Пламя и крест. Том 1

Пекара Яцек

–Можно и воды, – вздохнул инквизитор. – Спасибо вам, брат.

Монах воздел указательный палец, поднял глаза к небу и улыбнулся.

– Во славу Господа, – сказал он скороговоркой, так что это прозвучало как «вславспода».

Ловефелл, усевшись, положил книгу на колени. Когда он её открыл, то понял, что предупреждения молодого монаха были более чем обоснованными. Брат Себастьян имел действительно отвратительный почерк, кроме того, он сажал кляксу за кляксой, а вытирание этих клякс приводило иногда к эффекту худшему, чем само пятно. К счастью, инквизитор имел огромный опыт в прочтении документов подобного рода, ибо следственные дела часто находились в гораздо худшем состоянии. По крайней мере, в одном отношении книга велась качественно. Брат Себастьян

вписывал дату, а под датой записывал, сколько монастырь выдал рационов пищи, одежды или милостыни и принят ли кто-то в число домочадцев. В этом случае записывались точные данные: возраст, прозвище или имя, профессия, или хотя бы к каким работам может быть пригоден. К сожалению, брат Себастьян имел также любовь к сокращениям, что проявлялось в том, что эти записи выглядели, к примеру, следующим образом: «ЯнвБухай40ст.огр,зел2кр». Для Ловефелла во всём этом главными были цифры, записанные рядом с именем, которые означали возраст, который сообщал домочадец, или, если тот своего возраста не знал, возраст, на который оценил его брат Себастьян. Надо было искать числа в интервале от двенадцати до пятнадцати, сначала в записях о принятых домочадцах, а затем в записях о домочадцах, которые ушли из монастыря. Но, к сожалению, ничего подобного он не нашёл. Просмотрел книгу один раз, второй, третий, а когда увидел, что это ничего не даст, попросил, чтобы том отдали брату Альберту, а сам направился в сторону ворот. Он был разочарован, но не собирался отказываться от этого дела.

– Как вам, господин, понравился наш монастырь? – Спросил привратник.

– Он прекрасен, – ответил Ловефелл. – И полон весьма благочестивых людей.

Монах просиял.

– Так оно и есть! А в этой книге, над которой, я видел, ломали глаза, нашли что?

– Я искал одного парня, который был вашим домочадцем. Не нашёл. Жаль, ибо его ищет богатая родня...

– Да, очень жаль, – согласился привратник. – Но он был, да? Или нет?

– Ушёл, по крайней мере несколько месяцев назад. Ему тринадцать, может, четырнадцать лет.

– Так я его знаю! – Воскликнул монах. – Как Бог свят, это, должно быть, тот мальчишка, ну, как же его там звали... – он прищёлкнул пальцами, злясь, что не может вспомнить имени. – Воспитанный, чернявый, спокойный, работящий такой. Ну, я ведь знаю...

У Ловефелла камень упал с сердца. Неужели он напал на верный след?

– Вы не помните имени? Может, фамилию?

–Да где там, господин. Даже своё уже забыл. Но проверьте книги. Брат Себастьян всё-всё записывал в книгу.

«Как оказалось, не всё-всё», – подумал Ловефелл, – «ибо я дам голову на отсечение, что записей, сообщающих о приёме и уходе парня в этих документах нет».

– Честно говоря, – сказал он, – эти записи очень нечёткие, и я почти ничего в них не вижу. Может, брат, вы могли бы мне помочь и сказать, кого можно спросить об этом юноше?

– Не переживайте. – Монах прищурил глаз. – У меня тоже с чтением проблемы. Ну да зачем чтение привратнику? Достаточно того, что я умею хорошо слушать, как нам читают Писание. Ага, ага, что я хотел? Ну да! Наверное, я кое-кого знаю. Его зовут, его зовут... – Он потёр костяшками пальцев подбородок и выдвинул нижнюю губу. – Ну, убей меня Бог...

– Это один из вашей братии?

– Нет, нет, нет.

– Чем он занимается?

– О, ну точно, чем занимается! Пиво нам привозил в прошлом году, а мальчик помогал ему разгружать. Наверное, он что-то знает, потому как они разговаривали между собой.

– Может, вы вспомните фамилию?

– Ей-ей, не припомню. Какая-то такая длинная и чудная. Но я знаю, что у него есть трактир. «Под Гнилым Вареником», так зовётся. Ну, трактир, значит, а не он, потому как его, я вам уже говорил, не помню.

