Пленники белой пустыни
Шрифт:
Эйюскимо и Зуб ровно тянули перегруженные сани, но полозья скользили плохо, так как оттепель размягчила снег. Ребята продвигались настолько медленно, что решили остановиться на первую ночёвку в Лагере Каменного Иглу.
Когда мальчики сидели внутри украшенного инеем иглу, они всё ещё были полны лихорадочного возбуждения, толкнувшего их начать поход на Юг. Сомнениям в разумности их плана не было дозволено всплывать на поверхность сознания. В мечтах мальчики уже видели и слышали праздничную суматоху, которую вызовет их прибытие в стойбище кри. Они спали
Боясь заблудиться в диких просторах, где все приметные ориентиры сейчас скрывались под снегом, путешественники решили повторить в обратном, восточном направлении тот путь, которым они шли от реки Кейзон. Затем они собирались повернуть на юг и держаться от реки всегда слева — это ориентир, который не даст им отклониться слишком далеко на восток. Достигнув озера Идтен-туа, они предполагали следовать его береговой линии, чтобы потом направиться в южном направлении по теперь замёрзшему водному пути, который привёл их на Север в начале лета.
Весь следующий день друзья двигались быстро и без приключений. Через несколько часов после полудня они достигли громады горы Идтен-сэт и повернули на юг.
День выдался какой-то странный, в воздухе стояла дымка, и снег сверкал яркой белизной. Джейми несколько раз жаловался, что сверкание снега невыносимо, но ни один из мальчиков не придал особого значения тому напряжению, которое испытывали их глаза.
Друзья держали направление отчасти по солнцу, отчасти по линии твёрдых снежных сугробов, так как им было известно, что преобладающие здесь ветры — северные, а поэтому сугробы должны, в общем и целом, тянуться на восток и на запад.
Кроме них, на необозримом просторе замёрзшей равнины не было заметно никаких живых существ. Ни голубая тень песца, ни полярный заяц не делили с мальчиками и их двумя собаками страшной пустоты. Всё расстояние мальчики, конечно, прошагали рядом с собаками и часто помогали им, когда прилежным животным становилось трудно. Вечером, на стоянке, они оглянулись на свой дневной переход с гордостью и уверенностью в будущем.
— Ещё десяток таких дней, как этот, и мы будем в стойбищах Деникази, — промолвил Джейми оптимистически.
Эуэсин был менее уверен в этом. Он знал, что, несмотря на их быстрое продвижение, никогда нельзя слишком доверять Северу.
— Мы доберёмся до дому, — сказал он, — если погода не испортится. Но лучше бы нам отдохнуть денька два, перед тем как вступить в лесной край.
Он умолк, чтобы потереть глаза, и Джейми заметил это движение.
— У тебя глаза тоже болят? — спросил Джейми. — Мои уже целый час палит огнём. Не хотел говорить, пока не увидел, что ты трёшь свои.
— А в моих как будто полно горячего песка, — пожаловался Эуэсин. — Мы, должно быть, перетрудили их сегодня.
В маленькой палатке из оленьих шкур, накинутых на три еловых шеста — их ребята прихватили в дорогу, — было темно. Эуэсин достал каменную лампу, наполнил жиром и
Джейми находился дальше от света. Он подполз на коленях помочь Эуэсину, и яркий огонёк лампы ударил и ему в глаза словно двумя кинжалами.
— Мои глаза пылают! — простонал он.
Лицо Эуэсина исказило страдание. Из распухших глазниц текли слезы и катились по щекам. Преодолевая приступы боли, он заговорил:
— Снежная слепота! Джейми, мы слепнем! Я должен был предвидеть это. Какими мы были дураками, что при такой погоде целый день шагали без защитных очков!
Джейми не ответил. Он втирал в свои глаза пригоршни снега в бессильном стремлении успокоить боль. Это не помогло, и в конце концов он зарылся лицом в одежду, чтобы его не касался даже слабый свет лампы.
Эуэсин понял, что означает для них эта беда, и разволновался. Он часто слыхал о снежной слепоте и даже видел одного или двух поражённых ею. Белый Огонь — так кри называют болезнь — редко случается в лесах, где деревья дают тень и смягчают ослепительный блеск снега на ярком солнце. Но на равнине Белый Огонь обжигает любого, кто не защищен от солнечных лучей, отражённых сверкающим снегом, особенно в дни, когда держится лёгкая дымка.
Эуэсин знал: единственное лекарство от этой болезни — время. Им с Джейми предстояло провести несколько дней в полной темноте, когда нет возможности даже позаботиться о себе. Мальчики попались в ловушку, уготованную солнцем, а его они всегда считали своим другом. Маленькая жировая лампа всё ещё горела, но её лучи перестали быть видимыми. Для двоих ребят мир превратился в тёмный колодец, до краёв заполненный болью.
Следующие три дня были непрерывным страшным сном. Время тянулось бесконечно медленно. Обеспокоенные странным поведением хозяев, Зуб и Эйюскимо забрались в палатку. Они скулили и лизали мальчиков, но те не отвечали на их ласку.
Наконец, доведённые голодом до крайности, собаки сорвали с саней шкуру, прикрывавшую груз, и набросились на мясо. Они наелись до отвала, а то, что не съели, разбросали по глубокому снегу.
Дрожавшие в своих меховых одеяниях мальчики не чувствовали голода. Для них было важно только одно: чтобы боль отпустила. Постепенно боль стала слабеть, и утром третьего дня Джейми забылся тревожным сном. Когда проснулся, то обнаружил, что Эуэсин передвигается по палатке.
— Джейми, я снова вижу. А как ты?
Слабый от голода и страданий, Джейми ответил:
— Вижу немножко, боль, кажется, поменьше.
Эуэсин выполз из палатки. Солнце ещё не взошло, и было совсем темно. Заслонив одной рукой глаза от морозного воздуха, Эуэсин ощупью двинулся к саням, чтобы отрезать мяса. Он добрался до них и в первый момент не мог поверить тому, что смутно различили его глаза. Вся поклажа была разворочена, а запасы драгоценного продовольствия практически исчезли!