, взобрался на парапет рядом с Фен и свесил ноги над водой.
— Моя матушка любит ночное небо, — сказал он, глядя вверх. — Мы взбирались на крышу мастерской, пили какао, и она рассказывала мне, как называются созвездия и планеты. Знаешь историю о Сабастриной Ленте? — Коротким пухлым пальцем он указал на восток где сквозь сумрак тускло проступала красно-желтая туманность.
— В общем, однажды Сабастра, Воплощение Любви и Красоты, танцевала в лесу, а Огг, Воплощение Зверей и Природы…
— Я знаю, кто такой Огг, — раздраженно бросила Фен.
— Стало быть, Огг во время охоты наткнулся на Сабастру, которая одиноко танцевала в ночи. А Огг, тот еще развратник, задумал ею овладеть. Подкрался поближе да как кинется! — Для наглядности Кейд сам метнулся вперед и с трудом сохранил равновесие, чуть не рухнув в озеро. — Но Сабастра оказалась проворнее. Танцуя, она скрылась прочь, и Оггу досталась лишь лента с ее платья. Обезумев, он отшвырнул ее прочь, и та улетела в небо. Там и остается до сих пор.
Фен ничего не ответила и не выказала склонности продолжать разговор. Кейд надулся и забарабанил пятками по парапету. Тут он вспомнил еще одну историю и воодушевленно продолжил:
— Но не только Огг домогался Сабастры, Джоха тоже отличился. Вот как появились две луны. Стало быть, Джоха, Царь-аист, Воплощение Моря и Неба…
— Я знаю, кто он. — В ее голосе Кейду послышался зубовный скрежет, но она проявила внимание, а всякое внимание лучше равнодушия.
— Однажды, — продолжил он, — некая рыба сказала Джохе, будто Сабастра желает провести с ним ночь и предлагает встретиться в тайном гроте. Но рыба та была вовсе не рыбой, а Васписом Недовольным, который замыслил навредить Царю-аисту. Явившись в грот, Джоха обнаружил там зелье и записку от Сабастры, гласившую, чтобы он выпил зелье и дожидался ее.
Распалившись похотью, Джоха так и сделал. Но зелье подбросил туда Васпис, и было оно любовным. Выпивший его влюблялся в первого, кто попадался ему на глаза. И кого же привела туда хитрость Васписа? Мешук! Мешук, Каменную Матерь, старую толстую Мешук, с бурлящей в животе лавой и огромными титьками вот досюда… — Когда Кейд изобразил их неимоверную величину, Фен уставилась на него с легким отвращением, будто на тлю. Он кашлянул и почесал подбородок. — Как бы то ни было, Джоха сразу втрескался в нее, и они принялись за дело. Мешук забеременела, и когда пришло время, разрешилась двумя девочками. Одна была бледная и белокурая; другая вышла в матушку, холодная снаружи и огненная внутри, исполненная ярости. В общем, первую Джоха полюбил, а вторую нет, а Мешук оказалась бесчувственной матерью и не особо заботилась о дочерях. Джоха пытался уговорить Лиссу, чтобы она поселилась с ним близ Джохиной Реки — это вон то яркое пятно возле Висельника, — но Лисса не захотела бросать сестру. Джоха оценил доброту светлой дочери и поместил обеих сестер на небе, между звездами и землей. И каждую ночь Лисса пускается вдогонку за Тантерой, которая вечно пытается ускользнуть от сестриного надзора. В те ночи, когда Тантере удается сбежать от Лиссы, светит кровавая луна и духи выходят порезвиться, повсюду сея несчастье.
— Наверное, несчастье подстерегло Варлу, — сказала Фен. — И Тарви. И Оттена с Доксом.
Кейд осекся, вспомнив погибших товарищей юной лучницы и тот ужас, который сам испытал при первом нападении страхоносцев.
— Наверное, — откликнулся он. Девушка не выглядела опечаленной, только безразличной, но он постарался разрядить обстановку: — Впрочем, даже если Джоха любил только одну дочь, море помнит их обеих. Вот почему оно всегда тянется за лунами. И… в общем… такая вот история про Сестер, — неловко закончил он.