Пламя Магдебурга
Шрифт:
И все же какая-то странная, смутная тревога не оставляла Маркуса в эти дни. Он не находил себе места, вышагивал по комнате из угла в угол, заложив руки за спину, чувствуя, как ноет заживающая рана под плотной повязкой. Надо бы зайти в дом бургомистра, проведать Грету. Он не говорил с ней уже так давно… Впрочем, нет. Нельзя, чтобы Грета видела его сейчас. Он увидится с ней позже, когда силы окончательно вернутся к нему и он уже не будет ковылять при ходьбе. Мужчина не должен показывать другим своей слабости.
Всю ночь Эрлих ворочался
Спустя некоторое время Маркус мог уже различать в этом гудящем безобразном хоре отдельные слова и фразы, и даже научился распознавать, кому они принадлежат. Нежный тембр Греты, похожий на ласковое прикосновение; скрипучий, неприязненный голос Хойзингера; негромкая речь бургомистра, в которую клином врезался грубый хохот Чеснока. К ним примешивались голоса совершенно ему не знакомые и говорившие на непонятном языке.
В какой-то момент Маркусу стало казаться, что все эти люди, которым принадлежат голоса, находятся здесь, в его комнате, что они стоят возле кровати и разговаривают друг с другом, не замечая его. От этой мысли ему стало не по себе, и он открыл глаза.
До рассвета было еще далеко, и комната была погружена в темноту, лишь слегка прореженную тусклым мерцанием звезд за окном.
Маркус сел на кровати, пытаясь вспомнить, где оставил подсвечник. В ту же секунду дыхание у него перехватило, и он, не раздумывая, схватился за рукоятку кинжала, лежащего под подушкой.
Комната была заполнена людьми. Кто-то из них сидел, кто-то стоял, кто-то бесшумно прохаживался возле двери. Из-за темноты он не видел их лиц, но вполне мог различить очертания плащей и шпаг. Тот, кто сидел ближе всех к кровати, заметил движение Маркуса и коротко качнул головой. В следующий момент Эрлих почувствовал холодное лезвие у своей шеи – видимо, кто-то находился позади, у изголовья.
– Это может стоить тебе жизни, – раздался насмешливый голос, немного искаженный акцентом. – Положи руки поверх одеяла. И запомни – я хорошо вижу в темноте.
– Кто вы такие? – хрипло спросил Маркус, медленно вытаскивая руку.
– Мое имя Луис де Кессадо, – ответил голос.
Кессадо? Имя показалось Маркусу знакомым.
– Вы не немец, – сказал он.
– Испанец. Моя семья родом из Арагона. Ты не знаешь, где это.
Эрлих провел ладонью по лбу, словно пытаясь избавиться от наваждения. Испанец? Как он мог здесь очутиться, да не один, а с целым отрядом в придачу?! И что ему нужно?
– Наверняка хочешь знать, зачем мы здесь, – продолжал Кессадо. – Но прежде…
– Прежде зажгите свечу, я не вижу вашего лица, – перебил его Эрлих. – И объясните, как вы попали в мой дом.
Из темноты послышался негромкий смешок.
– Свет не нужен. Я тебя прекрасно вижу, а вот тебе разглядывать мое лицо пока ни к чему. И вот еще что, – в голосе прорезались стальные нотки. – Не следует меня перебивать. Хозяин в этом доме я, а не ты, и твоя жизнь зависит исключительно от моей доброй воли. Не забывай об этом. Теперь к делу. Ты хочешь знать, как мы очутились здесь? Это просто. Замок в двери слабый, и его было легко открыть при помощи ножа. А месторасположение дома нам любезно подсказал твой товарищ по имени…
Тут он произнес несколько слов по-испански, а затем, услышав ответ на том же языке, продолжил:
– Да, по имени Гюнтер. Чуть позднее он сможет все рассказать сам – если только ему будет предоставлена такая возможность.
Маркус потер пальцами виски, стараясь сосредоточиться.
– Городские ворота охраняются, – немного растерянно произнес он. – Вы не могли пройти незамеченными.
Испанец прервал его:
– Довольно, – сказал он. – Будешь задавать вопросы тогда, когда я разрешу. А сейчас я хочу убедиться в том, что ты именно тот человек, который мне нужен. Итак. Вооруженные люди в городе – они под твоим началом?
Маркус ничего не ответил.
– Хавьер, – без всякого выражения произнес Кессадо.
В ту же секунду прижатое к шее Маркуса стальное лезвие двинулось с места, медленно разрезая кожу. Обжигающая, унизительная боль.
– Когда я спрашиваю, следует отвечать, – сказал испанец. – В следующий раз Хавьер проткнет твое горло. La muerte rбpida, el alma en el infierno [49] . Тебе ведь приходилось видеть, как режут свиней?
Маркус медленно провел по шее ладонью, стирая липкий кровяной ручеек. В ушах у него гудело. Надменный голос испанца, темнота, неизвестность, беспомощное состояние, в котором он оказался, – все это приводило его в бешенство. Пусть делают что хотят. Он не даст себя унижать.
49
Быстрая смерть, душа в ад (исп.).
– Режьте! – презрительно фыркнул он и сам надавил горлом на лезвие. – Ну?!!
Кессадо молча смотрел на него.
– Ты не боишься, – произнес он наконец. – Достойное качество для мужчины. Но сейчас тебе лучше подумать вот о чем. Город в моей власти. И твои ответы нужны для того, чтобы избежать лишних смертей. Умрешь ты – умрут и те, кто в ином случае мог бы выжить. – Он потянулся, и Маркус услышал, как заскрипела на его груди кожаная перевязь. – Я больше не буду ничего повторять или объяснять тебе. Сказано уже достаточно. Итак?
Он лжет, подумал про себя Маркус. Наверняка лжет. Это лишь уловка, чтобы его разговорить. Обманный, успокаивающий жест. И все же…
– Да. Они под моим началом, – произнес он после некоторой паузы.
В темноте можно было разглядеть, как Кессадо удовлетворенно качнул головой. И тут же задал следующий вопрос:
– Кому подчиняешься ты сам?
– Городскому совету.
– Совет отдает тебе приказы?
Маркус пожал плечами:
– У меня есть люди и оружие. Я сам решаю, что делать.