Плата за молчание
Шрифт:
«Убийство Билли Кэрра было совершено выстрелом из «кольта-48», который Шпильсбери постоянно держал наготове в кармане брюк, как другие люди держат зажигалку. Когда сотрудники уголовной полиции настигли его в одном из маленьких нью-йоркских отелей и хотели задержать, он встретил их градом пуль. В последовавшем затем огнестрельном бою он пал от руки одного из сыщиков» - в таком бойком фельетонном стиле излагала раскрытие убийства Билли Кэрра одна вечерняя газета. Более серьезная «Нью-Йорк таймс» по-деловому сообщала: «Следы содержащего свинец сурика, обнаруженные как на мешке из-под сахара, так и на пальто убитого в перестрелке Роджера Шпильсбери, оказались идентичными и не оставляют сомнений в том, что именно Шпильсбери устранил Кэрра. Однако выяснить участие в этом убийстве подстрекателей или сообщников из числа других представителей гангстерских кругов уже не удастся».
Как
Прокурор Кимбел в первые дни судебного следствия не производил впечатления человека, уверенного в успехе обвинения. Он вызвал 16 свидетелей, охотно и многословно показавших, что обвиняемый оплачивал дорогие апартаменты исчезнувшей Эрики Бунне на Парк-авеню, что он более года постоянно бывал у нее, принимал участие в происходивших по нескольку раз в неделю вечеринках и вообще поддерживал с прибывшей из Западной Германии молодой дамой самые близкие отношения. На Бонанно все эти показания не производили ни малейшего впечатления. Пока прокурор обстоятельно и дотошно выспрашивал одного за другим жильцов дома, Бонанно читал газеты, переговаривался со своими адвокатами или спал, в связи с чем судья время от времени тревожил его предупреждением, что он будет оштрафован на 100 долларов за неуважение к суду. При этом все четверо адвокатов каждый раз поднимали крик, ссылаясь на предусмотренное законом право американца перед судом говорить или молчать, плакать или смеяться, а значит, и спать. Защитники так горячились, словно их доверитель обвинялся не в убийствах, торговле наркотиками и подкупе должностных лиц, а исключительно в том, что позволил себе спать в суде.
Джозеф Бонанно окончательно проснулся только тогда, когда прокурор обратился к присяжным:
– Для чего этому человеку, которому в будущем году стукнет 60 лет, у которого уже трое внуков, понадобилось снимать дорогую квартиру для молодой девушки? Чтобы иметь гнездышко для тайной любви? Ничего подобного, дамы и господа! У этого человека есть в нашей стране сотни публичных домов, которые он может бесплатно посещать. Он не стал бы разоряться на такую роскошь. Вы слышали здесь показания хозяина дома, управляющего, горничной. Ни одному из них он не дал и цента чаевых, - так трясется он над своими деньгами. Мы не можем поверить и в то, что он по-особому относился к этой девушке, что он воспылал к ней горячей любовью, той поздней последней страстью, за которую цепляется иногда мужчина на пороге старости, чувствуя, что силы его начинают уже угасать. Возможно, он станет уверять вас в этом, но здесь не будет ни слова правды, потому что эту девушку он любил ни на йоту сильнее, чем всех других, которым одновременно оплачивал столь же дорогие квартиры в 12 городах Америки с единственной целью - обделывать в этих апартаментах свои преступные махинации с наркотиками. Для этой цели служила и квартира Эрики Бунне на Парк-авеню.
Отнюдь не как дед троих внуков, силы которого начинают уже угасать, вскочил Бонанно с места и громовым голосом заорал:
– Вы хотите изобразить меня жалким старикашкой, дряхлым дедушкой? И суд это допускает? Высокий суд, я требую лишить прокурора слова и сделать ему замечание!
Зал реагировал на эти слова бурной веселостью, заразившей даже судью и присяжных и не оставлявшей места для мысли, что одного из опаснейших преступников Америки может ожидать электрический стул.
Новая вспышка веселого оживления разразилась в зале, когда на свидетельское место был приглашен священнослужитель одной из церковных сект. Он должен был показать, что Бонанно ежемесячно платил ему и 12 другим священникам взятки в размере 5 тысяч долларов за то, чтобы они в своих проповедях не обличали контролируемую им азартную игру числовое лото. Как во времена «сухого закона» была запрещена продажа спиртных напитков, так и поныне запрещены в США все виды азартных игр, даже лото и тотализатор. И как прежде гангстеры тайно удовлетворяли тягу своих соотечественников к спиртному, так и ныне удовлетворяют они их страсть к азартным играм. Существующее во всей стране тайное числовое лото является третьим по величине источником дохода для гангстерских боссов. 80 миллионов американцев играют в числовое лото и в конце каждой недели вносят от 150 до 200 миллионов долларов на нелегальные приемные пункты в газетных киосках, парикмахерских и аптеках, хорошо зная, что половина этих денег попадает в карман преступников. Деньги, которые выплачивают преступники проповедникам, служат своего рода косвенной агитацией.
