Плата за молчание
Шрифт:
Окружающим становится не по себе. Только Мик хватается за голову и грохочет:
– Ну и бездарь этот Шрамм! Надо было заменить его. Он испортил мне всю сцену. Еще раз все сначала!
Однако Реберг удерживает его от повторения отвратительной сцены:
– С меня довольно, Микки! Объяви сначала перекур.
Рихард Мик распоряжается подготовить всех для следующей сцены, в которой Инга должна показать, как она перетащила тяжелое мужское тело через спинку переднего сиденья на заднее и, отведя «фольксваген» к ближайшему водохранилищу, привязала труп Бика к запасному колесу и сбросила его в воду.
Пока производится переустановка аппаратуры, Реберг и Мик сидят в служебной машине и курят. Реберг молча глядит в темноту. Мик, не скрывая своего торжества, произносит:
– Ну, надеюсь, теперь ты убедился, Герберт! Ставлю свое месячное жалованье: эта девка убила их обоих.
Реберг затягивается сигаретой и неуверенно пожимает плечами. Ему нечего сказать. Поведение девушки в последней сцене как будто не оставляет сомнений в ее виновности. 18 месяцев назад вскрытием было установлено, что Бика убили в точности так, как показала сейчас Инга. А между тем с протоколом вскрытия ее не знакомили, и о подробностях убийства Бика и Энгельса ей не говорили ни на одном из допросов. Следовательно, знать эти подробности она может только из личного участия в деле. Этого факта Реберг при всем своем интуитивном недоверии не может оспаривать. И все-таки даже произведенный следственный эксперимент не вполне убедил его. Может быть, потому, что у него самого есть 17-летняя дочь, полгода назад сбежавшая из дому. Ей наскучила упорядоченная, размеренная жизнь, и она предпочла таскаться по дансингам и артистическим погребкам, вместо того чтобы зубрить латынь и математику. Может быть, и ее содержат теперь мужчины вроде Бика и Энгельса! Что знает Реберг о ее нынешней жизни? Но у него в голове не укладывается, что такая вот девушка способна не моргнув глазом убить человека. Он не может поверить, что 15-летняя девчонка хладнокровно грабит жертву, а затем сбрасывает труп в канал. Нет, он все еще не убежден, что убийства совершила Инга Мархловиц!
Мик, все это время внимательно наблюдавший за ним, говорит:
– Что ты терзаешься? Я знаю, тебя мучит мысль, что и с твоей дочерью могло бы произойти что-то в этом роде. Наверное, будь у меня дочь, и я думал бы так же. Но у меня ее, слава богу, нет, и потому мое представление о деле свободно от подобных сомнений. Нынешняя молодежь немногого стоит. Поверь мне! От нее всего можно ожидать. Нам слишком часто приходится убеждаться в этом. Не так уж и удивительно, что Мархловиц - убийца. Предлагаю пари, Герберт! Ставлю 500 марок - свое месячное жалованье!
Самодовольный тон Мика превышает меру терпения Реберга.
– Полтора года назад, - говорит он язвительно, - ты так же готов был прозакладывать свое жалованье да и наградные в придачу, что смерть Бика на совести белокурой Марго. А ведь выиграй она дело о возмещении убытков, тебе пришлось бы десять лет работать задаром, если бы тебе вообще позволили работать…
Эти слова сразу заставляют Микки умолкнуть. Менее всего он склонен говорить о своем промахе с белокурой Марго.
Через два дня после убийства Бика его труп, привязанный к запасному колесу автомашины, вынесло на мель вблизи Диндензена. Мик, самостоятельно производивший первоначальные следственные действия, вообразил, что сразу напал на след убийцы. В кармане покойного вместе с удостоверением личности оказалась фотография красивой блондинки, подписанная: «Моему маленькому Бикки на память о тысяче чудесных часов в «Д-2». Твоя Марго!» Наружность дамы и надпись с первого взгляда подсказали опытному криминалисту, что здесь изображена не супруга убитого и что искать сию особу следует в определенных кругах. Однако разматывать клубок Мик начал с другого конца - с установления личности убитого.
29-летний приятного вида руководитель айнбекхаузен-ского сельского товарищества пользовался в округе уважением как трудолюбивый коммерсант и примерный семьянин. В Айнбекхаузене у него остались домик, купленный в кредит и оплаченный лишь на одну треть, добродетельная и экономная супруга и сын, которому не исполнилось еще года. Вдове было известно только, что покойный часто разъезжал по делам; никаких подробностей она не знала.
