Планета матери моей. Трилогия
Шрифт:
— Вот, муэллим, прочтите на досуге. Это я сочинила про любовь.
13
Накануне Майских праздников позвонил Билал. Настоятельно приглашал в гости:
— Постарайся освободить второе мая и приезжай на весь день. Халима обещала приготовить блюда, которые ты любишь.
— Но это же форменное оскорбление, Билал, дружище!
— То есть как?
— Приглашать вас должен я; вы у меня на родине. Столько лет уже не проводил праздничный день в селении. Мать давно готовится, сестренка хлопочет. Так что поедем все ко мне, и Халима-ханум отведает, надеюсь с удовольствием, местной стряпни. Говорят, в прошлом веке на парижском конкурсе кулинаров азербайджанские яства получили приз…
Первого мая, стоя на трибуне во время праздничного шествия, я сразу заприметил Халиму. Накрапывал теплый дождик, и ее красный зонт рельефно плыл над мокрым булыжником. Она отошла в сторонку и присела на табурет, который Билал, должно быть, попросил в ближайшем доме. Сразу бросалось в глаза, что она человек непривычный, долго не могла ходить пешком.
Солнце давно вынырнуло из облаков, дождь кончился, а Халима, не то задумавшись, не то умышленно, все еще не закрывала зонта, так что многие с удивлением поглядывали то на нее, то на небо. Но, как всегда, она не обращала на чужие взгляды ни малейшего внимания.
Демонстрация шла по плану. Из рядов выбежали первоклассники с букетами, похожие на крикливых лебедят. Я видел, как самой маленькой и самой бойкой Мензер вручила несколько нарциссов и, нагнувшись, прошептала что-то на ухо. Девочка весело кивнула.
Когда дети взобрались на трибуну, малышка протянула нарциссы мне. Я растроганно поцеловал ее в лобик, а она в ответ простодушно чмокнула меня в щеку.
Старшие школьники устроили целое представление на историческую тему. Сначала проскакали всадники в островерхих буденовках, изображая красную конницу гражданской войны. Потом протащили мимо трибуны допотопную соху. Быки, отвыкшие от ярма, тянули в разные стороны. Молодой погонщик, опасаясь, как бы они не зашибли прохожих, с силой натягивал вожжи, лихо надвинув на глаза отцовскую папаху, словно приглашал всех полюбоваться: ну, не молодец ли я?..
Следующим утром спозаранку я послал за Билалом и его женой машину. Но, видимо, она встретилась с ними уже на половине дороги, потому что Билал сам сидел за рулем газика.
Я громко окликнул мать. Она тотчас вышла навстречу гостям, церемонно прикрывая лицо концом головного платка. Заприметив Халиму, направилась прямо к ней и слегка коснулась губами ее наклоненной щеки.
— Мое жалкое жилище счастливо принять столь уважаемых гостей, — степенно произнесла мать, кланяясь прежде Билалу.
Тот по-городскому склонился над ее рукой, и моя мудрая мать — хотя такое приветствие было для нее внове — с достоинством разрешила поцеловать свою обветренную маленькую руку.
Пока сестренка собирала в машину посуду и припасы для пикника, мать наскоро раскинула скатерть прямо на траве под тутовым деревом. Начищенный медный самовар то стрекотал, как кузнечик, то утробно подвывал, закипая.
Билал рассеянно поискал глазами стул и неловко присел на корточки.
— Хорошо, что вы сохранили вокруг дома изгородь из колючек. Это так патриархально; в старине какая-то особая прелесть!
— Моя нене не жалует современные штакетники. Говорит, что куры легко их перелетают и несутся по чужим дворам. А эти кусты колючек я когда-то сажал сам по ее просьбе. Она до сих пор собирает семена и подсаживает, если живая изгородь проредится.
Халима вместе с моей матерью обошла весь дом.
— Мне здесь понравилось. С удовольствием поселилась бы в нем сама, — проговорила она, улыбаясь несколько принужденно, но искренне.
— Что же вам понравилось, ханум? — ревниво спросила мать.
— Полы так уютно застланы коврами, и мебель не загромождает. Вместо широченной тахты — простая кушетка… А куда вы вешаете одежду? Я не вижу гардероба.
— В стене ниша, за занавеской, поэтому вы и не приметили.
— Разве что так… Очень прошу, навестите мой дом и посоветуйте, как устроить его поуютнее.
— В городских украшениях я мало смыслю, дочка. Просто когда стала сама хозяйкой, старалась не держать вещи на виду. А ковры полезны: они впитывают пыль и благодаря им в доме не заводится сырость. Для здоровья хорошо.
— Вам ли беспокоиться о здоровье? К матери секретаря райкома врачи сбегутся по первому зову.
— Какие врачи? Избави нас аллах от болезней! Должность сына мне вовсе не по нраву. Жил бы себе в Баку, и голова бы у него не болела…
— Нет, вы не правы. Положением надо пользоваться. Все скоротечно на белом свете.
— И что же я должна делать?
— Держаться первой госпожой в районе! Пусть вертятся вокруг вас и прислушиваются к каждому вашему слову.
Мать затряслась от беззвучного смеха. Ее головной платок трепетал словно от ветра.
— Как, нене, нравится тебе подобная программа? — шутливо спросил я. — Ты ведь именно над этим смеешься?
— Вовсе нет, сынок. Над собою. Вспомнилась одна старая история. Мне тогда едва двадцать лет сровнялось. Пошла я как-то по воду, да замешкалась. Собралось вокруг родника много молодух, стали мы красоваться друг перед другом, косы переплетать, платки по-разному повязывать. Кто брови сурьмит, кто щеки румянит… А отец Замина все это подсмотрел и, едва я возвратилась, плеснул мне в лицо водой, чтоб смыть краску, да еще шлепнул так чувствительно, что я в сторону отлетела. Говорит: «Ступай погляди на свое отражение. Нравишься себе?» Я обиделась, и мы не сразу помирились. А теперь думаю: благословенные его руки! Вовремя дал острастку. У меня не было такой повадки, чтобы наряжаться и выставлять напоказ всякие вещички, а детей, мужа держать в забросе.
Эти слова пришлись Билалу по душе:
— На месте секретаря райкома я учредил бы обязательный порядок: девушки на выданье должны проходить стажировку у его матери. Авось набрались бы тогда ума-разума на будущую жизнь.
— Ну, дружок, куда уж мне учить других? Тем более таких ученых, таких пригожих, как твоя женушка.
Мать отошла в сторону и поманила меня:
— Ты не забыл пригласить мою ненаглядную?
— Кого, нене?
— Конечно, Мензер! Беги скорее, она еще дома. Пусть захватит пряностей, мне может не хватить к обеду, да еще с полдюжины стаканов. Вдруг понадобятся?