Пламя моей души
Шрифт:
Хоть и нужно было Елице рядом с ним находиться, пока обращался к Богам волхв с просьбой не гневиться на то, что нарушают благословение их два сердца неразумных, а чувствовала спиной взгляд Ледена. Словно не с мужем сейчас расходилась в стороны, а другого обретала в этот самый миг. И хотелось обернуться, посмотреть в глаза его хотя бы коротко, но она стояла смиренно, ожидая, как завершится обряд и разрубит на требном столе волхв два кольца — те, что носили на гривнах своих она и Радим.
Она вздрогнула мелко, как лязг топора о камень, а за ним и другой — звонкий, оглушительный — возвестил о том, что ныне свободна она от тех уз, которые тяготили её с того мига, как узнала, что муж жив. Вздохнули, кажется, все, кто собрался в святилище, дабы стать видоками случившемуся.
Зашевелился люд, начал расходиться помалу, ворча, конечно, что вышло так: ведь нечасто приходится обряды свадебные вспять поворачивать. Радим тоже ушёл, не взглянул больше на Елицу ни разу. Она посмотрела ему вослед, наверное, так, как смотрела, когда уходил он вместе с воями из своей веси, не зная, доведётся ли увидеть его ещё раз. Но если тогда она надеялась и ждала встречи, то сейчас думала о том, что ещё долгое время им лучше не видеться.
— Ну, что? — тихий голос Ледена позади не напугал, но заставил встрепенуться. — Домой поедем?
Она кивнула, поворачиваясь к нему. И руку в его ладонь вложила.
ГЛАВА 22
Задерживаться в Радоге не стали более: на другой день после обряда поблагодарили хозяев за понимание, за гостеприимство тёплое, какая бы нужда ни привела нынче Елицу к ним — и собрались отбывать. Остромир даже провожать их пришёл, обнял Елицу напоследок с пожеланием наконец счастье своё заслуженное обресть.
И покатилась вновь дорога обратная, разворачиваясь под копытами лошадей бесконечной серой лентой. И всё бы ничего, да Елица всё маялась то и дело скверной слабостью. Не всегда, но больше по утрам, как приходилось в путь дальше двигаться. То голову кружило порой — с седла бы не свалиться — то мутило от вида одного еды, и приходилось заставлять себя есть. Мира тревожилась, всё спрашивала, как княжна себя чувствует, а та и не знала, что ей ответить. И боялась предположить, что же творится с ней на самом деле — боялась ошибиться.
Уж недалеко осталось до Велеборска — всего пара дней пути. Незаметно время прошло и тем незаметнее, как наполняли голову мысли разные и, наконец, всё больше светлые. Остановились нынче на ночлег в Беличе. Прибыли уж поздно, даже старосту Годана тревожить не стали по такому часу — к избам направились. И можно было бы остановиться раньше, развернуть стан на ночь, а Леден приказал лошадей подогнать, чтобы добраться до селения, ведь недалеко уже: Елице, которая нынче в седле всё как былинка качалась, отдых нужен.
— Измотали тебя дороги, — сказал он напоследок, как надо было уходить уж спать. — Ничего, скоро отдохнём хоть малость.
Поцеловал её коротко и нежно в губы, так, что захотелось немедленно забиться вместе с ним в угол какой — подальше ото всех — и соединиться, хоть торопливо, рывками нетерпеливыми, цепляясь за одежду его и чувствуя, как сминает он пальцами бёдра её, держа на весу. Да сил, кажется, и на это уже не осталось к вечеру.
— Конечно, отдохнём, — она улыбнулась, гладя плечи его.
Но расходиться всё же пришлось. Скоро Елица улеглась на лавке своей, что для неё заботливо мягко постелила Мира. Прозвучали ещё тихие шаги челядинки в сенях — та за водой напоследок вышла — и всё стихло ненадолго. Елица перевернулась с боку на бок, прислушиваясь к дыханию своему частому, сбитому. И к ощущениям странным, да уже привычным, что разрастались внутри, поднимаясь от живота, давя на рёбра и прокатываясь всё выше — по горлу. Закрутило нехорошо в груди, повело голову. И качнулось ложе, как лодка.
Елица вскочила резко и босиком метнулась по хоромине, шаря взглядом по полу. Подхватила ушат первый, что попался, и упала на колени, склоняясь над ним. Скрутило всё нутро сильным рвотным позывом — и вечеря едва не вся без остатка оказалась на дне посудины. Елица села на полу, вытирая губы и глядя перед собой неподвижно. И казалось, мысли метались всё какие-то в голове, но в то же время как будто и пусто в ней было. Легко так, хорошо.
— Чего это ты, княжна? — совсем рядом раздался растерянный голос Миры, которая вернулась уже в избу с ведром, полным воды из колодца — чтобы за ночь нагрелась для умывания.
— Чего я? — Елица подняла к ней лицо.
Челядинка пожала плечами.
— Сидишь на полу. Стошнило тебя, а ты улыбаешься.
Она подхватила испачканный ушат и обратно во двор отправилась — сполоснуть. Не поняла ничего — да и ладно. Главное, Елица сама всё уразуметь смогла. Недаром трепало её последние дни — то в жар, то в озноб. И усталость такая страшная давила, что пожалела она не раз, как отправилась в путь далёкий до Радоги. И захотелось так к Ледену бегом броситься, рассказать обо всём, да побоялась — вдруг ошиблась всё ж?
Но нет, чувствовала она теперь ясно: дитя от любимого в ней всё же зародилось. Теперь осторожнее вдвойне надо быть, хоть и горько от того становилось, что с Леденом придётся и вовсе отдельно быть невесть сколько. Да и сам он не пожелает опасности её подвергать.
Наутро послала Елица Миру в соседнюю избу, чтобы та кликнула княжича немедленно. Челядинка и с прошлого вечера посматривала на неё подозрительно, а тут и вовсе покосилась пытливо: и так, видно, хотелось ей расспросить Елицу о виде её загадочном, о случае вчерашнем — да не её это дело, коли та не хочет сама рассказывать.
Леден пришёл быстро, даже не подпоясался толком — на ходу в порядок себя приводил. Сунула и Мира нос в избу — да пропала тут же, как Елица махнула на неё рукой, прогоняя.
— Случилось что, Еля? — княжич остановился подле неё, тронул за плечо легонько.
И тут же загорелись щёки от мысли одной, что сказать ему надобно. Хоть ничего особого в том и нет. Елица вертела весть радостную в голове так и эдак всё утро. Разбегались все слова ещё пуще от того, что мутило её перед утренней крепко — да после прошло всё, кажется.