От некоторых членов сельского товарищества Мик после долгого хождения вокруг да около и заверений в абсолютном соблюдении тайны узнал несколько больше. Почтенный коммерсант вел вторую жизнь. «У него было опасное пристрастие к женщинам легкого поведения. В этом все его несчастье». Собеседники Мика испуганно умолкали при виде фотографии белокурой Марго. Мало-помалу Мику все же удалось выяснить, что покойный проявлял примерную заботу не только о сбыте сельскохозяйственных продуктов, но и о развлечениях богатых фермеров. Нашло свое объяснение и «Д-2», где он провел «тысячу чудесных часов». Речь шла об изысканном публичном доме на Дерфлингерштрассе, 2, созданном ганноверскими отцами города по парижскому образцу специально для приезжих.
Теперь старший вахмистр без труда разыскал белокурую Марго, в некотором роде возглавлявшую кордебалет из тридцати девиц, занятых в этом доме продажной любовью. Газеты уже сообщили об убийстве Бика, и дамы из «Д-2» ожидали прихода полиции, так что Мику не пришлось долго объяснять, чего он хочет. Однако принятый им товарищеский тон не помог продвинуться ни на шаг вперед. У обитательниц дома был нюх на господ из полиции, и они сразу прониклись к посетителю недоверием. Они не отрицали, что покойный бывал у них, но разве можно упомнить всех, кто бывает здесь и как часто? Белокурая Марго, принявшая Мика в своем кабинете с величественностью директрисы швейцарского пансиона для престолонаследников и принцев крови, при виде своей фотографии лишь сочувственно усмехнулась:
– Если бы вы знали, комиссар, сколько мужчин в Федеративной Республике таскают с собой мои фотографии с такими вот надписями, вы не спрашивали бы, знала ли я его и не я ли его убила!
В ту минуту Мику не оставалось ничего другого, как проглотить готовые сорваться с его уст ругательства. Но уже 27 декабря он получил улику, которая, по его мнению, должна была до конца жизни засадить в тюрьму белокурую Марго Вихерс. На опушке леса вблизи Нейштадта местный лесничий нашел засыпанный снегом «фольксваген» Генриха Бика. И Мик, в тот же день с лупой облазивший машину, обнаружил на спинке заднего сиденья, помимо пятен крови, светлый волос такой длины, что он мог принадлежать только женщине.
Уверенный, что это волос белокурой Марго, Мик поначалу вежливо пригласил ее в полицей-президиум и дружелюбным тоном попросил представить для сравнения несколько волос. Марго чувствовала себя в этой неуютной обстановке далеко не так независимо, как в «Д-2», однако дала Мику понять, что ведет он себя более чем странно. После этого она вознамерилась удалиться, но Мик снова усадил ее на стул и… но о дальнейшем участники происшедшей сцены рассказывали по-разному.
Мик, например, изображал дело так: «Я предъявил обвиняемой Марго Вихерс утвержденный в судебном порядке приказ об обыске и об изъятии волос, необходимых для сравнения. Так как она продолжала упорствовать, я применил дозволенную мне законом власть, сделав это с возможно меньшим физическим насилием».
Марго Вихерс, со своей стороны, на пресс-конференции, устроенной для нее несколько недель спустя самым дорогим ганноверским адвокатом, заявила: «Об утвержденном судьей приказе мне ничего не известно. Старший вахмистр уголовной полиции Мик попросту напал на меня и с применением грубой физической силы вырвал клок волос». В доказательство она показала заинтересовавшимся репортерам проплешины на голове.
Полицей-президент в официальном заявлении представителям печати взял под защиту своего бесцеремонного сотрудника и объяснил: «Если у фрейлейн Вихерс действительно имеются проплешины, значит, она по вполне понятным причинам сама вырвала у себя волосы».
В федеральном полицейском управлении в Висбадене установили, что волос, найденный в машине убитого, без сомнения, принадлежит Марго Вихерс, и в результате звезда кокоток из «Д-2» очутилась за решеткой. До сего дня остается непонятным, как в уголовной полиции Федеративной Республики вообще могли прийти к столь категорическому заключению. Криминалистическая наука позволяет лишь указать на определенные сходные признаки представленных на экспертизу человеческих волос, но пока не может с категоричностью, исключающей всякие сомнения, заявить, что данный волос принадлежит тому, а не иному лицу.