Патер Митчелл, читающий воскресные проповеди не только в своем приходе, но и в четырех из четырнадцати или пятнадцати телевизионных программ Нью-Йорка и призывающий свою паству к богоугодному образу жизни, за 1966 и 1967 годы получил из этого фонда 90 тысяч долларов, не обложенных налогом. За это он не только ни одним словом не задел игру в числовое лото, но даже намеками предсказывал своим слушателям счастливые числа.
– И от кого же вы получали этот гонорар?
– спросил прокурор Кимбел в предвкушении желанного ответа.
Маленький седовласый человечек в строгом черном одеянии со стоячим воротником сначала с некоторым смущением поглядел на носы своих батинок и только затем ответил:
– От Бонанно, сэр!
Один из защитников немедленно поднялся:
– Что же, подсудимый приходил к вам в церковь, приносил деньги и брал у вас расписку?
Свидетель сначала посмотрел на прокурора, словно извиняясь перед ним за свой неточный ответ:
– Нет, этого не было. Сам он не приходил, для этого он стоит слишком высоко. Я полагаю, что он вообще не посещает церкви…
– Кто же тогда приходил?
– прервал адвокат поток его словоизвержений.
– Один из его людей, - ответил свидетель.
– Откуда же вы в таком случае знаете, что это был человек Бонанно? Он сам вам это говорил? Как его вообще зовут?
– Защитник перешел к перекрестному допросу.
Седой человек в раздумье поднял руку:
– Он мне не представлялся. Но я знал, что он приходил от Бонанно. В Бруклине все знают, что такие люди приходят от Бонанно.
Адвокат встретил этот ответ довольной улыбкой:
– Значит, все это знали. Хорошо. Благодарю вас, господин свидетель. В таком случае у меня нет больше вопросов.
Прокурор Кимбел постарался насколько возможно спасти положение:
– Итак, господин свидетель, вы подтверждаете под присягой, что всем в городе был известен факт дачи взяток подсудимым Бонанно?
Для свидетеля вопрос этот был явно тягостным. Он смущенно потеребил указательным пальцем свой воротник, но затем, храбро кивнув, ответил:
– Да, полагаю, что все это знали. И в газетах частенько об этом писалось. Если не ошибаюсь, вы и сами недавно говорили об этом по телевизору…
Явно стремясь вызвать симпатии присутствующих репортеров к священнослужителю, судья спросил его:
– А что, собственно, вы делали с такими большими деньгами, патер Митчелл? Тратили их на себя?
Свидетель испуганно возвел руки к небу:
– Конечно же нет, ваша честь! Ни цента, присягаю в этом! Я использовал их для помощи нуждающимся. Мои прихожане - бедняки, безработные, многодетные и лентяи. Только люди, надеющиеся, что бог улучшит их земное существование, посещают мою церковь. И я понемногу поддерживал их. Только поэтому я и брал деньги. Попытайся я требовать, чтобы мои прихожане не играли в числовое лото, я проповедовал бы на ветер. Ведь играют они потому, что каждый раз надеются на крупный выигрыш.
Патер был отпущен с миром. Ему предстояло еще раз отвечать перед судом, но только за сокрытие доходов от налога, и, конечно, он мог быть уверен, что отделается небольшим штрафом. Гнева гангстерского босса ему нечего было, однако, опасаться. Его показания никак не способствовали отправке Джозефа Бонанно на электрический стул.
И все же, когда обвинению уже грозило полностью обернуться фарсом, этот безнадежный процесс принял неожиданный сенсационный поворот. Уже чрезвычайные меры, принятые по охране здания Бруклинского суда на седьмой день судебного процесса, предвещали нечто необычное. На крыше суда заняли посты снайперы, площадь перед входом в него была оцеплена почти сотней полицейских, пропускавших лишь тех, кто предъявлял специальное удостоверение на право входа в зал заседаний. Незадолго до начала судебного заседания случилось небольшое происшествие. Подвыпивший молодой человек с футляром от скрипки под мышкой внезапно попытался проникнуть через установленный заслон. Футляр от скрипки с давних пор рассматривается в Америке как особо подозрительный предмет. По крайней мере, в детективных фильмах в нем, как правило, оказывается автомат. Так, видимо, подумали и полицейские, которые искусным приемом немедленно обезоружили подозрительного прохожего. Однако произведенная тут же проверка дала поразительный результат: в футляре, вопреки всем ожиданиям, действительно оказалась самая настоящая скрипка. И принадлежала она музыканту, зарабатывающему себе на хлеб игрой в расположенном поблизости ночном баре. Только для того, чтобы сократить себе путь домой, и пытался он проникнуть через полицейские посты.