– Огромное вам спасибо, брат. Оставайтесь с Богом, – сказал Ловефелл сердечно и, вдобавок, совершенно искренне.

* * *

Сила Инквизиториума заключалась не только в талантах и преданности его служителей. Не была основана лишь на страхе или золоте. Инквизиторы уже много, много лет назад

поняли, что основой их успеха в полном зла мире может быть только стройная организация, управляемая отлично обученными чиновниками. Поэтому именно Инквизиториум распоряжался одним из лучших, а может, даже лучшим набором карт в Империи. И это Инквизиториум кропотливо и настойчиво вёл книги персональных данных, касающихся, между прочими, всех, кто был признан «друзьями», «помощниками» или «контактами». В архиве находились документы, касающиеся этих людей, их прошлого, их достоинств, их грехов, их вкусов, их слабостей, перечень миссий, которые они выполнили для инквизиторов, или рекомендаций, в чём они могли бы оказаться полезны. Главный архив находился в Монастыре Амшилас, второй по величине – в штаб-квартире инквизиции в Хез-Хезроне. Однако каждый местный филиал Инквизиториума располагал копиями документов, которые непосредственно касались людей, живущих на опекаемой территории. В Кобленце Святой Официум имел множество надёжных информаторов, но Ловефелл сейчас особое внимание обратил на трактирщика Генриха Брандта, который в провёл Академии Инквизиториума два года и ушёл по собственному желанию и с разрешения учителей. Расставание, должно быть, прошло в полной гармонии, поскольку Брандт получил кредит на покупку гостиницы, а кроме того ему предложили выгодные контракты. Между иными, снабжал он пивом и монахов из монастыря Братьев Меча. Так что он не мог быть никем другим, кроме как человеком, которого упоминал привратник. «Только куда делась эта длинная и чудная фамилия?» – Подумал Ловефелл с иронией, сожалея над недостатками человеческой памяти, которые иногда могут сорвать планы людям, желающим выяснить правду.

* * *

Постоялый двор выглядел великолепно. Мало того, что он стоял на улице, которая от Ворот Яна (крупнейших в Кобленце) вела к рынку, торговым рядам и базилике, он был ещё и солидным сооружением, построенным из обожжённого красного кирпича. К стене гостиницы прилегала обширная конюшня, а на широком дворе клубилась толпа гостей и поставщиков.

«Настоящая деловая хватка у этого нашего бывшего друга», - подумал Ловефелл. Инквизитор был уверен в том, что уже не только давно был погашен долг перед Инквизиториумом, но, вероятно, Святой Официум ещё и получает значительный доход от работы гостиницы.

Он протиснулся через толпу, по пути отказавшись от предложения какого-то взволнованного торговца купить два ящика «наилучшего сидра, какого вы нигде не купите», проигнорировав кокетливую улыбку женщины с жёлтой лентой на шляпе (которая объясняла её профессию) и любезно объяснив одному поставщику, что прибыл не из Трира и у него нет груза луковиц тюльпанов. У двери ещё пришлось преодолеть здоровенного вышибалу, который каждому, кто пытался войти внутрь, мрачным голосом объявлял: «Мест нет, идите в конюшню».

«Не так просто быть трактирщиком в Кобленце», – подумал Ловефелл, когда ему удалось преодолеть все препятствия и, наконец, оказаться в полном гостей зале. Люди в нём кишели, словно в муравейнике. Вышибала указал ему Брандта, который стоял на втором этаже и озабоченным хозяйским взглядом наблюдал за толпой.

– Здравствуйте, господин Брандт, – вежливо сказал Ловефелл, когда уже поднялся по лестнице.

– Здравствуйте, чем могу служить? – Трактирщик даже не посмотрел в сторону гостя.

– Лишь вежливым ответом на мой скромный вопрос.

Брандт поднял голову и внимательно посмотрел на Ловефелла.

– Не ошибаюсь ли я, что вы... – Он сделал паузу.

– Арнольд Ловефелл, к вашим услугам, инквизитор Его Преосвященства епископа Хез-Хезрона.

– О, как приятно! – Воодушевился трактирщик, и, как Ловефелл мог заметить, эта радость была не совсем фальшивой. – Прошу, господин Ловефелл, в мой кабинет. Там нам будет и тише, и спокойнее.

Они протиснулись среди бочек и коробок, а потом Брандт толкнул дверцу, ведущую в маленькую комнатку, где единственной мебелью были стол и два стула, один из которых стоял, словно жеребёнок, ноги которого разошлись на скользком от дождя лугу.