Плата за жизнь
Шрифт:
— Большое спасибо, господин советник юстиции не знаю какого класса, в мундире вас не видел. — Гуров поклонился. — А вы своей простотой дураков объезжайте. — Он направился было к двери, но передумал и вернулся. — Федул Иванович, ты моего генерала сто лет знаешь, встретился бы с ним, потолковал, может, две старые головы и придумали бы чего толковое.
— Хорошо. Сделаем, — согласился Драч, глядя на Гурова с нескрываемым интересом. — А ты мне скажи сейчас, я бы подумал, приготовился.
— Да нет у меня ничего конкретного. — Гуров знал, что ему не поверят, говорил
— Ас рукой у тебя чего приключилось? — неожиданно спросил Драч.
— Трамвай хотел остановить, а он меня не понял, — сказал Гуров. Выходя из кабинета, он услышал за спиной телефонный звонок и остановился, вспомнив, что велел Крячко в случае крайней необходимости звонить в прокуратуру.
— Где сегодня ты, шустряк, трамвай отыскал? — поинтересовался Драч, снимая трубку. — Слушаю, — жестом позвал Гурова. — За хвост его поймали, сейчас подойдет.
Гуров взял трубку, сказал:
— Это я, говори.
— Тебя просят в течение получаса подъехать к месту, у которого ты был позавчера в пятнадцать часов, — сказал Крячко.
— Спасибо, буду, — ответил Гуров, кивнул и вышел.
Солнце выползало из-за туч, накалить город не успевало и вновь уплывало в облака. Аллея на Воробьевых горах имела дополнительную защиту деревьев, так что было вполне терпимо, хотя Гуров в пиджаке все равно привлекал внимание. Мамы, бабушки с колясками и редкие прохожие были одеты совсем легко. Полковник Еланчук в рубашке с короткими рукавами и неизменным шейным платком, здороваясь, усмехнулся.
— Конечно, мы с тобой блестящие конспираторы. Я вчера выезжал из Москвы, так что новость совсем свежая. Тобой и Ионой Дорониным интересуется наше ведомство. Я получил задание встретиться с полковником Гуровым, выяснить его истинные намерения. — И Еланчук пересказал свою беседу с генералом Барсуком.
— И как ты данный факт оцениваешь? — спросил Гуров.
— Очередное блядство властей и наших старых мудаков! — Еланчук взмахнул узкой рукой.
Гуров несколько опешил, услышав от интеллигентного человека столь расхожие простые слова. Они никак не вязались с Еланчуком, были в его устах столь же чужеродными, как французский язык в очереди за портвейном.
— Чего ты уставился? Полагаешь, я прибежал потому, что ты подвербовал меня? — Он сунул под нос Гурову кукиш. — Они снова хотят нас в легавых и проституток превратить! Найдутся, найдутся у нас людишки, которые с великой радостью… Только не я!
— Надеюсь, ты о своей позиции не высказался? — Гуров улыбнулся.
— Ты меня своим агентом не считай! — продолжал горячиться обычно спокойный Еланчук. — Союзники, напарники, провалимся, станем — подельники! Никаких агентурных дел!
— Я такого слова не употреблял, да, если честно сказать, по отношению к тебе никогда его и не прикладывал. И хватит матюгаться, господин полковник, вам не к лицу.
— Хорошо-хорошо, что будем делать? — успокаиваясь, спросил Еланчук и что-то пробормотал по-французски.
— Работать, Юрий Петрович, мы с тобой больше ничего и делать не умеем.
— Начнем с того, что место встречи надо сменить, мы
— Интересуюсь, что тебе известно об убийстве депутата Думы Владлена Семеновича Сивкова. Кстати, что тебе известно?
— Ровным счетом ничего. Слышал урывками по «ящику», читал в газетах, тоже мельком. Кажется, его застрелили в начале июня у собственного дома. Сначала поднялся большой шум, потом волна спала, сейчас упоминают редко.
— Так ты мне это и сказал. Я ответил: мол, интересуюсь в связи с заданием, полученным от своего замминистра, сейчас интерес потерял, так как доступ к делу затруднен, а в моих аналитических выкладках одно убийство значения не имеет.
— Логично, — согласился Еланчук. — А на самом деле?
— Ответ я получу завтра, после экспертизы. Теперь ответь, не могли тебя в данной истории втемную использовать? — Гуров взглянул пытливо, чуть отстранился. — Только без рук! О нашем знакомстве известно, любой ваш аналитик поймет, что мы из одной колоды. И через придурковатого генерала тебя послали к полковнику Гурову сообщить, что власти интересуются компроматом на депутата Думы Иону Доронина. Из чего Гуров должен сделать однозначный вывод: Доронин находится в оппозиции к черным силам, ему можно доверять.
Гуров достал из кармана визитную карточку Доронина, протянул Еланчуку. Тот повертел карточку, вернул и сказал:
— Не понимаю. Откуда у тебя?
— Самолично вручил, понимаешь, он со мной дважды случайно встретился. Ты, полковник, как относишься к случайным встречам?
— Обожаю!
— Вот именно. — Гуров указал на пустую скамейку. — Присядем.
Они сели и довольно долго молчали. Гуров смотрел на тенистую, в солнечных пятнах аллею, на автобус с туристами, толпившимися на смотровой площадке. Город виден не был, но ощущался, гигантский, простиравшийся внизу, любимый и недобрый. Не хотелось ничего делать, думать, начинало клонить в сон.
— Тебе следует отдохнуть, Лев Иванович. Знаю, что ты железный, но и железо стареет, изнашивается. — Еланчук деликатно коснулся руки Гурова.
— Ты работал за кордоном, а я нет, но у меня такое ощущение, будто нахожусь в тылу врага. Они что-то задумали, и мой шеф, Петр Николаевич Орлов, прав: они каким-то образом хотят использовать в своих светлых замыслах ментов и полковника Гурова, в частности.
— Ты великолепный сыщик, не хочу тебя обидеть, но Лев Иванович Гуров — слишком мелкая монета для политической игры.
— Оно, конечно, так, но я верю своей интуиции. Я люблю работать один, а в данном случае такой вариант не проходит. Предлагаю… — Гуров закурил, с минуту массировал затылок. — Надо создать группу единомышленников. Генерал и два полковника, включая меня, в милиции у нас есть, двух-трех верных оперов с Петровки я привлеку. Сегодня был в прокуратуре, думаю, что Петр с одним крупным чиновником договорится. У тебя, Юрий Петрович, среди офицеров, работающих по коррупции, человека не найдется?
— Подумаю, — неуверенно ответил Еланчук. — А какова цель?