Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
– В это как раз искренне верю, – ответил Ловефелл. – А если вы говорите, что это вина девки, – добавил он, – то, может быть, вы знаете, что с ней стало?
– Разве меня это волнует? Я прикажу выяснить, если хотите.
– Буду вам весьма признателен.
– Это всё, чего вы хотели? – Он снова закрыл глаза.
– Покорнейше вас благодарю, господин Гриен. – Ловефелл направился к двери. – Желаю вам выздоровления.
– Она была ведьмой, – на пороге догнал его шёпот преступника.
– Откуда вы можете это знать?
Соломон
Люди Гриена справились отлично. Старый мошенник, может, и потерял из-за разрушительной болезни много возможностей, но сохранил влияние настолько, чтобы в течение дня выяснить, где живёт и чем занимается бывшая служанка Катерины. К дому, в котором она жила, Ловефелла проводил один из подчинённых Гриена.
– Это квартал, который построил Тибальд Кранкл, – пояснил он, когда они уже шли между доходными домами. – У нас его называют Тибальдия. Смотрите, господин. – Он указал на фасад.
На стене первого из одинаково выглядящих зданий закрепили каменную доску, на которой была запечатлена надпись, гласящая: «Тибальд Кранкл из Кобленца, рождённый ко благополучию города, из преданности и благодарности Господу за своё имущество, как образец особой щедрости построил и пожертвовал своим землякам, честным, но преследуемым нищетой, сто квартир вместе с мебелью и оборудованием».
– Очень благородно с его стороны, – заключил инквизитор.
– Здесь живёт всякий сброд, – сказал человек Гриена, – но, насколько мы разузнали, девушка порядочная. Не пьёт, не блудит, не путается ни со студентами, ни с клириками. С помощью хороших людей что-нибудь заработает и так бедует от зимы до зимы.
– Ведь она же была служанкой у знатной госпожи.
Человек Гриена фыркнул.
– Когда вы её сами увидите, то скажете, захотел бы кто-нибудь взять такую на службу. Разве только чтобы детей им пугала. Да ещё если вдобавок и знатные...
Он проводил Ловефелла до самого дома, кивнул ему головой и молча ушёл своей дорогой.
Инквизитор нашёл девушку в маленькой, но удивительно чистой и ухоженной квартирке. Когда он её увидел, уже не удивлялся словам своего проводника. Ибо Ирмина, может, и не выглядела настолько плохо, чтобы пугать ей детей, но кто бы захотел взять в горничные девушку, у которой одна щека была почти полностью покрыта шрамами от ожогов? Кто бы захотел взять в горничные неуклюже передвигавшуюся девушку, при каждом шаге переваливающуюся, словно утка (по-видимому, ей сломали бедренную кость, которая потом неправильно срослась). И, наконец, кто бы захотел взять в горничные девушку, у которой пальцы рук были так искривлены, будто она много лет болела ревматизмом.
Ирмина, увидев Ловефелла, испугалась и отступила на шаг.
– Здравствуй,
– Госпожи Катерины? – Прошептала девушка.
– Именно так, – ответил он. – Мне было поручено передать тебе эту небольшую сумму.
Он вытащил кошелёк с несколькими серебряными монетами, поскольку это были все его наличные деньги, и положил его на стол. Ирмина долго смотрела на кошелёк, будто не знала, что это такое, а затем громко расплакалась.
– Ох, моя госпожа... Спасибо, спасибо...
– Мне также поручено, чтобы я попросил тебя ответить на несколько вопросов, касающихся известного тебе печального дела. Если только ты захочешь мне ответить.
Служанка подняла голову и посмотрела на него мокрыми глазами.
– Спрашивайте. Если это кому-то поможет...
– Будь уверена, поможет, – заключил Ловефелл, впрочем, вполне в соответствии с истиной. – Что тогда случилось, Ирмина? В то утро, когда арестовали твою хозяйку.
– Я убиралась, – сказала она тихо. – Как сейчас помню, укладывала подушки. И тогда они вошли в спальню. Моя госпожа и за ней черные плащи... – Она закрыла глаза, и только слезы бежали по её щекам. Ловефелл спокойно ждал. – Я закричала: «Отпустите мою госпожу! Убирайтесь! Она невиновна!».
Инквизитор мысленно улыбнулся, ибо эту часть истории можно было отнести к сказкам. Но, может быть, Ирмина сама уже верила в то, что она кричала на должностных лиц Святого Официума?
– Я хотела броситься на одного. – Она сжала руки в кулаки и зашипела, потому что это движение, по-видимому, причинило ей боль. – Но госпожа приказала, чтобы я принесла вино. Такой была спокойной моя госпожа. Это была великая дама, вы знаете?
– Именно так мне о ней и рассказывали, – ответил Ловефелл. – Может, ты запомнила имя кого-нибудь из инквизиторов?
– Имя? – Повторила девушка. – Да, моя госпожа, обратилась к одному из них по фамилии. Сказала: «Вы не имеете права этого делать, мастер Ийдоф», или как-то так.
«Зеедорф», – подумал Ловефелл, который знал имена всех инквизиторов в Кобленце. – «Рупрехт Зеедорф, назначенный недавно руководителем Инквизиториума в Кайзербурге. Он ещё не уехал из города, но готовится к переезду».
– Потом обнаружили комнатку... Я даже не знала, что в доме есть что-то подобное. – Ирмина беспомощно пожала плечами, как будто надеялась, что, зная о тайнике, могла бы что-то исправить. – Вход в неё был за стенкой шкафа. Да, умная была моя госпожа... Я всегда хотела быть такой как она. – Она посмотрела на опухшие руки. – А теперь? Кто меня захочет?
Она поднялась, расшнуровала платье и без стыда обнажилась перед Ловефеллом до пояса. На груди и животе у неё были застарелые широкие шрамы и дыры, по-видимому, от раздирания щипцами. Её тело выглядело как неровно смятое тесто.