Плау винд, или Приключения лейтенантов
Шрифт:
Губернатор, подполковник испанской службы, принял Коцебу не так, как португальский майор на острове Святой Екатерины. Подполковник тоже в свое время получил официальное извещение о русской научной экспедиции. Но он не выпячивал губу и не корчил равнодушно-задумчивую мину. О, совсем напротив – подполковник д'Атеро был любезен до приторности.
– С тех пор как стоит свет, – воскликнул он, пожимая руку Коцебу, – ни разу российский флаг не развевался в нашей гавани! Вы первые посетили вице-королевство, и мы надеемся, что вам придется по сердцу страна, которую справедливо величают Италией Нового Света. Мы рады, синьор, приветствовать народ, который
Как ни удивительно, губернатор далекой от России южноамериканской провинции был заинтересован в дружбе с русскими. Если огромную Бразилию держала в рабстве маленькая Португалия, то другие обширные пространства Южной Америки закабалила Испания. Но времена менялись. В испанских заморских владениях разгоралась освободительная война. В Чили колонизаторы чувствовали себя так, будто вот-вот начнется извержение давно уже спавшего вулкана Аконкагуа.
Мадридский двор собирался отправить за океан карательные войска. И тут-то руку испанскому монарху протянул не кто иной, как самодержец всероссийский, глава Священного союза европейских государей – Александр I: он сулил военные корабли. Вот почему испанский губернатор был столь предупредителен и любезен с русским офицером…
Как и на острове Святой Екатерины, Шамиссо и Хорис почти не показывались на бриге. Хорис рисовал ландшафты, жителей залива Консепсьон. Шамиссо часами бродил в миртовых рощах, в густых зарослях.
Шамиссо бродил в одиночестве: его друг Эшшольц ухаживал за матросом Цыганцовым. Законы, управляющие человеческой жизнью, оказались сильнее и доктора, и лекарств. Цыганцов помер. Его схоронили на берегу. Треснул ружейный залп, откатилось вприпрыжку эхо. На норд-осте, в той стороне, где за тысячами миль осталась родина, там, на норд-осте, широко и властно полыхали зарницы.
Но прежде чем уйти из залива Консепсьон, «Рюрик» теряет еще одного матроса. В списке экипажа против его фамилии появилась отметка: «Сбежал в Чили». И все. Почему столь краткая? То ли капитан не придал значения бегству нижнего чина, то ли не счел нужным поразмыслить о судьбе простолюдина. Остается гадать: какая же непереносимая обида камнем отягчала Шафея Адисова? Может, не раз и не два изведал он прелести «крепостного состояния», а может, просто дрогнул малый перед чарами Италии Нового Света. И должно быть, подался он в глубь чужой страны, потому что никак ему нельзя было оставаться в городке: в железа заковали бы беглеца, в темницу замкнули. А там, в горах, глядишь, и привязался он к какому-нибудь индейскому племени, как иные испанцы, спасавшиеся от лихого правосудия. Словом, навсегда затерялся матрос где-то в Чили…
Дельфины за кормою, у бортов медузы с сине-зеленым гребнем. И над мачтами уже не странствующий альбатрос, а краснохвостая птица фаэтон.
Когда-то сумрачный Магеллан медлительно пересек эти неведомые европейцам волны. С той поры десятки, сотни, тысячи килей пронеслись над пучинными глубинами Великого, или Тихого, мимо острых его рифов, зеленых гористых островов и блаженных атоллов. Линзы бессчетных подзорных труб приближали к мореходам то пустынные зазубренные горизонты, то желтые отмели в кружевах кипенного прибоя. И все ж немало тайн было в этом безмерном просторе. Не зря ж Крузенштерн с Румянцевым уповали на «приращение географических познаний» в Великом океане.
– Господа, мы проложим курс так, чтобы миновать на ветре Хуан-Фернандес. – И
– Ах, Хуан-Фернандес, – мечтательно отозвался Шамиссо. – Вот бы где побывать!
Шишмарев вопросительно поднял брови.
– Есть, сударь, веская причина, – улыбнулся ему Шамиссо. – Если угодно, объясню…
– Э, нет, – возразил Коцебу. – Не лучше ль вечером, чтоб и служители знали?
– Отчего же? Охотно, капитан, – ответил Шамиссо. – Но тогда требуется помощь: ведь я еще не силен в русском языке.
И вот отблески звезд взыграли на волнах, вот зажгли фонарь на корме и у компаса фонарь, и на баке расселись матросы; пришли Шишмарев, Эшшольц, Хорис.
Шамиссо рассказал следующее.
– Однажды из перуанского порта Кальяо шел в Чили некий мореход по имени Хуан-Фернандес. Вопреки обыкновению, не стал он держаться берегов, а взял мористее. Более ста миль отделяло судно от берегов, когда Хуан-Фернандес наткнулся на необитаемые островки. Среди них был и тот, что зовется Мас-а-Фуэро. Что такое Мас-а-Фуэро? А вот что: зеленые долины, и чистые ручьи, и миртовый лес, и благорастворенный воздух, пахнущий мятой, и стада коз, грациозных, как барышни, и пестрые стайки веселых колибри. Райская обитель, не правда ли?
Этот островок был сюрпризом мореходу Хуану-Фернандесу в 1563 году. Минуло полтораста лет. Жил ли кто, не жил ли на островке – неведомо. Некоторые хроники утверждают, что навещали его пираты. Почему бы и нет? Отличный уголок, сокрытый от нескромных глаз… А в самом начале восемнадцатого века английский капитан, обогнув, как и «Рюрик», мыс Горн, поднимался с божьей помощью на север и, должно быть за пресной водою, надумал посетить одну из бухт Мас-а-Фуэро. В тот день, а может и накануне, старший боцман Селькирк повздорил с капитаном. Причина? Кто ее знает… Так вот, перепалка кончилась тем, что боцман плюнул и объявил, что он, разрази его гром, не желает служить эдакой скотине и лучше уж останется на островке.
Но когда корабельная шлюпка отвалила от берега, Селькирк побледнел: в ту минуту он явственно вообразил жизнь на необитаемом острове. Душа шотландца дрогнула, он попросился на борт. Увы, капитан дьявольски усмехнулся. Однако все же снабдил несчастного боцмана одеждой, оружием, еще кое-чем. Ну и молитвенник сунул. Добрый малый понимал: не единым хлебом… Вскоре паруса истаяли за горизонтом, а боцман долго еще стоял на берегу, погруженный в горестное оцепенение.
Итак Селькирк зажил на островке. Потекли дни, недели, месяцы. Сперва отшельник тосковал, мучился, но потом притерпелся, а потом даже и вовсе не печалился о грешном мире с его суетой сует. Построил хижину. Выучился ловить коз. Приручил козлят и порой, поставив их на задние ноги, отплясывал с ними менуэт. Когда одежда износилась, смастачил платье из козьих шкур. Вот только сапожное ремесло у него никак не ладилось, и боцман щеголял в чудовищной обувке.
– Погодите! – воскликнул Шишмарев. Он давно уже порывался что-то сказать. – Простите, ведь это история…
– Тс-с, – остановил его рассказчик, – минуту, Глеб Семенович, минуту… – И Шамиссо продолжал: – Селькирк отжил на острове уже четыре года и четыре месяца. И вот однажды в бухту вошли корабли капитанов Роджерса и Куртнея. Моряки изумились, приметив на скале бородатого человека в одеждах из козьих шкур. Но еще круче изумились, признав в нем земляка. Селькирк был рад-радешенек. Однако не желал покидать свою обитель, и Роджерс с Куртнеем едва не силком увезли его в Англию.