Пленница французского маркиза (Книга 1)
Шрифт:
– Вы знаете меня столько лет, - горько проговорил он, - и можете сомневаться в моих добрых чувствах к вам? Неужели я бы позволил себе воспользоваться вашей доверчивостью? Я был шафером на свадьбе вашего брата. А сколько раз обстоятельства складывались так, что мы с вами оставались наедине. Вспомните, Софья Николаевна, я позволил себе хоть раз какую-нибудь вольность?
– Нет, ничего такого я не помню, - согласилась Соня. Она была человеком справедливым.
– А зачем мне делать это теперь, когда вы почти принадлежите другому?.. И вообще, решайте наконец, нужны вам письма вашего деда или нет?
Воронцов был прав: прежде он и в самом деле никогда не давал повода усомниться в его благородстве. Не заходить с ним в ресторацию, вернуться домой? Но зачем-то же она сюда ехала.
Соня набрала побольше воздуха и стала подниматься по ступенькам. Воронцов забежал вперед и услужливо распахнул перед нею дверь.
Внутри заведения было чисто и достойно. Подтянутый вышколенный ресторатор лично проводил молодую пару в отдельный кабинет - Воронцов оказался прав, никто из посторонних их не увидел.
Кабинет тоже не походил на нарисованный ею в воображении бордель. Правда, каков он, Соня знала лишь со слов брата Николая, который однажды, будучи в сильнейшем подпитии, разоткровенничался с нею.
Этот же был отделан в скромных неброских тонах, но стены обиты достаточно дорогой тканью, чтобы предположить: здесь бывают люди с определенным достатком и которые обладают определенным вкусом. Этим требованиям заведение старалось соответствовать.
Появившийся перед ними ресторанный слуга стал расставлять на столе легкую закуску.
– Догадываюсь, что вино вы пить откажетесь, - улыбнулся Воронцов.
– Вы правы, - коротко ответила Соня; она не хотела поддерживать его фривольный тон, потому что вовсе не собиралась делать вид, будто в отношениях между ними ничего не переменилось.
Раньше их, наверное, можно было бы считать приятелями, но теперь... Теперь Соня была невестой другого человека, и она не хотела бросить даже малейшую тень на отношения между ею и женихом. В глубине души она по-настоящему боялась любого пустяка или намека, который мог бы омрачить её любовь. Их с Леонидом любовь.
– Э, да вы и вправду увязли в этой сладкой паутине!
– В какой паутине?
– Соня, оказывается, успела так глубоко уйти в свои мысли, что забыла и о графе, и о цели своей с ним встречи.
– В паутине любовной страсти, - усмехнулся он.
– Наверное, мне не стоило сюда приходить!
– вмиг рассердилась Соня, порываясь уйти.
Граф Воронцов без слов вынул из кармана своего камзола два листка явно письмо - и положил их на край стола.
– Могу даже разрешить вам прочитать это письмо.
– С каким условием?
– настороженно осведомилась Соня.
– С условием, что вы перестанете вскакивать из-за стола по всякому поводу и разыгрывать из себя оскорбленную добродетель.
Княжна заставила себя сесть. Ничего она из себя не разыгрывала. Она и в самом деле считала речи графа фривольными. Так что ей оставалось лишь напоминать себе: ведь зачем-то же она согласилась на встречу с Воронцовым. Теперь, наверное, не стоит обращать внимание на его дерзкие шутки - в конце концов, он всегда был грубияном, хотя обычно старался вывести её из себя так, чтобы никто о том не догадался, даже Мария Владиславна, которая считала Дмитрия Алексеевича человеком воспитанным и деликатным.
Недаром Соня звала его про себя "двуликим Янусом".
Княжна взяла в руки письмо. Теперь она могла прочесть его с самого начала. Послание адресовалось во Францию некоему Антуану де Баррасу, виконту, с которым дед откуда-то был близко знаком. Судя по всему, приятели даже имели некое общее дело - письмо состояло сплошь из недомолвок, очевидно, понятных обеим сторонам.
"...Твою посылку я получил. Результат блестящий. Можно без ложной скромности сказать, дорогой Антуан, что теперь мы богаты. Да что там, просто богаты. Сказочно богаты! Отрадно сознавать, что деньги, и немалые! я поставил на карту благосостояние своей семьи - потрачены не зря..."
Так вот куда делись деньги князя Еремея Астахова! Он вложил их в производство золота.
"... Думаю, в ближайший месяц я смогу или приехать сам, или прислать своего доверенного человека - взять свою половину, о которой ты сообщаешь. Мне как раз в скором времени понадобятся некоторые средства..."
– Я забыл сказать, - Воронцов улыбался, пожалуй, излишне доброжелательно, - что указанный в письме Антуан письмо князя Астахова не получил.
– Почему?
– пересохшим от волнения голосом спросила Соня.
– Выпейте, - граф подвинул ей бокал с лимонадом, который Соня с жадностью выпила.
– Какой-то странный у него привкус.
– Отвечу вначале на ваш первый вопрос, - слегка улыбнулся Воронцов. Мой дядя служил в те времена в канцелярии императора Петра и перлюстрировал29 переписку с иностранцами лиц, приближенных ко двору. Это письмо, увы, к адресату не попало. Вначале дядя задержал его в государственных интересах, а потом умер и сам адресат...
– Но почему это письмо оказалось у вас?
– спросила Соня, с удивлением прислушиваясь к собственному голосу: он отчего-то стал странно хриплым, а язык с трудом ворочался во рту.
– Погодите, я ещё не ответил на ваш вопрос насчет вкуса лимонада, - со смехом сказал Воронцов.
– наверное, я бросил в него слишком много снотворного.
Соня хотела вскочить, позвать на помощь, но смогла лишь взяться за край стола и упала бы лицом на стол, если бы Воронцов предусмотрительно её не поддержал. Последнее, что она услышала, был удивленный голос ресторанного слуги:
– Прикажете донести госпожу до кареты.
– Конечно, дурак, не мне же её нести! Что подумают люди...