Пламя и крест. Том 1
Шрифт:
Шонгауэр нахмурился, словно насторожившись или опечалившись, но на самом деле он задумался над тем, что взять теперь, цукат из цедры апельсина или маленькую игрушечку из марципана. В конце концов, взял и то, и другое.
– А как же? Да, конечно. Я передам тебе все документы, но да, да, неопровержимы. Трудно найти лучше. У неё была тайная комнатка в доме, в которой она держала все инструменты, необходимые ей для совершения ведьмовских практик. И богатая библиотека. Бог знает, откуда она взяла такие чрезвычайно редкие предметы.
Шонгауэр слишком поздно понял, что одной фразой сказал слишком много. Но не подал виду. Ловефелл, однако, не собирался упускать такого подарка.
– Бог знает? – Повторил он слова Шонгауэра. – Вы не выяснили этого в ходе допросов?
– Нет. К сожалению, – сухо
– Но ведь она не умерла в ходе допросов, поскольку, как я слышал, на костёр её везли живой. Так почему же вы не вели допросов до тех пор, пока не было бы получено полное признание?
– Я уже не помню дела так подробно. – Шонгауэр махнул рукой. – Так что будет лучше, если ты заглянешь в документы, Арнольд, не полагаясь на мою ненадёжную память.
– Ты говорил, Зигмунд, что помнишь дело как сегодня, так что осмелюсь полагать...
Шонгауэр с явным гневом укусил пряничек.
– Я сказал, что я помню ведьму, а не все обстоятельства процесса, – сказал он резко. – Не пытайся ловить меня на слове, Арнольд, ибо, как мне кажется, я не на допросе?
– Упаси Боже! – Воскликнул Ловефелл. – Откуда подобная мысль?! Смиренно прошу прощения, если я посмел чем-то обидеть...
Шонгауэр улыбнулся и снова махнул рукой.
– Нет, мальчик, нет. Ты не обидел меня, – ответил он с мягким снисхождением. – Это лишь гнев старого человека на самого себя, что память уже начинает ему изменять. И ты, поверь мне, тоже испытаешь сомнительные радости, связанные с пожилым возрастом, хоть этого тебе, конечно, и не желаю.
Ловефелла позабавило это высказывание, ибо он был уверен, что мог бы быть дедом деда Шонгауэра. Если не прадедом прадеда... Но откуда начальник кобленецкого Инквизиториума мог об этом знать?
– Спасибо, что согласились уделить мне время, и попрошу, в таком случае, все связанные с делом документы. Протокол обыска, протоколы допросов и описание самой казни.
– Конечно, я прикажу немедленно их тебе доставить, Арнольд, и надеюсь, что, пока ты не завершишь своё задание, ты не откажешься воспользоваться нашим гостеприимством.
– Я буду польщён, – ответил, вставая, Ловефелл.
Архивы кобленецкого отделения Инквизиториума и в самом деле велись просто образцово. Что важно, протоколисты, видимо, прилежно относились к своей работе, так как все документы были написаны чётким, удобочитаемым шрифтом, лишённым клякс и исправлений. Ловефелл по опыту знал, что не всегда поддерживался столь похвальный порядок, и не раз, и не два доводилось ему уже пробираться через документы, которые выглядели, как будто на них давали еду собакам. Инквизитор внимательно прочитал все письма и не нашёл в них ничего отклоняющегося от нормы. За исключением одного. Ведьма отказывалась от каких-либо показаний на каждом этапе следствия. Не помогло подвешивание на вывернутых суставах, не помогло прижигание стоп, наложение железных башмаков, дробление пальцев в тисках, разрывание груди раскалёнными щипцами, вырывание ногтей, сажание на козла и так далее, и так далее. Тогда ведущий расследование инквизитор признал тщету дальнейших пыток («ради того, чтобы осуждённая дожила до дня казни», – как было написано). Да, такие случаи бывали. Очень редко, учитывая опыт и обученность служителей Инквизиториума, но бывали. В случае отсутствия показаний свидетелей и вещественных доказательств иногда дело в этом случае разваливалось, а обвиняемую или обвиняемого отпускали. В этом случае, однако, вещественных доказательств было слишком много. Катерину, кроме того, обличали показания горничной, которая уже во время первой пытки призналась, что помогала своей госпоже в тёмных практиках, крала детей с улицы и собирала для неё кости мёртвых новорождённых на кладбище. Также она вместе с ней летала на шабаши, целовала в задницу дьявола, явившегося в образе козла, и предавалась содомии. В общем числе Катерину обвиняли в совершении шестнадцати преступлений.
