Пленник стойбища Оемпак

Христофоров Владимир Георгиевич

Ждан рассчитывал затемно установить муфту, но все как-то складывалось неудачно: пока проискал недостающие болты и гайки, пока снял старую муфту и разобрал ее, а тут послеобеденный дождик, разговоры. Теперь никак не сходились шлицы. Пананто-Тке сидел возле трактора и слушал странный диалог Вано и приезжего парня:

— Лево.

— Так?

— Так.

— Попал?

— Не-ка.

— Давай снова. Чуть-чуть…

— Попал?

— Не-ка.

— Крутни еще раз. Во-о, во-о…

— Еще?

— Самую

малость.

— Эх, проскочил…

— Снова?

Ждан вылез из-под трактора:

— Иди, Вано, спать. Иди, ради бога! Я больше не могу. — Сам подумал: «Да я с ним тут неделю буду возиться. Ладно, утро вечера мудренее». Собрал инструмент, снял комбинезон и направился к стойбищу.

В яранге Омрувье опять было полно гостей. Эттыне переворачивала в кипящем котле куски оленины. Чета Панантов молча восседала в левом «красном» углу для почетных гостей. Вовка возился с белым, похожим на песца, псом. Вано, сидя, дремал. Векет протирал любительскую кинокамеру «Красногорск», а бригадир точил о гальку свой нож. Его жена Люба таскала с улицы проветренные шкуры. Остальные пастухи находились в стаде.

Сытный запах разлился по яранге, когда Эттыне вывалила огромные куски мяса на деревянное блюдо. Тотчас встрепенулся Вано.

— Скажите, братья, что означает слово «разгильдяйство»? — спросил он. — Ни разу не слыхал.

Все задумались.

— Коо, не знаю, — откровенно признался Омрувье и вопросительно поглядел туда, где сидел Ждан.

— Лентяй, значит, — мрачно буркнул механик.

Векет нырнул в полог и появился с огромной книгой в руках.

— Проверим по словарю, я люблю точность. Та-ак… «Развратник, развязать, разгибать»… Ага, вот «Разгильдяй. Нерадивый, небрежный в делах, разболтанный человек». Валюм? Понял?

Вано поскреб затылок:

— Зря ломал голову. Я-то думал, это что-то техническое.

После еды вместо развлечения стали мучить Вовку труднопроизносимыми словами.

— Вовка, скажи «Эйзенхауэр».

Вовка старательно повторял:

— Иссенкаурткен.

Хватаясь за живот, хохотал Векет. Сдержанно улыбалась чета Панантов, смеялись остальные.

— А теперь скажи «дифференциал».

Вовка благоразумно решил более не подвергать свой авторитет насмешкам, лишь смущенно улыбался.

Ждан покрутил «Спидолу», она отозвалась диким треском и воем.

— Не работает, — сказал Омрувье. — Надо менять.

— Починить надо, — поправил Ждан, осматривая транзистор. — Тут полчаса дела.

— Сможешь?

— Говорю же — полчаса дела.

— Тогда очень просим, — сказал Векет. — С этими «Спидолами» вначале один смех был: тундровики, как только кончалось питание батареек, выбрасывали приемники, думая, что кончилось их действие. Заказывали новые.

— Аккумуляторы у тебя в норме? — спросил Ждан Вано, продолжая думать о муфте.

— А

как же! — горделиво и слегка обиженно отозвался тракторист. — Лучше зубам выпасть, чем иметь плохое питание, — никакая муфта не поможет, это уж я вам точно говорю.

— Пойдем ставить муфту с подсветкой?

— Ты спятил, механик! Ночь, спать надо.

— Успеем. Пойдем, дорогой! Иначе завтра без меня будешь ставить. Вдруг рано вертолет придет.

— Вертолет? Хм! А обзываться непонятными словами будешь?

— Да, теперь я вижу, что ошибался. Только настоящий механизатор может поступить так, как ты.

— Как?

— Пойти ночью ставить муфту, чтобы утром выйти в рейс, — отчеканил Ждан.

Вано важно оглядел лица сидящих и строго проговорил:

— Я вернусь, братья, утром — выпасть всем моим зубьям! Такая, извините, работа. Чтоб чай был, между прочим, наготове…

Когда они вынырнули из чоттагина, Омрувье сказал:

— Этот парень будет большим человеком. — Потом добавил: — Если, конечно, поработает с нами.

— Может, историями и анекдотами его заговорить? — предложил Векет. — Я могу рассказывать без перерыва три дня и три ночи.

— Без перерыва не надо, — поправил поспешно бригадир. — Иначе пасти оленей некому будет — все стойбище уши развесит.

— Эттыне, Пананто-Тке, — обратился Векет к старикам, — вы много сказок знаете?

— За-бы-ли-и. Некому рассказывать…

— Я могу петь, — сказала Эттыне.

— Хорошо, ты будешь петь.

— А я танцевать умею. Даже грамота от совхоза есть, — вставила горделиво Люба Нутакалянна.

— Танцуй! Танцуй! — Бригадир вздохнул.

Ждан и Вано вернулись на рассвете и сразу завалились спать. А утром полил настоящий ливень.

Вано заважничал пуще прежнего:

— То-то у меня шрам на черепе ныл. Думаю, нет, надо поторопиться с трактором. А ну-ка еще кружечку!

— Ну вот, деды, — повеселел Ждан, — трактор сделан, первым вертолетом — салам алейкум, гуд бай, ариведерчи, как говорится, чао…

Через час или полтора, когда прекратился ливень, чуткое ухо Любы Нутакалянны уловило далекий рокот вертолета.

— Пора? — спросил Векет бригадира.

— Надо, — кивнул тот.

— Чего надо? — спросил Ждан, торопливо укладывая пожитки в рюкзак.

— Сейчас узнаешь, только спокойно, — сказал Векет и, навалившись на механика, ловко прижал его к земле. Омрувье завернул ему руки за спину, связал, потом занялся ногами.

— Только спокойно, — повторил Векет и поправил тюбетейку на ждановской макушке. — Сказки перед сном будешь слушать, оленину есть…

Ждан мудро решил не сопротивляться.

— А не убьете? — поинтересовался он.

— На руках будем носить.

— Э-эх! — вздохнул пленник. — Ну, погодите! Объявлю голодовку, буду орать, сбегу, повешусь и застрелюсь…