Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)

Литке Федор Петрович

Старшины их, юросы, разделяются на два класса: главные, которым принадлежат все земли и которые все вместе живут на острове Лелле, и второстепенные, живущие по селениям. Мы не могли в точности исследовать степень зависимости и взаимных отношений этих двух классов. Каждый главный юрос имеет под собой несколько второстепенных. Последние оказывают такое же уважение первым, какое им простолюдины. Кажется, они весьма мало имеют собственности, независимой от главных старшин. Нередко вещи, им подаренные, оказывались через минуту в руках последних, и однажды приятель наш Каки жаловался на Сипе, своего начальника, что он любит все отнимать. Вместе с тем они гораздо богаче простого народа.

Последний не имеет совершенно никакой собственности. Он может пользоваться сахарным тростником, сколько нужно для его пропитания, иногда пользуется хлебными плодами, но кокосов не касается. Народ в этом случае весьма верен юросам. Во время прогулок наших мы

часто просили кокосов, которыми были отягчены деревья, но всегда получали в ответ: юрос Сипе, юрос Сеза; и никто не решался сорвать ни одного, хотя весьма легко могли бы всю беду сложить на нас. Лодки, нагруженные плодами, проезжали ежедневно мимо нас из соседних деревень в Леллу, часто приставали у нашего стана, но мы никогда не могли получить у них ничего. От этого мена наша во все время была весьма не изобильна. Все, что мы имели, доставляли нам юросы, и наиболее второстепенные.

Между главными юросами подчиненности мы не заметили. Одно исключение из этого – юрос Тогожа, перед которым и простолюдины и юросы равно унижались. Мы не могли понять, на чем основывалось оказываемое ему уважение. Если бы он признавался за главного старшину над всеми старшинами, что на других островах европейцы называют царем, то, конечно, имел бы сколько-нибудь более других власти, чем-нибудь от них отличался бы и по крайней мере был не беднее других. Ничего этого мы не заметили. Никто не заботился о Тогоже за глаза, и мы о существовании его узнали только случайно. Имущества у него на острове менее почти, чем у всех других; дом его заслонен другими, от которых ничем не отличается и к которому должно пробираться через прегрязный переулок. Одно отличие его дома состояло в низеньких воротах из тростника на улицу; в другие же дома вход просто через отверстие в стене. Не знаю, случайное ли это различие или имеющее отношение к его сану.

Нам не представилось случая узнать, как велика власть юросов над подданными. На чем она основана? И какие имеют средства первые для содержания в повиновении последних? Нам казалось, что все делается само собой. Как в семье все слушают старшего, так здесь все повиновались юросам, без всякого видимого вынуждения или неудовольствия. Ни разу не видал я, чтобы простолюдин в чем-нибудь ослушался юроса; но так же мало, чтобы последний каким-нибудь образом давал ему чувствовать тягость своей власти, чтобы требовал от него невозможного, сердился, бранил его, а всего менее, чтобы бил. Вообще я во все время, независимо от положения или возраста людей, не слышал ни одного с гневом сказанного слова, ни одной занесенной для удара руки. Когда нужно бывало поудалить толпу, одного знака рукой для этого достаточно, одно «сшт!» юроса – и все его гребцы, стремглав, бегут в лодку. Поистине, когда я припоминал, как бесчеловечно поступают на других островах Южного моря старшины с народом, какими полновесными палочными ударами очищают они обыкновенно сквозь толпу гостям дорогу, и сравнивал такое обращение с обычаями здешними, то часто готов был усомниться, между дикими ли я нахожусь. По всему этому казалось, что основанием общественного их здания является добрый и тихий нрав народа. Власть юросов – чисто моральная, повиновение подданных произвольное, и как первым не приходит мысль угнетать последних более, чем было при предках, так последние не мечтают о том, чтобы распространить свои права на кокосовые орехи. Где нет угнетения, там нет сопротивления, где нет сопротивления, не нужно силы, не нужно законов.

Замечательно, что главные юросы живут не во владениях своих, рассеянных по острову Юалан, но все вместе на острове Лелле, и большая их часть – в селении Иате, принадлежащем юросу Сипе. Лелле – как бы столица Юалана. Вероятно, это – мера политическая, служащая к упрочению мира на острове, [375] ибо властолюбивые мысли не могут родиться там, где старшины, находясь всегда вместе, беспрестанно друг за другом наблюдают. На всех высоких островах Каролинского архипелага, по известиям Шамиссо, идет беспрерывная война между разными селениями, юаланцы же не знают, что такое оружие. К той же причине, может статься, должно отнести странное расположение селений на острове, из которых принадлежащие тому же владельцу лежат не вместе, а рассеянно, так что более двух имений того же помещика нигде вместе нет.

375

Далтон нашел на острове Целебесе подобное обыкновение, Nouvelles Annales des Voyages, Octobre, 1852, p. 59.

