Племянник капитана. Сборник рассказов
Шрифт:
– Все вольнонаёмные свалили полгода назад, – ответила повариха по-прежнему на простонародном жаргоне, в то время как благородный выговор барменши выступал ещё явственнее…
– Он не вольнонаемный. И не частник! – догадалась официантка.
– Пусть он будет хоть кто! Но я бы ушла вместе с ним! – решилась барменша.
– Ты не знаешь дороги. На перевале непогода. Проводников нет, – предостерегла повариха.
«Поздним вечером, когда в зале ни одного посетителя, кроме меня, незаметного человека в черном балахоне, я перевел изучающий взгляд с барменши на бывшего космофлотовца. Тот напряжённо размышлял, подперев
Я не знаю за что… я не знаю, кто она ему и причем здесь Петерс, явно сводящий с этим пареньком личные счеты. Но я вынужден исполнить свой долг. Режим Трёх Отцов везде расставил свои сети, он позволял ему жить в Ритбурге до последнего дня существования портала, но уже не даст спрятаться за гранью мира. Слежка за неблагонадёжным специалистом, умеющим проходить сквозь грани миров, подошла к концу. Либо он остаётся и слежка снимается, либо – режим не даст ему уйти живым из нашего мира.
Я филёр и одновременно палач – экзекутор второго уровня. Я должен завершить свое дело, уж коли Андрис в самом деле собрался уходить, несмотря на непогоду. Я нанимаюсь к нему проводником до портала. Чтобы он его не пересек… парадокс.
Согласно канонам работы спецслужб, нужна провокация: вначале надо помочь Андрису уйти: спровоцировать его на преступление, за что и убить. Хотя какое, к черту, здесь преступление? В данном случае, канон не работает. За что я его должен убить? За вполне еще законное пересечение границы! Ведь после полуночи любой, даже незаконный переход станет невозможным физически. Опять парадокс. Режим сам нарушает закон. По идее, я могу не подчиниться приказу.
Итак, я должен убрать Андриса Томсена… либо уйти вместе с ним. И отнюдь не только из жалости к бывшему коллеге. Я, как и его подруга Лиза, весьма образован для здешних мест, и я знаю, чем кончают подобные режимы; отлично помню из истории, чем они «благодарили» своих даже самых ярых сторонников. И мне, экзекутору второго уровня явно не светит обеспеченная старость с повышенной государственной пенсией. Всё случится намного раньше. И если ко мне подошлют такого же убийцу как я сейчас, значит, мне ещё повезёт, ведь мы убиваем быстро – всё лучше, чем застенки режима Трех Отцов.
Так что не буду дожидаться термидора! Не буду ждать здешнего Ежова, когда еще один проходимец во власти начнёт губить даже самых ярых сторонников и цепных псов режима! С сегодняшней полуночи я исчезну из этого мира навсегда».
Додумав до конца этот внутренний монолог, человек в балахоне, или как мы уже знаем, Экзекутор, решительно поднялся из-за стола и подошел к барной стойке. Глаза барменши, всё еще заплаканные, нежданно подернулись надеждой, когда посетитель в балахоне начал ей что-то объяснять. Наконец, она утвердительно кивнула, и лицо ее окончательно преобразила улыбка.
Экзекутор отошёл от нее и двинулся в середину трактирной залы, прямо к столику с парнем в форменной рубашке отставного космофлотчика. Экзекутор, спросив разрешения, подсел рядом со своей потенциальной жертвой.
После не очень долгого разговора, оба встали со своих мест и направились к барной стойке, очевидно, решив в честь знакомства и заключённого договора, пропустить пару стаканчиков чего-нибудь погорячее, тем более в поздний вечер ожидались еще большие холода – в горы, в ожидаемый снегопад, не отправится ни одна
В дополнение к только что обговорённой сделке, Экзекутор наклонился к уху идущего рядом Андриса:
– Платы не беру, потому что мне самому позарез надобно там оказаться.
При последних словах лицо Андриса на мгновение вспыхнуло, но он тут же подавил в себе порыв, неестественно быстро вернув своему лицу прежнее бесстрастное выражение.
***
Темно-серые сумерки осенней полуночи сгущались вокруг фигур трех людей, ожесточённо шагающих вверх в гору – двух мужчин в плащах и хрупкой женщины с шалью на голове и в светлом коротком плаще, выглядящем не то старомодно, не то просто не по погоде.
Двое ее спутников были закутаны в одинаковые дорожные плащи с низко надвинутыми на глаза капюшонами – такие темные балахоны являли собой вышедший из моды элемент обмундирования гражданских космофлотчиков.
Вы думаете это конец истории? Уже перед самым шлагбаумом (а представьте, границы между мирами обозначали такие же полосатые штанги, что и сто, и двести лет назад), мужчина остановился, пропустив женщину вперед, и достав из кармана черную коробочку, резко сунул ее в тело своего спутника. Тот, стоявший к нему боком, просто не успел среагировать и повалился в своем сером плаще на каменистую землю.
Тело, валяющееся около шлагбаума, нашли на следующее утро. Но убийцу никто уже не будет искать, ведь он отныне за гранью мира, закрывшего все свои переходы для простых смертных. Андрис – экзекутор третьего уровня, – выполнил свое последнее задание.
В обличье мудром и прекрасном…
Я не знал, когда ко мне пришло осознание себя как личности, отдельной от окружающего мира. Может, на прошлых выходных, после очередной (которой по счету?) рабочей недели, когда мы всей нашей пятёркой собрались в Комнате отдыха.
Помню привычную обстановку: телевизор с давно потухшим экраном, тот же обеденный стол и маленький диван, вокруг которого и собралась наша смена – пятеро рабочих.
Но воспоминание – не есть осознание. Животные, вроде бы даже собаки, не отделяют себя от окружающего мира. Об этом спорном утверждении мне довелось как-то прочитать в одной из книг… или на сайте. Стоп, что такое сайты? И когда я еще успел читать книги – из образованных, что ли?
Но сейчас не об этом, всё равно мы ничего сразу не вспомним.
Как сказал старший по смене Номер Девять, мне лишь надо прилежно записывать в тетрадь впечатления от нынешней работы в шахте, коли мы ничего не помним о прошлой жизни: не ранее минувших выходных. Надо ждать, пока в нас пробудится память. А для этого нам нужно неустанно работать над собой, усиливать осознание своих действий.
Итак, я помню себя в прошлую субботу, но смутно, как в три или два с половиной года… Стоп, неужели у меня уже появились воспоминания о раннем детстве? Номер Семь об этом еще в среду говорил – во время перекура в коридоре на Третьем уровне. Сняв оранжевую каску со вспотевшей головы, кучерявый мужчина моих примерно лет, твердил несколько фраз: «Меня мама в садик на санках как-то повезла. А снегу навалило! Весь транспорт встал, а садик минутах в пятнадцати от дому – а мы смеемся, нам по барабану.