Плазмоиды
Шрифт:
– Господин генерал, госпожа полковник, – произнес Папа, выключая монитор, – нам предстоит побеседовать. Располагайтесь. И вы, господа привратники, тоже…
Вот после этих слов Долгову стало неуютно по-настоящему. Стало быть, Пимкин поведал главе католической церкви о них. Но зачем?
Его взгляд вновь непроизвольно скользнул по каменному лицу телохранителя.
«Дьявол! – вдруг вспыхнуло в голове. – Да они же из секты! Из этих самых Безымянных!»
Максим хотел закричать вслух, что все это – ловушка! Что встреча
Он вскочил с кресла…
Но Папа с легкой улыбкой посмотрел на него и успокоительно поднял руку.
– Сын мой, Максим, садись. Не бейся в догадках. И не бойся…
– Но… откуда вы…
– Твое лицо слишком красноречиво. Мои охранники действительно являются сектаторами древнейшего братства, принявшего на себя обязательства хранить великое пророчество и способствовать исполнению его, когда придет священный час.
– Храм человеческий спасти. Бездну, геенну огненную отвести. Церберов умервсти, – прошептал Егоров, начиная понимать, что происходит, и идиотская улыбка наконец съехала с его лица. – Твою мать… Николай Сергеевич, зачем вы нас предали?
Генерал открыл было рот, но Папа спокойно продолжил, не дав ему сказать:
– Вас никто не предавал, дети мои. Мы на одной стороне. Сектаторы готовы здесь и сейчас защищать вас до последнего вздоха и встречи с Всевышним.
– Так какого хрена, простите, ваше святейшество, эти выродки охотились на нас целый месяц? – процедил Герасимов.
– Я собственными глазами видел, как они целый вагон людей перестреляли! – подхватил Долгов. – Это, по-вашему, соответствует заповеди «не убий»?! А ведь пострадали невинные!
– Те убийцы, которых вы называете Безымянными, были еретиками, неправильно истолковавшими великое пророчество и отступившими от истинной веры, нарушившими волю Божью. Долгие века избранные понтифики возглавляли братство, хранившее секреты, которые могли перевернуть все христианские догмы, могли перевернуть мир. Эти знания были опасны, опасны они и сейчас. Но пришло время, и великое пророчество начало сбываться. Пал с неба огненный дождь…
– И что же? – не унимался Максим. Он представлял, как сектанты могли убить его жену и дочь, и весь пиетет перед Папой как рукой сметало. – Теперь нужно помочь Армагеддону? Поскорее в Судный день всех людей в прах превратить, не разбирая, кто грешен, а кто нет?
– Страшные вещи ты говоришь, сын мой, – не повышая голоса, ответил Иоанн Павел III. – Не ведаешь, как куски правды нависли острыми клинками в словах твоих. И все же еще раз говорю: судьями себя возомнили и убийцами стали те, кто неверно истолковал пророчество. Они решили, что церберы – это вы: новые привратники, призванные охранять Землю. Видя, что вы не можете защитить нас от огненной геенны, которую изрыгнуло небо, отступники постановили, что пророчество требует «умервсти»
– Ну и бред, – сипло сказал генерал. – Сущее язычество, насколько я разбираюсь в теологии… Кстати, простите меня, но… Ваше святейшество, мы проделали трудный и опасный путь, чтобы попасть к вам на аудиенцию. Мы с Ниной из-за этого поплатились карьерами и жизнями нескольких солдат и офицеров. Эти пятеро измотанных, потерянных и озлобленных людей рисковали попасть в ловушку и банально погибнуть. В мире творится черт-те что, в конце концов: люди вот-вот начнут искать виноватых и грызть друг друга заживо. Точнее, уже ищут и грызут… Думаю, это достаточная дань для того, чтобы вы наконец поведали, зачем мы здесь?
– Видите человека за моей спиной? – спросил Папа, слегка прищурившись. – У него повязка на глазу. Он был помечен плазмоидами. Чтобы доказать свою верность мне и древнему братству, этот человек избавился от метки. Вместе с глазом. Теперь вы верите, что эти сектаторы преданы нашему общему делу?
Максим невольно отвел взгляд от телохранителя, который искалечил себя собственной рукой. «И правда, фанатики какие-то», – с содроганием подумал он, постепенно усмиряя клокочущую внутри злобу.
Долгов запутался, он уже ни в чем не был уверен до конца.
– А что это за «общее дело», что за великое пророчество, о котором вы неоднократно упомянули? – с нотками скепсиса в голосе спросила Волкова. – Прямо-таки фантастикой попахивает…
– Дочь моя, церковь и религия гораздо хуже фантастики. Они реальны и невероятно мощны. А предсказание, о котором идет речь, может пошатнуть все устои самим фактом своего существования. Не говоря уже о содержании. Ведь очень многие люди скоропостижны на выводы. Такие тайны нельзя доверять толпе.
– И все-таки вы не ответили на вопрос генерала, ваше святейшество, – хмуро, но уже без ожесточения напомнил Герасимов. – Зачем вы нас пригласили на встречу? Загадки загадывать?
Папа встал, старчески вздохнув при этом. Пристально посмотрел в красные глаза Фрунзика и ответил:
– Я пригласил вас, чтобы помочь. Людям – как сотни раз грешным, так и тысячекратно невинным. Ибо ад разверз свои врата, и пламя его грозит сжечь всех нас. Я пригласил вас, чтобы открыть необыкновенную тайну.
Это хранилище кардинально отличалось от всех других, уже виденных Максимом в недрах Ватикана…
В нем ничего не хранилось.
Пустой куб с длиной ребра метров пять. Стены, пол и потолок из какого-то матово-серого сплава. Единственная дверь. Мертвенно-белый свет, льющийся из углов и стыков граней. В центре, на полу, красный полутораметровый квадрат.
И все.
В это помещение, кроме самого Папы, пустили только пятерых привратников. Даже сонную Ветку пришлось оставить на попечение Волковой.