Весь народ почитает себя разделенным на три колена: Пенме, Тон и Лишенге; к первому принадлежит большая часть главных юросов: Сипе, Сигира, Алик-Нена, Канка, Симуарка, Селик, Сеза и Нена; Тогожа и Сеоа принадлежат ко второму. Ситель-Насюэнзяп, упоминаемый в их молитвах, причисляется к роду Пенме. Второстепенные юросы и простолюдины

принадлежат непременно к тому же роду, к которому и их главный юрос. Это намекает на патриархальное правление, находимое между многими скитающимися племенами. Из рода Лишенге встречали мы только второстепенных юросов и простых людей и ни одного главного старшины.

Наружные знаки уважения весьма просты. Встретив старшего, садятся; проходят мимо его дома согнувшись; говорят с ним тихим голосом и не смотря ему в лицо. Стоять в обществе почитается у них, кажется, таким же невежеством, как у нас лежать. Проявляя дружбу или любовь, обнимают они приятеля, трут носом и нюхают сильно руку. [376]

Юросы ничем по наружности от других не отличаются. Почище прилаженные волосы, поновее пояс, почище тело, свежий цветок в ушах или листок в чубе и большая развязность – единственные предметы, по которым можно различить юроса; и если бы они предусмотрительно при первой встрече, показывая на себя, не говорили «юрос», то мы часто смешивали бы их с простолюдинами. Но лодки главных юросов имеют отличие, состоящее в четырехугольной пирамиде, наподобие крыши китайской беседки, сплетенной из кокосовых веревок и унизанной сплошь маленькими ракушками, которая ставится на площадку, образуемую коромыслами. Под этой пирамидой хранятся обыкновенно плоды, которые они берут с собой.

376

Замечательно, что подобный же обычай проявлять любовь или уважение существовал в древности между кочующими аравийскими племенами. Книга Бытия, 1. 27; 26–27: «И рече ему Исаак, отец его: приближися ко мне, облобызай мя, чадо. И приближается, лобыза его: и обоня воню риз его, и благослови его, и рече: се воня сына моего» и т. д.

Цвет тела обоих полов каштановый, у женщин светлее, чем у мужчин. Рост последних не выше среднего. Сипе, из высоких, имел 5 футов 7¹/₂ дюймов английских (2 аршина, 6,5 вершка); сложены стройно, но не атлетически; по большей части худощавы. Хотя юросы столько же празднолюбивы здесь, как и в других местах, но так как пища их почти исключительно растительная, то и не достигают они такой непомерной дородности, как старшины на других островах Великого океана, а особенно на Сандвичевых. Один только старец Тогожа имел большое брюхо. Вообще мужчины довольно сильны. Сипе, по-видимому, не из силачей, однажды в шутку поднял на руки и вертел, как ребенка, из стороны в сторону одного из наших спутников, в котором потом оказалось весу с лишком 5 пудов. На лицах их написаны доброта и спокойствие; но вообще черты совершенно незначащие; глаза без всякого выражения, что естественно: лицо приобретает выразительность только в игре страстей, а у них этого, кажется, нет. У молодых людей глаза веселые, а некоторые мальчики могли бы служить идеалом невынужденной веселости.

Женщины вообще непригожи; недостаток румянца – по нашим понятиям необходимая принадлежность красоты, – ненатуральный лоск тела от кокосового масла, отвислые груди делают их дурными. Но из молодых девушек были некоторые, которых большие, полные огня глаза, белые, ровные, как жемчуг, зубы и округлость членов, но более всего выражение доброты и любезности делали прелестными, а невынужденная веселость без наглости и пристойность без застенчивости – необыкновенно привлекательными.

К великой досаде, нашли мы их весьма неопрятными; пороком этим они невыгодно отличаются от других островитян этого моря, телесная чистота которых обыкновенно превосходит нравственную. Эти пригожие лица большей частью покрыты были грязью не менее ситкинских красавиц наших. Это довольно трудно согласовать с чистотой, которую они соблюдают в своих домах. Я думаю, мы показались Сипе большими циниками с нашими куликами и голубями. Увидя однажды перья и прочее, не идущее на сковороду, в углу дворика, на котором мы жили, обнаружил он довольно ясно свое неудовольствие, и мы с тех пор строго соблюдали чистоту.

Гибкость членов их превосходит всякое вероятие. Они сидят подогнув ноги, так что нижняя часть ноги, от колена до ступни, лежит параллельно лядвеям. Когда упирают рукой о землю, то сгиб руки, противоположный локтю, изгибается наружу, образуя вместо входящего выходящий угол.

Постельс не хотел рисовать их в таком положении, опасаясь, что знатоки примут это за грубую ошибку с его стороны.

Невзирая на постоянную жизнь на воздухе, юаланцы чрезвычайно зябки. Только пойдет дождь, они уже дрожат от холода и стараются куда-нибудь укрыться. В одну из моих поездок в Леллу шквал с дождем застал нас на рифе в совершенно открытом месте. Большая часть провожатых моих тотчас разбежалась, а из оставшихся некоторые спрятались за меня и за Мертенса; один же, которому некуда было деваться, взял два плоские камня и держал их в виде ширмы против лица, чтобы хоть какую-нибудь часть тела защитить от дождя.