Простоте совершённых преступлений не соответствовал список томов, которые были найдены в лаборатории женщины. Протокол обыска был очень тщательно подготовлен и включал в себя даже такие предметы, как «оловянная ложка, одна штука» (хотя, конечно, дом Прекрасной Катерины ломился от дорогих предметов и художественных произведений). В перечень также входили названия всех изъятых книг, и Ловефелл внимательно прочитал этот фрагмент протокола. А там было что почитать! Прекрасная Катерина имела не только книги, написанные по-латыни, но и по-гречески, и даже на персидском и арамейском. В её библиотеке были не только трактаты о самых извращённых магических практиках, но и труды по ботанике, анатомии и практике лечения болезней и огромный астрологический компендиум. «Кого вы хотите обмануть?» – подумал Ловефелл. «Или ведьма была действительно сильной, и тогда все её показания не стоили горсти мусора, или вы имели дело с сумасшедшей отравительницей, которая пыталась развлечь себя тёмной магией и которая во время допросов частично признала настоящую вину и частично повторяла то, что подсказывали ей допрашивающие, и то, что подсказывала её фантазия».
Инквизитор внимательно ознакомился с документами, после чего решился на повторное посещение Шонгауэра.
– Я был бы рад, если бы ты захотел оказать мне ещё одну услугу, – сказал он.
– Кобленецкое отделение Инквизиториума в твоём распоряжении, – вежливо ответил Шонгауэр, а Ловефелл с иронией подумал, насколько сильно эти слова не соответствуют действительности.
– Я попросил бы, в таком случае, протоколы с других процессов ведьм, которые состоялись в том же году, что и процесс Прекрасной Катерины.
– Почему бы и нет? – Шонгауэр пожал плечами. – Это не проблема.
Когда Ловефеллу уже были предоставлены необходимые документы, он тщательно разложил их на столе. Вот перед ним лежал протокол допроса какой-то ведьмы, называемой Старой Бертой. Документы были написаны тем же почерком, что и документы с процесса Катерины. Очень отточенным и выразительным почерком. Но в документах по делу Старой Берты Ловефелл увидел едва заметную розовую полоску. По-видимому, на бумагу попала капля крови или вина, которую затем протоколист пытался тщательно стереть. Далее инквизитор увидел жирный след. Здесь, скорее всего, на документы упала капля расплавленного воска со свечи. Секретарь ловко удалил воск, но след его остался. А что было на третьей странице? Острый глаз Ловефелла заметил коричневую точку, которую пытались прикрыть, продлевая ножку буквы «К». Это был, скорее всего, след от упавшей на документ искры. Потом инквизитор ещё увидел, что верхний угол листа надорван, как будто кто-то слишком резко хотел перевернуть страницу и надорвал тонкую бумагу. Несмотря на эти незначительные изъяны, документы с процесса Старой Берты смотрелись почти идеально. Почти. Между тем, в случае документов с процесса Катерины не нужно было использовать слово «почти». Они были просто в отличном состоянии. А значит, я был прав: они ничего не стоят, - подумал Ловефелл с удовлетворением, которое дают оправдавшиеся подозрения. Протоколы допросов Прекрасной Катерины были, по-видимому, написаны для того, чтобы скрыть настоящую документацию.
Руководитель кобленецкого отделения Инквизиториума был, мягко говоря, не особо в восторге, что должен был посетить покои епископского посланника. Как видно, однако, он не хотел проявить невежливость, и, кроме того, что здесь много говорить, Ловефелл в какой-то степени был его руководителем, или, точнее говоря, у него было право распоряжаться им образом, присущим руководителю.
– Тебе нужна моя помощь, Арнольд? – Спросил он, не изображая уже сердечный тон. Ловефелл заранее тщательно разложил на столе документы, и теперь указал на них пальцем. Ему даже не пришлось особенно долго объяснять, каким путём шли его мысли.
– И кто бы мог подумать, что нас выдаст совершенство писца? – Вздохнул Шонгауэр, а потом рассмеялся.
Ловефелла поразило, что Шонгауэра, видимо, не обеспокоило раскрытие мистификации.
– Не только совершенство писца, но и сравнение запрошенных дел с показаниями горничной. Женщина, которая читала книги, посвящённые столь герметическим вопросам, не приказывала бы служанке похищать детей или воровать кости на кладбище.
– Оплошность, – безмятежно согласился Шонгауэр. – Ты удивлён? – Спросил он чуть позже, словно угадывая мысли гостя. – Ты удивлён, что я не сру в штаны от страха, что епископский пёсик разгадал нашу игру?