Планета
Шрифт:
Борисов, изо всех сил сдерживая смех, представил наших непутёвых. Лиэль даже, хе-хе, реверанс сделала. Атаман сдержанно их поприветствовал. Потом посмотрел на телевизор. Ляльки порозовели. Атаман перевёл глаза на горы нижнего белья. Ляльки стали красными. Из-за спины атамана Борисов показал кулак Эльзе. Та захлопала глазами. Атаман, молча, поклонился дамам и двинул на выход. Уходя, я услышал от оставшегося Борисова:
– Девки, Борн, вас уроет!
'Ну, всё, сейчас атаман скажет, будь здоров, домовладелец у меня дела и уедет на своём тарантасе'. Счас. Шатров, дождавшись улыбающегося
– Как я понял, господа, в будущем нет Российской империи? А что ...стало?
– Ну, был Советский Союз, - Николаич улыбаться перестал.
– А в чём собственно дело?
– Советский Союз? Эка!
– у атамана округлились глаза.
– Видите ли, господа, на станции какой-то ...чин требует кого-то из советского руководства. Я подозреваю, что с ним солдаты со скорострельным оружием. Боюсь, беды наделают в станице.
Глаза у атамана подобрели. И смотрел он на нас довольно дружелюбно. Только я собрался отвести Борисова переговорить...
– Атаман, мы вам поможем. Борн съездит и решит проблему, - мгновенный ответ Николаича.
'Ё!.. Борисов - молодец, садись, Борисов - пять! Благоразумный видит беду, и укрывается, а неопытные идут вперёд и наказываются. Р-ры!..
– Иди, открывай ворота, советчик!
– прошипел. - Это ж надо, без меня меня женил!
– Окей, я был уверен, что вы согласитесь, - Шатров уже излучал благодушие, с немалой толикой лукавства. А я ляпнул:
– А у вас тоже уже, того - глобализация?
Атаман отмахнулся, а выехав за ворота, попросил притормозить, дал несколько ЦУ, а я, проклиная в душе Николаича, огляделся и очень удивился, встретившись глазами с человеком в гражданской одежде.
'Хо-хо!.. А вот этот мэн будет главной домашней заготовкой!' - про себя запланировал и попросил: - Роман Михайлович, можно вот этот, вахмистр с нами поедет?
Атаман удивился просьбе, но согласился взять на 'переговоры' и этот персонаж. Знаковый для нашего района. Н-да...
Уже там, поставив джип у здания вокзала, услышал от атамана кое-какие сведения о текущем моменте части Области Войска Донского. Поудивлялся. Поудивлялся чему-то и Шатров. Посигналил, и, перекрестившись, я вылез из машины, ремень с кобурой положил на сидение. И медленно пошёл к составу.
'Всё в наших руках, поэтому их нельзя опускать', - вспомнилось.
Лейтенант с сержантом сидели в купе начкара. Веня крутил в руках кружку с остывшим чаем и обдумывал ситуацию, в которую они попались.
'Фантастика, какая-то. Чёрт, чёрт, чёрт. Ну почему такая невезуха и прямо в мою первую поездку. Куда нас занесло? Чем мы так кого-то разозлили? И как выпутываться? Казаки эти. Откуда они взялись на наши головы? Их же здесь с полк наберётся. Сдаться, или застрелиться с горя. Молодой же я ещё или как? Всё плохое приходит слишком рано, а хорошее запаздывает, блин'. Но это у лейтенанта только в мыслях было. Большого дискомфорта он не ощущал. Веня с четырнадцати лет был человеком самостоятельным. Занятия боксом и любовь к лошадям способствовали быть независимым, решительным и обстоятельным.
Рублёв,
Веня в это время встал и открыл оружейный шкаф, достал из него пистолет-пулемёт.
'Ну, вот накаркал, счас тебя, Лёха, в герои станут записывать. Мама, роди меня обратно!' Но Веня, посмотрев на короткоствольные ПП, свой ПП поставил на место, а сейф закрыл.
– Что, сержант, испугался? Я, скажем так, с казаками воевать не собираюсь.
– П-почему?
– Так это же лучшие бойцы этой земли!
– Ага! А гражданскую войну продули. Первая Конная их, как тузик грелку порвала!
– А у "белых" бардак в тылу был, свобод у капиталистов стало много, а порядка нормального не было!
– фраза у Чеснокова вышла с огоньком, непонятным для сержанта.
– Лейтенант, а не боишься, что я тебя особисту сдам?
– после быстрого обдумывания, произнёс Рублёв.
– А ты, Лёха, не боишься, что я люлей тебе счас добавлю? И где ты здесь Ребанько увидал, а?
– Ну, вот и поговорили. Вечером будем смотреть радио, - Рублёв потух, понимая, что сморозил глупость про особиста.
К вокзалу подъехала машина. Посигналила. 'Служащие' ВВ прильнули к мутному стеклу.
– Это что? Автозак?
– Чесноков тоже брякнул глупость.
– Тащ лейтенант, я эту машину видал! Она через площадь проезжала, помните?
– Ага, была, пошли, Лёша!..
– но на перрон они выбрались с ПП.
– Мало-ли...
Веня посмотрел на крестящегося человека, стоявшего у автомобиля-вездехода. Человек не торопился. И в машине ещё кто-то находился. Через тёмные стекла вездехода только силуэты проглядывались...
– А товарищ-то робеет, - произнёс сержант.
– Но кобуру оставил в машине... Подождём, твою маму, - Веня фыркнул, фраза у сержанта продолжилась: - ... подождём, твою мать.
И оба стали смотреть, как к ним, не торопясь, подходил какой-то зрелый мужчина. У лейтенанта в голове вертелся вопрос: 'а он советский или не советский?' Выше среднего роста, темноволосый, в летнем батнике, светлых брюках и летних туфлях. На груди видна золотая толстая золотая цепь, на левой руке золотые часы, и холёный, как "буржуй". Зелёные глаза подошедшего "буржуя" с иронией смотрели в глаза Вени. С иронией, но были они родные, что ли.
– Салют, бойцы. Я - Борн Роман Михайлович, - мужчина представился. Веня и Рублёв назвали себя.
– Итак, бойцы, слушайте дислокацию. Мы попали в 1912-й год. Молчите? Продолжаю. Вы, как ёжик из тумана, только без стакана, появились, и давай садить из 'спецсредств'. Зачем? В мирный уклад жизни, да в сапогах. В общем, так парни, у меня в машине сидит главный тут менеджер, и просит не наглеть с 'калашами'. А второй за главным, собирает бригаду снайперов. Но дают время подумать. Минуты так три...