Большегрузные гудят, как корабли.Ровная, слегка дрожит земля —это жабы (пузыри земли)зябнут накануне декабря.Глядя сквозь рябину тугоплавкуюна страну, заросшую люпинами,сном, борщевиком, автозаправками,городами малопоправимыми,безнадёжными колючими дорогами,золотой, но мелкою душою,видеть как преобразуется немногоевидеть, как кончается большое.Сам такой весь сказочный и прочный:тем и дорожишь, чем дорожил.По чужой земле дальневосточнойшёл и шёл бы. Жил бы да и жил.Только темень от шестого до девятоготонкой тенью на родном лице —точно
фрак Сергей-Сергеича Паратовас неизменным и плохим parlez francais.
«Только не жди – непременно придёт сама…»
Только не жди – непременно придёт сама.Так неслышно придёт, как мизгирь свою нитку прядёт.Так на рану ложится холодный, но чистый лёд,Так в сплошном феврале из-под берега пахнет весна.Да пребудет она тебе будто бы верный пёс,Да пребудет верна тебе, как простой карандаш.А потом обернётся и скажет: «Отдай, то, что нёс».И ведь отдашь.
Цена
On a cloud i saw a childAnd he told us of his life(Блейк; Битлы)
Очень книжное слово: «степной пожар».Очень книжное определение места: «в Тавриде».Но бывает весьма неотменный дар —отрока на облаке видеть.Ради этого дара надобен острый дым,Необходимо хотя б небольшое, но море.Что же, пожалуйста – вот тебе остров Крым,Вот тебе лёгкий туман в красноглазом взоре.Надобно горе? Будет тебе и горе.Мелкое горе, считай, уже на твоём дворе.Горе побольше пока на оперативном просторе.Горе побольше придёт, например, в декабре.По завершении этой несложной наукиТы непременно увидишь сквозь суетуОбретение отрока облаком в мокрые руки,Поставление облаком отрока на совсем высоту.– Это песня про мокрые руки облака?– Про мокрые руки была уже хорошая песня.Это песня, скорее, о том, что первое горе побоку;Песня о том, что будет ещё интересней.
Хотелось бы
О проходных дворах,О просто проходных,О проходных стихах,О зайцах заводных.О белых площадях,О красных лошадях,О белых лошадях,О розовых борщах.О красных площадях,О многих городах,Где красных площадей —Хоть мухобойкой бей.О грустном и простом —Когда-нибудь потом.О переборе фраз —Когда-нибудь сейчас.Про как живём, скользяИ обратимся в глину.О том, о чём нельзя —О «вовремя покинуть».О том, как ёж колюч,О непонятном страхе.О том, как это лучКоснётся черепахи.
Мечты приводят
Бывают такие приветы из мира идейВ мир, где всё очень зримо, но криво:Барышня, выросшая на сказке про братиков-лебедей,Месит руками крапиву.Да она бы за братиков хоть в самый пылающий дом побежала.Хоть бы в любую геену, только оно бесполезно:Чуть завершила плести, а рубашка пропала —Ненужное и небывалое тоже способно исчезнуть:Так сгинула Атлантида в известном рассказе Крития.Положим, не так, но всё-таки очень похоже.Пещера благоустроена, крапива невидима.Братики, впрочем, тоже.
Стихи это шаг
Разница между«след на песке»и«след на снегу?С точки зрения следа,её, безусловно, нет.Но песок остаётся более или менее вечным.Снег же становится влагою,воздухом,воздухом, влагою,снегом,воздухом, влагою, воздухом,вдохом,лёгкими.Песок остаётся более или менее вечным.То и другое одинаково хорошо.Одинаково.
Хорошо.
Проза
Воздушный змей парит, паритМосква негромко говорит.Мамуля лечит нервы.Год восемьдесят первый.Потом зима, потом ещёПотом довольно горячо.Потом чуть-чуть теплее.Посёлок в Галилее.Агавы, полунемота.На змее снизу два креста:по-римски цифра двадцать.Попытка возвращатьсяФрагмент афиши: «Секс в Большом…»На фотке – дуры голышом.Собака лает ветер.Темно на этом свете.Воздушный змей парил, упалсынок отправился в ЦАХАЛ,мамуля лечит нервы.Дочурка тоже стерва.Тоска такая что никак.Звонила врач. Сказала «рак».Глядит на ручку двери.Поверить? Не поверить?Вот так. Я написал рассказ.Обыкновенный, триста фраз.Сюжет изложен выше.Герой – Тульбович Миша —стоит, дрожит, таблетку пьёт.Он не родился, но умрёт,а я тому виною.Чего теперь со мною?И тот, кто выдохнул мою,пока ещё бессмертнуювключает, выключает свет.А я боюсь, что смерти нет.
Голос
Вечером папа искал, где ловится Голос Америки.Голос Америки чаще ловился в прихожей.По выходным приезжал дядя Гена на велике,а из Кургана на поезде дядя с противною рожей.Папа работал директором, папе всё время везло.Папа выгуливал нас в ресторан у вокзала.Мама за что-то его обзывала козлом,вечером плакала ночью, наверно рыдала.Серое радио каркало про Кандагар,дядя с противною рожей шагал к остановке,я, вытирая с макушки его перегар,думал военное – «Действуем по обстановке:Голос, скажи ему, голос Америки, голос(Я-то всё знаю, но папа ведь мне не поверит)!Это как в сказках, когда собирающий хворост,в чёрном лесу за полдня на полвека стареет.Не заходи в чёрный лес за грибами, не езди к вокзалупьяный на этой машине по этой дороге.После аварии станешь хромой и усталый.Все тебя кинут, особенно этот высокий.Не уезжай от меня насовсем – я читалв книжке одной специальное слово: расплата.Папа, пожалуйста, папа, ты не опоздал.Если чего – это я за себя и за брата».Папа, нетрезвый, сидит у окошка, пульсирует жилкаГолос Америки вдруг зазвенел, как посуда.Очень не вовремя где-то включилась глушилка.Он не узнает. А вскоре и я позабуду.
Узкоколейка
Подымаются из-за небольшого болота,тают и снова тают на зеленоватой рекетонкая, нечистая нота и другая тонкая, звенящая нота:тепловозы болтают на тепловозьем своём языке.Обычная средняя полоса, ничего слишком:немного сырости, белой травы и холода.Такие картинки встречаются в детских книжкахпосле слов: «Путешественники вышли из города».А эти всё также гудят, звенят, звенят и гудят,точно две сломанных, старообразных рации.Ловишь рассеянным взглядом глупенький птичий взгляд,Вдруг понимаешь, что не научился прощаться.
«Вспомнишь будущее своё…»
Вспомнишь будущее своё,Как пустое пока жильё.Ни детей, ни собаки нет,Только жёлтым блестит паркет.Только голубоглазый котТабуретку хвостом метёт.Только полупрозрачный страхВ затенённых живёт углах.За окошком звенит металлПросыпаешься. Значит, спал.На стекло наползает лёд.Снег поёт и туман поёт.Под подушку ныряет мышь.Настоящая. Значит, спишь.Замираешь, лишённый сил.Очень холодно. Значит жил.