Пленница французского маркиза (Книга 1)
Шрифт:
– А что говорил граф?
– Граф хотел поцеловать у неё руку.
– Вот как, ты видела?
– Не видела, - пожала плечами Агриппина, - но слышала, что Шарогородская, как завизжит.
– Не прикасайтесь ко мне! Не бить же он её собирался!
– Опять ты придумываешь, - привычно рассердилась Соня и оттого сразу пришла в себя.
– Она все ещё здесь?
– Уехали.
– А как на это посмотрел князь?
– Его сиятельства как назло не было дома, - с сожалением проговорила Агриппина и поспешно добавила.
– Это не я так говорю, Мария Владиславна говорили. И
Агриппина с сожалением и даже некоторой завистью посмотрела, как Соня торопливо заканчивает смешивание нужных частей мази.
– Скажи маменьке, я сейчас приду.
– Скажу, - нехотя кивнула горничная.
"Маменька называет лабораторию проклятой!
– подумала Соня.
– А, небось, закройся намертво потайная дверь, ломом прикажет вскрывать. Куда мы теперь, без нее-то!"
Она спрятала баночку с мазью в кармане платья и поспешила в гостиную, где любила сидеть княгиня, и где они обычно решали все наболевшие вопросы. Однако, Мария Владиславна была не одна. Видимо, Николай только что откуда-то приехал, потому что он как обычно сидел на краешке стула, чтобы наскоро решить что-то срочное. Другие дела он выслушивал и решал, только переодевшись в любимый халат.
– Поймите, маменька, - услышала его голос Соня, - произошло какое-то недоразумение. Леонид ни в чем не виноват. Я верю Мартину Людвиговичу. Он сказал, пришлет мазь, у Леонида за неделю все пройдет...
"Почему за неделю? За один день," - мысленно поправила брата Соня
– А ежели нет?
– Господи, маменька, тогда это его печаль. Как бы то ни было, граф рвался домой уехать, я его не пустил. Пусть денек-другой у нас побудет.
– Пусть, разве ж я против...
– Леонид - порядочный человек, и если эта старая карга...
– Николя, Екатерина Ивановна вовсе не стара.
– Ну да, сорок лет ей всяко исполнилось.
– Что тогда говорить обо мне, - усмехнулась княгиня.
Тут она заметила стоящую в дверях Соню.
– Вот только как сие происшествие на Софье скажется? Она у нас девица на выданье.
Николай скользнул взглядом по сестре.
– Да никак на ней это не скажется!.. Я вот что думаю, не поехать ли мне к Шарогородским? Гнев такой женщины, как Екатерина Ивановна, многого стоит. Не хотелось бы, чтобы она мстила Леониду. Его и так уже бог наказал, хотя и непонятно, за что... Эх, мне бы такую невесту, как Дашенька. И хороша, и свежа, и богата. Да и, коли молва не врет, не глупа...
– На чужой каравай, Николушка, рот не разевай.
– Это я с сожалением. Подполковник-то мой такой цветочек упустил, вот я о чем. Шарогородская, сказывают, женщина решительная, от своих слов вряд ли отступится. Но я хоть за друга поручусь, чтобы его репутация в свете не слишком пострадала.
– Ты бы и вправду, Коля, съездил к Шарогородским, - неожиданно поддержала мысль брата Соня.
– В самом деле, жалко Леонида Кирилловича...
– Ты-то откуда обо всем знаешь?
– строго спросила княгиня.
– Что-то я тебя поблизости не видела, когда Екатерина Ивановна на подполковника коршуном налетала...
– Мне Агриппина обо всем рассказала.
– Наверное, Софья права, - между тем вернулся к её предложению Астахов.
– Съезжу-ка я с визитом в дом невесты, посмотрю, что да как. А вы уж тут Леонида не обижайте. Как бы он совсем духом не пал.
– Груша рогаликов напекла. Я скажу Агриппине, чтобы она графу отнесла, - проговорила княгиня.
– Маменька, вы говорите о моем боевом товарище или о красной девице? Вы ему лучше анисовой водки пошлите. Небось, у вас, как у всякой хозяйственной женщины, на такой момент неприкосновенный запас имеется.
– Зачем же теперь неприкосновенный, - возразила Мария Владиславна.
– Я могу и Агриппину в лавку послать. Слава богу, на хозяйство ты мне достаточно денег дал.
– Это все мелочи, - отмахнулся Николай.
– Сейчас бы мне карету, совсем другой разговор с Шарогородской произошел бы.
Князь ушел, а Мария Владиславна сказала дочери:
– Схожу я в лавку вместе с Агриппиной. Ермил-то на меня в последнее время косился - не вовремя долги ему отдавала, видите ли! Теперь вообще в долг брать перестану. Ежели бы ты знала, мой ангел, как это приятно.
– Догадываюсь, - почтительно улыбнулась Соня, радуясь про себя, что все так удачно складывается, и она сможет без помех посетить Разумовского, чтобы вручить ему собственноручно изготовленную мазь.
Нет, о том, что княжна сама её изготовила, говорить, наверное, не стоит, но успокоить графа надо. Соня не верила, что он прямо-таки упал духом, но, видимо, смотреть на свой обезображенный лик ему не очень приятно.
– Entrez26!
– глухо отозвался граф.
У Сони екнуло сердце. Неужели он так переживает, что перестал владеть своим душевным состоянием? Опять в ней зашевелились сомнения: надо ли было так поступать, не поставив Разумовского в известность? Может, стоит ей повиниться перед ним хотя бы задним числом, и если он не простит её, что ж, так тому и быть. Соня просто передаст ему баночку с кремом и постарается никогда больше не показываться на глаза.
Но раз он сказал "антре", Соня ведь может войти. Странно, почему вдруг она так оробела?
Но едва княжна вошла, а Разумовский понял, что это именно она, как тут же отвернулся и закричал:
– Нет, нет, вы не должны меня видеть. Пожалуйста, Софья Николаевна!.. За что-то меня наказал бог. Наверное, за то, что я пожелал для себя невозможного...
– Это вас наказал не бог, а я, - тихо проговорила она.
– Нечаянно.
Признание вырвалось у неё против воли, но в последний момент она все же дрогнула, сказала, что якобы этого не хотела.
– Нет, не нечаянно, я вас обманула. Я сделала это нарочно.
В первый момент он ей не поверил. Усмехнулся: мол, успокаивает, будто он - красна девица. Но потом взглянул искоса на её лицо и понял, что Сонино признание что-то такое означает, как-то она и вправду это сделала, но как?
– Но за что?
– он спросил не совсем то, что хотел, и повернул к ней свое обезображенное лицо.
– Я вас обидел? Это какое-то колдовство?
Она даже не оскорбилась. Неужели он считает её колдуньей? Или ведьмой? Что-что, а по части нечистой силы она небольшой знаток.