Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
Сбросив тапочки, она обула сабо и отправилась в гараж.
То, что она обнаружила в багажнике, повергло бедную Зинаиду Петровну в долгосрочный шок.
Машина была забита различным оружием, и не пневматическим, а настоящим, даже несведущая во всех этих делах Ромальцева сразу поняла это, с первого взгляда. На нее хищно смотрели автоматы, винтовки, что-то типа пулеметов, ТТ, еще какие-то пистолеты... В углу багажника, небрежно завернутые в газету, лежали ножи разных образцов и размеров.
О боже! Вот за что мальчика едва не убили! Вот почему он скрывал от всех, как очутился в реке!
Ромальцева
Влад изъявил недовольство, когда его вырвали из объятий Морфея. Прежде чем ответить на вопли матери, теребящей его и требующей объяснений, он взглянул на часы и со стоном с размаху рухнул лицом в подушку:
– Ма, я мог бы поспать еще целых полтора часа! Ну что тебе неймётся? Иди, поспи... Книжку почитай, в конце концов...
– Ты меня в гроб загонишь! Отвечай сейчас же! Прекрати отшучиваться, это очень серьезно - то, что ты творишь! Думаешь, если я умру, тебе будет хорошо?!
Влад поднялся и отправился на кухню, где сразу же учуял запах любимого маминого корвалола. Он поморщился:
– Ма, давай договоримся: ты не будешь лезть в мои дела, а я не стану прятать от тебя ключи, слушать твои жалобы etc, etc...
– вытащив сигарету, он закурил.
– Не смей здесь курить!
Ромальцев вышел на балкон, но мать преследовала его по пятам:
– Влад! У тебя нет ни души, ни сердца!
– Ма, ты переборщила со своими каплями. Иди поспи, а?..
Она расплакалась. Ему надоело слушать все это. Он выбросил сигарету и, ни слова больше не говоря, отнес ее в спальню:
– Добрых снов!
– уложив ее в постель, Влад набросил на нее покрывало.
И тут Зинаида Петровна ощутила, что безудержно хочет спать. Она тщетно боролась с этим состоянием секунд пятнадцать, а Влад тем временем прикрыл за собой дверь.
Ей приснились высокие кедры с душистыми стволами, маленький костер и младенец в люльке, который звал ее тихим плачем. Весь свой сон Зинаида Петровна возилась с этим малышом, который то и дело превращался в каких-нибудь ласковых и невероятно хорошеньких зверюшек. Она получала несказанное удовольствие от этого общения, словно это было ее собственное дитя. Она не хотела просыпаться и длила этот сон с маленьким рыженьким мальчуганом, улыбавшимся ей из люльки...
ПО ПРОШЕСТВИИ ДВУХ НЕДЕЛЬ
Спать хотелось неимоверно, а маленький рыжий Сашка не давал ей сомкнуть глаз. В его плаче было столько неподдельного горя и тоски, что Рената засомневалась в утверждении врачей, будто дети на самом деле в этом возрасте так общаются и настоящих слез у них нет. Малыш, похожий на нее как две капли воды, словно хотел ей на что-то пожаловаться, а она утратила способность понимать его.
Наконец усталость взяла свое. Рената рассердилась и строгим голосом предупредила, что больше не может петь ему колыбельные и что так себя вести нельзя.
– Ты его ужасно напугала!
– вынимая голову из-под подушки, с иронией откликнулся Гроссман, но обнаружил, что Шурик и правда замолчал.
Рената молча сунула младенца под бок Николаю и свалилась спать.
– Да, кажется, такой тон для тебя великая новость!
– не мог не признать Гроссман.
– Верно я
Мальчик взглянул на него одним глазом, чмокнул губами и задремал. Николай поправил на нем перекосившийся чепчик и ослабил пеленку, стиснувшую маленькое тельце. Ему всегда казалось, что Рената закручивает сына слишком туго. Она лентяйка, а с прижатыми к бокам руками Шурик засыпает быстрее (ну, кроме сегодняшней ночи, разве что). Мальчишка благодарно гукнул сквозь сон и раскинул в разные стороны сжатые в кулачки крохотные ручонки.
– Ну, привет!
– шепнул Николай, наклоняясь к его уху. Строгая у нас мамаша, правда? Ух, она такая! Я тебе уже про нее рассказывал, только боюсь, ты меня тогда еще не слышал... Хорошо тебе: побуянил - и байки! А мне еще на работу утром...
Гроссман покосился на Ренату: не слышит ли она? Нет, слава богу, спит мертвым сном: ей только дай. Значит, можно поболтать еще. При ней он обычно стеснялся: ему казалось, что она будет смотреть на него как на идиота. Николай предпочитал делать вид, что относится к Шурику нейтрально. Так неосознанно хотела Рената и тем самым диктовала ему, как он должен держаться с "чужим произведением". Однако это "произведение" родилось настолько похожим на Ренату, что в глубине души Ник не мог себя заставить не любить его, хотя все его иллюзии насчет девочки рассыпались в прах. Пусть мальчик. В каком-то смысле, пожалуй... это даже и лучше... Он чистая страничка, в него можно вложить все, чего нет в них с Ренатой. Гроссман пообещал себе, что будет, по крайней мере, стараться.
Заболтавшись, он и сам не заметил, как заснул в обнимку с ребенком. Утром, естественно, оба проснулись в луже, но ужасно довольные. Сашкин даже и не подумал кукситься, лежал, водил взглядом по потолку и самозабвенно гулил. Рената хмуро поднялась и отправилась за бутылочкой и соской. Ник посмотрел на часы и прикинул, что на работу еще слишком рано, так что можно поваляться и поиграть с малышом.
– Какие у нас уже большущие руки! Ручищи, я бы даже сказал! Да-а! Рената! Как ты отнесешься к моему предложению выбраться куда-нибудь в это воскресенье? Марго предлагала свой любимый ресторанчик. Давай развеемся?
Рената налила воду в бутылку и, завинчивая крышечку, что-то неопределенно проворчала. Спросонья она была весьма неприветлива. Шурик жизнерадостно тыкался носом в Гроссмановскую грудь и кривил ротик в сторону того, откуда, по его разумению, ему должна была достаться пища. Николай засмеялся и пощекотал пальцем его нежную щечку. Малыш потянулся губами еще активнее и схватил ручонкой мизинец Гроссмана.
– Ладно, не ворчи! Давай выберемся? Нам нужно немного отдохнуть! Ты разве не хочешь побывать в людском обществе?
– Там будет видно!
– буркнула она, отняла Сашку и унесла перепеленывать и кормить. Рыжику все это весьма не понравилось, и он снова недовольно замяукал и заквохтал.
Нику было обидно, что Рената никогда не кормит сына в его присутствии. Как будто он чужой! Как будто не он был с ними рядом все эти трудные месяцы! Как будто не с ним она строила всякие планы, если была в хорошем настроении!
Гроссман вздохнул, поднялся и стал молча собираться. Журавль да цапля, точнее не скажешь...