Плексус
Шрифт:
– Ты вот это читал когда-нибудь, Генри?
Я взглянул на название:
– Нет. Даже не слыхал о такой книге.
Карен протянул книгу жене и попросил прочитать страничку-другую. Ожидая услышать что-нибудь занудное, я инстинктивно потянулся к бутылке, чтобы налить себе.
Лотта с торжественным видом листала страницы, ища какое-нибудь из любимых мест.
– Да читай, где открылось, - сказал Карен, - там любое место сущий перл.
Лотта перестала наконец шелестеть страницами и взглянула
– Глава третья, - произнесла она, - из «Золотого горшка» Джеймса Стивенса.
– Обожаю эту книгу!
– перебил ее Карен, ликуя, отъехал с креслом назад и водрузил ножищи на подлокотник свободного кресла.
– Сейчас вы услышите нечто.
– Диалог между Философом и фермером по имени Михол Макмураху. Они только что поприветствовали друг друга, - объявила Лотта и принялась читать.
«А где другой?» - спросил он (фермер).
«А?» - откликнулся Философ.
«Вышел небось?»
«Может, и вышел», - мрачно ответил Философ.
«Обойдемся без него, - продолжал посетитель, - у вас у самого хватает мозгов управляться с лавкой. Я вот чего пришел: хочу спросить вашего честного совета насчет стиральной доски моей жены. Доска у нее всего два года, и последний раз она ее доставала, когда стирала мою воскресную рубаху и свою черную кофточку с такими красными штучками - ну, вы знаете».
«Не знаю», - сказал Философ.
«Не важно. Доска-то исчезла, и жена говорит, что ее или феи утянули, или Бесси Хэнниган - знаете Бесси Хэнниган? У нее еще бакенбарды, как у козла, и одна нога короче другой».
«Не знаю», - повторил Философ.
«Не важно, - сказал Михол Макмураху.
– Так вот, не брала она ее, Бесси Хэнниган то есть, потому как вчера моя жена вызвала ее на улицу и трепалась с ней два часа, а я тем временем все перевернул у нее в доме - не было там доски».
«И не должно было быть», - заметил Философ.
«Может, ваша честь скажет, где ж она в таком разе?»
«Может, скажу, - проговорил Философ.
– Ты слушаешь?»
«Ну да», - кивнул Михол Макмураху.
Философ подвинул стул ближе, так что уперся коленями в посетителя. Возложил руки на колени Михола Макмураху…
«Мытье - замечательный обычай, - изрек он.
– Нас моют, когда мы приходим в мир и когда уходим из него, и никакого нам от этого удовольствия в первый раз, и никакой прибыли в последний».
«Истину говорите, сэр», - поддакнул Михол Макмураху.
«Многие считают, что всяческое мытье сверх этих двух случаев исключительно дело привычки. Далее, привычка есть некое повторяющееся действие, она - отвратительнейшая вещь, и от нее очень трудно избавиться. Поговорка авторитетней предписания, и дурацкие затеи предков
В этом месте Карен прервал жену и поинтересовался, как нам нравится отрывок.
– Ничего не скажешь, здорово, - ответил я.
– Пусть продолжает!
– Продолжай!
– велел Карен, устраиваясь поудобнее.
Лотта принялась читать дальше. Она прекрасно владела голосом и умело подражала деревенской речи. Диалог становился все забавнее и забавнее. Карен начал хихикать, а потом разразился истерическим хохотом. Слезы катились по его лицу.
– Осторожнее, Карен, - взмолилась Лотта, откладывая на секунду книгу.
– А то опять начнешь икать.
– Плевать, - ответил Карен, - книжка того стоит.
– Но помнишь, последний раз это кончилось тем, что пришлось вызывать врача.
– Ну и что? Я хочу дослушать до конца.
– И он снова оглушительно захохотал. Было страшновато слушать, как он смеется. Он совершенно не владел собой. Интересно, подумал я, мог бы он плакать так же искренно. Это было бы зрелище не для слабонервных.
Лотта дождалась, когда он успокоится, и дочитала диалог.
«Вы слыхали, сэр, как Подин Маклафлин поймал рыбу полицейским шлемом?»
«Нет, не слышал, - ответил Философ.
– Первый человек, который помылся, возможно, искал дешевой славы. Каждый дурак может помыться, но мудрый знает, что это напрасный труд, ибо природа быстро покроет его натуральной и пользительной грязью. Поэтому следует заботиться не о чистоте тела, но о том, как бы принять на себя больше неповторимой и великолепной грязи, и, возможно, ее напластования в силу простой геологической неизбежности соединятся с кутикулой эпидермиса и таким образом сделают одежду излишней…»
«Насчет стиральной доски, - перебил его Михол, - я только хотел сказать…»
«Погоди ты со своей доской, - отмахнулся Философ.
– Дойдет и до нее очередь…»
В этом месте Лотта вынуждена была остановиться. С Кареном творилось что-то невообразимое. Он так ржал, что глаза вылезали из орбит. Я подумал, что сейчас его хватит удар.
– Дорогой, дорогой!
– кудахтала Лотта; я и не предполагал, что она способна на такую заботу о муже.
– Пожалуйста, дорогой, успокойся!
Карен по-прежнему сотрясался от пароксизмов смеха, который уже больше походил на рыдания. Я встал и крепко хлопнул его по спине. Он тут же пришел в себя и благодарно посмотрел на меня. Тяжело дыша, прокашлялся и трубно высморкался, утирая слезы рукавом пиджака.
– В другой раз, Генри, возьми крикетный молоток,- фыркнул он, брызнув слюной.
– Так и сделаю, - кивнул я.
Он снова захихикал.
– Пожалуйста, не смешите его!
– умоляюще воскликнула Лотта.
– Хватит с него на сегодня.