Племенной скот
Шрифт:
Потом случилось что-то странное. Ведущая начала читать подводку к очередному сюжету, запнулась, склонила голову, будто услышала что-то важное в маленьком, невидимом зрителю наушнике, а потом, забыв про камеру, за которой волновалась миллионная аудитория канала, повернулась в сторону. Оттуда послышались отзвуки речи: кто-то пытался докричаться до ведущей через всю студию, и микрофоны улавливали только эхо его голоса. Ведущая махнула руками – то ли удивленно, то ли испуганно – и в этот момент сигнал пропал, экран телевизора утонул в белом шуме. Дед Сергей сел на диване, пытаясь понять, что же произошло, но в следующий момент экран, тихонько хлопнув, погас совсем, и лишь несколько секунд горела в его центре зеленая точка. Буркнув, отключился холодильник на кухне. Дед Сергей пошел к выключателю, щелкнул им: света не было.
Дело казалось обычным, но смутная тревога не отпускала: все вспоминался испуганный, раздраженный взмах ведущей и то, как резко оборвался выпуск новостей, – еще до того, как отрубили свет.
– Что, электричество отключили? – спросила, выйдя из своей комнаты, дочь.
– Да, – ответил он.
– А как же мультики? – расстроилась старшая внучка.
– Дадут свет, и посмотришь, – успокоила ее мама.
Но мультиков его внучки не видели больше никогда. Да и игрушек у них почти не осталось; только сидела в углу избы растрепанная кукла «братц» с кукольной аккуратной культей – где-то в дороге у нее потерялась съемная ступня, – да плюшевая собачка с плюшевым медведем, засаленные детскими ручонками, вечно дежурили на кроватях у подушек.
Воды не было тоже. Кран не шипел и не плевался – просто молчал. От всего этого веяло недобрым. Дед Сергей помрачнел, жена его, чтобы разрядить обстановку, позвала всех ужинать. Даже внучки притихли и послушно съели все, что было в тарелках. Попить чаю не удалось: не было не только электричества, но и газа. К счастью, в холодильнике стоял большой пакет сока.
– Схожу в магазин, принесу бутыль воды, – сказал дед Сергей. Он хотел было взять с собой мобильник, но тот не видел оператора. Дед Сергей вспомнил почему-то, что как раз сегодня залил полный бак бензина, и это показалось ему хорошим знаком.
Пока он переодевался, чтобы выйти на улицу, дочка включила магнитолу, работавшую от батареек. Она щелкала клавишей «TUNE» и прошла всю шкалу, но радиостанции молчали.
– Что? – испуганно спросила жена.
– Тишина, – ответила дочь и прижала к себе ребенка.
– Давайте, я пойду с вами, – предложил деду Сергею зять.
Сначала предложение показалось разумным, но потом дед отказался.
– Оставайся, – сказал он. – С ними. Мало ли.
– Не ходи, Сережа, – взволнованно шепнула жена, а он только отмахнулся и ответил:
– Я скоро приду. А вы пока знаете что? А вы пока собирайте вещи. На всякий случай. И еды возьмите побольше. Мало ли…
Дед Сергей вышел из дому. Оранжевый солнечный свет угасал, на город опускались прозрачные, трепетные сумерки. Фонари не горели, темнели витрины, в окнах квартир трепетали крохотные язычки свечей.
У лавочки во дворе собрались пожилые соседки. Они переговаривались, в голосах их слышались то ли раздражение, то ли тревога. Кажется, они рассуждали об аварии и, разговаривая, показывали руками в разные стороны, словно свидетели, что пытаются сбить погоню со следа.
Мимо дома по улице шли люди. Они были сизыми, будто скроенными из нескольких слоев полутьмы; изредка фары редких автомобилей возвращали краски их телам и одежде. Некоторые прохожие шли быстро, едва не срываясь на бег, и затравленно оглядывались. Другие прогуливались, словно наслаждаясь охватившей город куриной слепотой.
Дед Сергей дошел до ближайшего мини-маркета. Тот встретил его темнотой за дверными стеклами и рукописным, полным надежды, объявлением: «В связи с отсутствием электроэнергии магазин временно закрыт. Приходите позже!» Рядом с магазином была припаркована старая иномарка. Ее фары горели, на багажнике стоял початый ящик пива, орала шансон хриплая магнитола, и трое коренастых мужичков в кожаных куртках, вяло переругиваясь матом, обсуждали свои проблемы, словно выехали на пикник.
Дед Сергей шел дальше, от магазина к магазину, от объявления к объявлению, от темноты к темноте; в поисках магазина он скакал зигзагами и делал петли, словно заяц, удирающий от погони. Но солнце садилось все ниже, тьма настигала.
За несколько минут до полного наступления ночи дед Сергей вышел на площадь. Супермаркет – огромный, в несколько витрин – был темен, и казалось, что именно отсюда и выползает тьма. Она скапливалась под домами, ползла по улицам, гася отблески трамвайных рельсов, и только светло-зеленый горизонт не был тронут еще отравой сумерек.
То, что дед Сергей осознал в следующие мгновения, было так ужасно, что он застыл, завороженный. Он смотрел, как сбегает вниз, к городскому центру, широкая улица. По разделительной ее полосе, словно по тонкому желобу, медленно стекал сумеречный яд. Но было поздно: город и без того был уже мертв. Не горели фонари, и жилые дома до самого горизонта были темны; не мерцали даже цифры часов на башне у вокзала и рекламные экраны.
Ночная мгла хлынула на площадь из трещины в стекле витрины. Вспыхнул за спиной деда дальний свет фар, свистнул, пролетая мимо, камень, формой похожий на наконечник древнего топора, и витрина треснула. Секунду казалось, что стекло устоит, но тьма почувствовала трещину, как чувствует ее вода. Она устремилась туда, к ущербной витрине, надавила на стекло, и оно лопнуло, осыпалось вниз брызжущим водопадом.
На площади стало темно, зато зал магазина поблескивал теперь в свете фар бутылочным стеклом и фольгой оберток. На место, освобожденное темнотой, хлынули люди. Камень разбил витрину напротив винных стеллажей, и первые мародеры, новорожденные, едва осознавшие свое право и предназначение, ринулись туда. Их было немного, это были лишь предвестники схваток – мучений, в которых родится подчиненный им недолговечный мир.
Дед Сергей закурил, потому что сигарета всегда помогала ему бороться со страхом. Ему казалось, что и он тоже заражен теперь сумеречным ядом и медленно умирает, и это яд, а не ужас кусочком тающего льда притаился в его груди.
Уняв дрожь в руках, бросив взгляд на тех, кто хватал бутылки и распихивал по карманам салями и икру, дед Сергей шагнул сквозь разбитую витрину, снял с крючка прочные целлофановые пакеты, висевшие возле кассы, и пошел по рядам, где не было никого. Он аккуратно – как привык во время обычных походов по магазинам – уложил в пакеты несколько пачек соли и несколько упаковок спичек, набрал макарон и круп и, никем не замеченный, вышел из закутка, где лежали повседневные дешевые товары.
Дальше была аптека. Дед Сергей проходил ее по пути к площади, и тогда это была обычная уютная аптека, закрытая на ночь. Теперь же, с разбитой витриной, с выломанной зачем-то дверью, она казалась пещерой или куском, вынутым из тела большого дома.