Пленница Риверсайса
Шрифт:
Давно перевалило за полночь, а он направлялся в сторону покоев Рована, вместо того, чтобы лежать в своей постели, отдыхая после изнурительного путешествия.
Но Рован не оставил ему выбора. В душе Мариуса заклокотала злость, сильная и разрушительная, как только он отворил двери комнаты леди Тами и застал там брата. Мариус сильнее сжал руки в кулаки и ускорил шаг. Рован ослушался его приказа не трогать девчонку Боллардов. Это сделалось очевидным, стоило увидеть её испуганное и побледневшее лицо. Она дрожала, хотя и пыталась изо всех
Не её отсутствие во время ужина взволновало Рована, конечно же нет, и Мариус это точно знал. Боги, да любому здравомыслящему человеку была бы понятна причина, побудившая Рована оказаться в её комнате в столь поздний час, стоило лишь взглянуть в его глаза! Они горели похотью, и кажется, лишь девчонке было невдомёк, какая опасность ей грозила.
Вероятно, свои представления о любви и страсти она могла почерпнуть лишь из песен и баллад, что распевают странствующие музыканты в Этелхорде и за его пределами, но неужто мать не поведала ей о том, что происходит между мужчиной и женщиной? Ведь она была невестой молодого Пирса и собиралась вскорости замуж. Тогда почему не заперла двери? Почему поступила так опрометчиво? Она не была глупа, а значит, не могла не замечать взглядов Рована, жадных и порочных, которыми он её щедро потчевал.
Мариус думал, что сможет защитить дочку Ларика от притязаний Рована, поселив её в хозяйском крыле замка. «Так безопаснее. Она будет у меня на виду», - понадеялся он, но, как выяснилось, напрасно. Стоило только ночи вступить в свои законные права, Рован, наплевав на все запреты Мариуса, своего лорда, отправился к Тами, что само по себе было дерзостью. Это следовало прекратить да побыстрее.
Одним широким шагом Мариус преодолел расстояние, что отделяло его от двери комнаты Рована, и толкнул её. Тот стоял у окна и, будто ждал его появления.
— Помниться, несколькими минутами ранее ты корил меня за столь поздний визит, брат. А что же сам? – поинтересовался Рован, пока Мариус закрывал двери. Ему не нужны свидетели.
— Лорд Вэлдон, - поправил его Мариус, едва сдерживая внутри ярость, словно взбесившуюся лошадь сдерживают в узде. – И в этом замке я волен войти в твои покои в любое время дня и ночи, Рован. А вот за каким чёртом тебя понесло в комнату к леди Тами, позволь узнать?
— Я ведь уже объяснил, - ответил Рован; у него хватило совести смутиться.
— Хватить! – оборвал Мариус, и в безмолвной тишине комнаты его голос прозвучал, словно раскат грома. Ровану самое место в балагане, он был чистой воды лицедеем! – Эти бредни ты можешь скормить ей или нашей матери, но никак не мне!
Мариус заметил, как лицо Рована перекосило от злости, и он даже заскрежетал зубами.
— А сам-то ты? Зачем приходил? – задал вполне резонный вопрос Рован.
— Я не обязан отчитываться перед тобой! – холодно процедил Мариус. – Тем не менее, у нас были разные цели для
— Раз ты знаешь цель моего визита, тогда зачем спрашиваешь?
— А затем и спрашиваю! Я ведь ясно выразился - не трогать дочку Болларда, – Мариус придвинулся ближе, в его глазах вспыхнул огонь, дикий и пугающий, сейчас он мало чем походил на брата Рована. – Ты ослушался приказа своего лорда, Рован.
— Если у тебя не хватает мужества поквитаться с Лариком Боллардом, то я сделаю это за тебя, мой лорд! – последние слова Рован почти выплюнул. Его губы дрожали, ноздри раздувались, словно у бешенной лошади.
— И чего ты добьёшься, обесчестив его дочь? Молчишь? Тогда я отвечу за тебя. Ты навлечёшь на неё позор, Рован, но этот позор ляжет и на тебя самого, и замарает память о нашем отце, - сказал Мариус. – Боги, Рован! Прекрати это! Прекрати, пока не стало слишком поздно!
Мариус глядел на брата, пытаясь воззвать к его разуму. Порой ему казалось, что их воспитывали разные люди, такими непохожими они выросли. Неужели Рован не понимал, что своими действиями позорит честь и доброе имя Вэлдонов? Мариус не мог допустить этого. И не допустит.
— Помниться, совсем недавно ты сам обещал Ларику Болларду, что перережешь ей глотку, - прищурившись, сказал Рован.
– Так с чего вдруг такое беспокойство о его дочери?
— Я не о ней тревожусь, а о тебе, Рован. Ответь, будь на моём месте отец, ты поступил бы так же? Ты бы ослушался его приказа?
– спросил Мариус. В его голосе звучала сталь, прочная и закаленная в боях; слова превратились в острый меч, и он мог разить ими наповал.
— Я ничего ей не сделал, если ты об этом, - сдался, наконец, Рован.
«Полно, брат, просто я тебе помешал», - подумал Мариус, с тревогой глядя на Рована. Сейчас, при свете луны, что заглядывала в окно, он больше походил на того мальчишку вместе с которым рос Мариус, смущённого и покладистого. И куда он только подевался? Наверно, навсегда остался лежать на том поле вместе с отцом...
— Это весьма похвально, но в том нет твоей заслуги, Рован, тебе просто помешали. Больше я не стану терпеть подобного ребячества, тем более, что ты давно не юнец, а взрослый муж. Если ты и впредь намерен пренебрегать правилами, что я устанавливаю в замке, то тебе лучше отправиться в Кастлкинг. Думаю, король Улбер примет тебя на службу, - предупредил Мариус, заметив, как глаза брата при этом сверкнули недоверием.
— Ты хочешь, чтобы я стал королевским гвардейцем и, каждый день облачался в жуткий серый плащ? И всё из-за шлюхи Боллардов? – изумился Рован, подойдя ближе к Мариусу.
— Нет, она здесь совершенно не причём, - не повышая голоса, отозвался Мариус. Этот разговор начинал утомлять его.
– И видят боги, ты ей не заплатил ни медяка, так с чего постоянно называешь шлюхой?
Выпучив глаза, Рован уставился на Мариуса, застигнутый врасплох его словами. Ну ничего, может впредь подумает, прежде чем соберётся открыть рот.